***
— Эй, привет, — Клинт неуверенно присел рядом со спящим зверем. — Говорят, ты можешь понимать человеческую речь. Ни разу сам с тобой не говорил, представь? Сам удивлен. Он тяжело опустился на землю и сел, скрестив ноги, повертел в руках какую-то высохшую ветку и равнодушно выбросил в сторону. — Лайла тебя любила. Любит. Да черт бы побрал всю эту историю… — Бартон горько сплюнул. — Не могу даже понять, жива она или мертва. Здесь она, или ее уже давно здесь нет. Знаешь ли ты вообще, что это такое — не понимать, есть ли у тебя дочь? «Нет, не знаю, Клинт. В Красной комнате всех нас подвергли стерилизации. Не спрашивали, хотим мы того, или нет. Да мне и в голову, признаться, не приходило — хотеть. Все казалось простым и понятным. Команды, приказы. Сказали надо, будем делать. Вот так-то, Клинт. Все мои дети — и дочери, и сыновья, остались нерожденными. Даже неосмысленными», — Наташа молчала и смотрела в сторону. Она была даже рада, что Бартон не может прочитать ее мысли, хотя втайне лелеяла глупую, бессмысленную надежду. Наивно. «Идиотка», — обругала сама себя Романофф. — «Всегда была реалистом, а теперь начала мечтать о том, чему никогда не суждено сбыться? Лежи и молчи». Бартон поежился и плотно запахнул куртку. Зябкий осенний ветер по-хозяйски оглаживал двор, примятую траву, срывал с деревьев подсыхающие листья, возвещая о приходе холодов — равнодушных и неотвратимых. Такой же неотвратимой, равнодушной и зловещей была неизвестная болезнь, от которой никто так и не смог найти лекарство, если оно вообще существовало. — Нам нужно уехать. Слова Клинта прозвучали посреди полного безмолвия нехотя, будто тяжелые капли воды, падающие куда-то вглубь и разбивающиеся на дне с глухим плеском. Лиса шевельнула ухом и повернула голову. Совсем немного, но этого хватало, чтобы видеть лицо друга. — Лора говорит, что тебя нельзя выпускать в лес. Ты там не выживешь. «О, Лора ошибается. Я выживу. Но зачем?» — Купер говорит, что нужно взять тебя с собой. А я… Я бы оставил все как есть. Может быть, вернулся бы сюда после того, как Лора с Купером уедут из города на какое-то время. Но что-то мне подсказывает, что придется застрять в резиденции нашего обожаемого гения на непредсказуемый срок. И что мне делать? — лучник тяжело вздохнул и, щурясь, поднял голову, глядя на тусклое полуденное солнце. — Брать тебя с собой? В небоскреб в центре Нью-Йорка? «А вот это уже звучит гораздо интереснее. Только не говори, что ты шутишь». — Оставить тебя здесь в одиночестве мне не позволит совесть. Забавно в сущности, — Клинт криво усмехнулся. — Убить стольких, а после говорить о совести… Наверное, где-то на небе на меня сейчас заводят протокол. «На тебя и на Земле хватало заведенных протоколов. И открытых, и закрытых», — Наташа не удержалась от мысленного смешка. — «Как и на меня». — Ты отправишься с Купером и Лорой в дом ее родителей. Да, боюсь, бабушка будет не в восторге от такой идеи, но мы ее убедим, — Бартон ухмыльнулся, представляя лицо своей симпатичной, но временами чопорной и упрямой тещи. Только домашней лисы ей не хватало… — Я вернусь в башню Старка. Там от меня будет куда больше пользы. Наташа разочарованно сомкнула глаза. «А чего ты ждала? Что он чудом догадается о твоих желаниях?» — Ты не подумай. Старк меня убьет, если я притащу в его зверинец еще и тебя. Да и Куперу будет одному грустно, — Клинт словно прочитал ее мысли и резко выругался. — Дьявол! Я ведь столько раз клялся самому себе, что с этим покончено. Я мечтал больше никогда не возвращаться ни к Мстителям, ни к Старку, ни к безднам непостижимой дряни, которую всегда носит за собой их обожаемый Стрэндж. Кстати, помнится, он говорил, что ты — вместилище человеческой души. Это значит, что сейчас я говорю с кем-то мыслящим? Надеюсь, что при жизни ты была кем-то хорошим. Достойным. Уж точно достойнее, чем я. Клинт с подозрением уставился на Наташу, замер на несколько секунд, после чего отвел взгляд и резко поднялся. Лисица осталась лежать на земле там же, где и была. Теперь голос Бартона доносился откуда-то сверху и казался невообразимо далеким. Возможно, он таким и был. — Я… Я пошел. Джинджер, кажется так тебя Лайла называла? Мы вернемся. Я заберу тебя завтра и увезу к Куперу и матери. Пообещай за это время не умереть от тоски. Надеюсь, у тебя получится, потому что за себя я уже не уверен. Он круто развернулся, оставляя на опавшей листве черную прогалину, и стремительно ушел, хлопнув дверью. «Не умереть от тоски — лучший совет, который ты мог дать напоследок, Клинт. Просто лучший».***
Ночь опустилась на пустошь исполинским черным одеялом стремительно, не церемонясь. В считанные секунды очертания маленькой станции, и без того теряющиеся в теплых сумерках, слились с темнотой, и Лайлу охватила паника. Она впервые зашла так далеко — раньше ей никогда не приходилось покидать город и уходить на пустыри даже при свете дня. С наступлением ночи город, потерявший последние крупицы уюта, выглядел совсем негостеприимно, и о том, чтобы остаться где-то снаружи в темноте, за пределами ее маленькой комнаты в одном из домов, не могло идти и речи. Темнота. Она пугала и обездвиживала, лишала воли, обманывала взор смутными видениями, даже когда Лайла была уверена, что она здесь абсолютно одна. Теперь, когда она столкнулась с нежданными визитерами, природу которых так и не успела понять, к сердцу подбирались неприятные щекочущие лапки страха. Девочка вспомнила темное существо, рассыпавшееся в пепел прямо у нее на глазах. Она почему-то знала, хотя и не могла объяснить, откуда, что у существа не было ни желаний, ни мыслей, ни воли. Оно было сотворено с единственной целью — поглотить и уничтожить. Второй гость, который пришел вслед за ним, победил существо. Смог уничтожить того, кто был истребителем и пожирателем по сути своей, но почему-то не спешил нападать. По спине пробежал холодок. Лайла знала, что гость все еще где-то здесь, наверняка способен видеть сквозь тьму, наверняка наблюдает за ней, и вряд ли вообще имеет человеческую природу. Она неуверенно пошарила руками вокруг себя, но не нащупала ничего, кроме пустоты и сухих песчинок. — Если бы ты хотел меня убить, ты бы уже сделал это, верно? — Зачем мне тебя убивать? — вкрадчивый насмешливый голос прозвучал слишком близко, и Лайла подскочила, озираясь по сторонам. — Успокойся. Расправа над перепуганными детьми, попавшими в межпространственную передрягу, не входит в мои планы. Передряга, надо сказать, действительно отвратительная. Лайла, морщаясь, потерла ушибленное колено. Голос застал ее врасплох, а тяжелый булыжник попался под ноги крайне некстати. — Ты хозяин этого места? Если да, покажись. Я не успела тебя рассмотреть. — Я? Хозяин? — Локи расхохотался и наконец, отсмеявшись, перевел дыхание. — Я здесь такой же хозяин, как и ты. Никакой. Но имеющий чуть больше привилегий и парочку ключей от секретных дверей. Ключи. Двери. Слишком непонятно. Лайла вздохнула и тихо произнесла: — Ты можешь вернуть меня домой? Ответом была тишина, густая и позвякивающая в ушах. Вполне возможно, она просто сошла с ума от одиночества и страха, и теперь разговаривала сама с собой. — Нет. Не могу. Ни тебя, ни себя самого, ни кого-либо другого из вас. — Из нас? — от удивления Лайла даже забыла о мыслях о собственном безумии. — Нас много? — Уж поверь, хватает. Этот мир для каждого припас уютное гнездышко вроде твоего, только вот что-то не вижу, чтобы ты плясала от радости, — Локи хмуро провел рукой над головой, и темноту прорезало неяркое свечение. — Хотела посмотреть — вот, смотри. А когда насмотришься, предлагаю двигать отсюда, и побыстрее. Одну тварь мне удалось убить, но боюсь, что вскоре нас навестят ее многочисленные друзья и собратья. Хочешь с ними встретиться? Лайла молча помотала головой, разглядывая незнакомца, сидящего перед ней на камнях. Он удерживал в ладонях небольшой фосфоресцирующий шар, окутанный бледно-голубой дымкой. Внутри шара что-то переливалось, возникло непреодолимое желание потрогать странную субстанцию, но Лайла себя пересилила. Не стоило делать лишних движений, не стоило задавать лишних вопросов. Ее собеседник не выглядел опасным, но она догадывалась, что впечатление может быть обманчивым. Все детские сказки, на которых она выросла, учили не доверять собственным глазам. За добродушной старушкой может скрываться злобная ведьма, за симпатичным принцем — убийца, прячущий своих жертв в погребе лесной хижины. Кто скрывался за лицом этого мужчины, выглядящего вполне по-человечески, хоть и странно одетого, представить было решительно невозможно. Он в равной степени мог оказаться и добрым волшебником, и безжалостным линчевателем. Проверять не хотелось, и девочка решила придерживаться осторожного нейтралитета. Локи расценил ее молчание как согласие, встал и махнул рукой в приглашающем жесте. Окутанный голубым светом, он больше напоминал призрака, чем человека. — Предлагаю взаимовыгодное сотрудничество, — он широко улыбнулся. — Ты показываешь, где тут можно переночевать, а я помогаю тебе не свернуть шею по дороге. Как я вижу, уличного освещения местные архитекторы не предусмотрели. Лайла прыснула. Каким бы опасным ни казался этот человек, с ним было хотя бы весело. Это многого стоило после того, как она всерьез начала опасаться умереть со скуки в пустоте и тишине, запертая в собственном сновидении. Оказавшись в доме, Локи сомкнул ладони, и от импровизированной светящейся дымки не осталось и следа. Нужды в освещении больше не было — комнату заливал желтый свет от совершенно заурядной электрической лампы, притулившейся на комоде. Лайла забралась с ногами в большое темно-красное кресло с массивными деревянными ножками и с недоверием посмотрела на своего спутника, а потом перевела взгляд на низкий журнальный столик у окна. Обычно именно там она находила тарелки с обедом и ужином, и сейчас ею управляло любопытство — едва ступив на первую ступеньку лестницы, ведущей в дом, Лайла мучительно гадала, сколько тарелок она увидит, вернувшись в комнату. Если мыслить логически, у этого места не было никакого резона кормить кого-то кроме собственной пленницы. Но что, если гостя оно посчитало таким же узником, и теперь ему тоже полагается своя порция тюремного пайка? Тьфу, что за мысли лезут… Девочка уставилась на столик и разочарованно вздохнула. Одна тарелка, один стакан. Кажется, какая-то каша. Пара яблок в стеклянной вазе, поджаренный хлеб. Ничего нового. Выходит, гость был вовсе не узником. Лайла была уверена в том, что дом знал о его присутствии, но пока не подавал виду. Локи тем временем со свойским видом подошел к столу, изучил содержимое и откусил от тоста большой кусок. — С шоколадной пастой, — заметил он невнятно с набитым ртом. — Ореховая. Давно такого не ел. Не возражаешь? Лайла отрицательно мотнула головой. Интересно, может ли быть опасным субъект, который любит тосты с шоколадной пастой? — Мне уже осточертела эта еда. Если ты голодный, можешь забирать хоть все сразу. Локи ковырнул ложкой субстанцию жизнерадостного оранжевого цвета и презрительно отставил тарелку в сторону. — Тут случайно птички не водятся? Пусть сами едят свое проклятое пшено. За попытку накормить этим нормальных живых людей я бы вводил самые жестокие наказания, — он сморщился, после чего с удовольствием дожевал тост и добавил: — хотя, называть себя человеком было бы довольно опрометчиво с моей стороны. — И кто же ты тогда? — Лайлу давно подмывало задать этот вопрос, но она придерживалась своего импровизированного спонтанного плана — лишние вопросы могли оказаться чреваты нежелательными последствиями, а ей и так хватило приключений. Теперь же незнакомец сам завел разговор, а значит… — Бог, — Локи пожал плечами. — И поверь, я хочу находиться здесь не больше твоего. — Бог? — девочка с непониманием воззрилась на него из глубины кресла. — Бабушка часто пугала нас с братом божьей карой, когда мы не слушались. Ты не похож на него. — О нет, девочка, за тем богом мне не угнаться, — он снова рассмеялся и, казалось, испытывал подлинное удовольствие от беседы. — Куда мне… Ваше божество совершенно не в моем вкусе. Полностью лишено чувства юмора, помешано на соблюдении правил, о смысле которых давным-давно все позабыли… Может быть, оно годится для того, чтобы пугать непослушных детей, да и взрослых заодно. Я — точно нет. Скорее наоборот. — Выходит, ты бог для непослушных детей? — Лайла хитро сощурилась. — Это звучит куда интереснее. Только что ты здесь делаешь в таком случае? — Умная девочка, — Локи лениво развалился на диване. — Почти угадала. Но в этом, с твоего позволения, «здесь» я хочу провести как можно меньше времени. Та милая зверушка, которую я сюда приволок — помнишь ее? Лайла кивнула. Забыть было сложно, а на пальцах все еще мерещились следы маслянистой пыли. — Паршивые твари. И место паршивое. Не в обиду, вдруг ты полюбила этот милый городок так, что не хочешь его покидать… — Хочу! — поспешно прервала его Лайла. — Смертельно хочу. Здесь скучно. Здесь страшно. Я устала. Раньше отсюда был выход, но его больше нет, и теперь я не знаю, как попасть назад. Родители с ума сходят, и я скучаю по брату. И по Джинджер. Она внезапно замолчала и всхлипнула. Бог или не бог — в сущности, это не имело никакого значения, если он мог вывести ее из города. Неважно, куда. Главное — больше никогда не видеть эти осточертевшие пряничные крыши и пустую площадь с вечно сухим фонтаном. — Ну раз так, не вижу никакого смысла здесь проводить ночь, — Локи щелчком отправил ложку, испачканную в каше, в дальний угол. Она глухо стукнулась об стену и закатилась под комод. — Еще немного, и твое убежище будет кишмя кишеть черными паршивцами. Они ничего не имеют против тебя, более того — ты для них ценнейший товар, но они крайне недовольны моим появлением… Кстати, кто такая Джинджер? Последний вопрос он задавал уже на ходу, открывая дверь комнаты и сотворяя из воздуха новый светящийся шар. На улице по-прежнему царила непроглядная тьма. — Джинджер? Наша лиса. Красивая такая, — Лайла провела ладонью по воздуху, словно погладила невидимого зверя. — Когда приезжали папины друзья, один из них сказал, что она не так проста, и что в ней скрывается человеческая душа. Высокий такой, странно одетый, в красном плаще. Папа говорил, что он доктор, но не слишком-то он был похож на доктора. Локи сбился с шага и затормозил, приподнимая шар на ладони и пропуская девочку вперед. — А кто еще был… среди папиных друзей? Кроме доктора? — Их несколько было, — охотно ответила Лайла, прыгая по ступенькам. — И дочка мистера Старка с ручным волком. Представляешь, настоящий волк. И они с Джинджер беседовали — могу поклясться, что беседовали! Папа говорит, что у меня разыгралось воображение, но мы-то с Морган точно знали, что это правда. — Ты — дочь Клинта Бартона, — Локи остановился посредине холла прямо перед входной дверью. — Дочь Клинта Бартона. Хель пойми, что творится!.. — Что-то не так? — девочка непонимающе обернулась. — Да, меня зовут Лайла Бартон… — Мы с тобой, выходит, уже знакомы, — усмехнулся Локи. — Только теперь тот волк, который нанес вам визит, мало отличается от коврика в спальне моего дорогого и любимого брата. Надеюсь, бедного зверя постигла не такая печальная участь, иначе мне некуда будет возвращаться. Быть ковриком — это, знаешь ли, не то, о чем я всю жизнь мечтал. Дочь стрелка была последним человеком, которого он ожидал увидеть, вырываясь из лап чистильщиков на ветреной дороге в сновидении Морган. Бывшем сновидении. Это место давно перестало быть иллюзорным и стало вполне материальным. Теперь, напитавшись жизнью и плотоядно сглатывая, оно не имело цели присниться, нет. Оно имело цель населить себя. Мир уже был живым, и ему не хватало полноценных обитателей. Их было слишком мало. «Пока… До поры до времени», — неслышно шелестело в ушах Локи незримое послание, и в такие моменты ему хотелось выжечь дотла не только землю, по которой он ступал, но и воздух, щекочущий ушные раковины издевательским шепотом. Он обернулся. Девочка стояла, сложив руки на груди, посреди узкого темного переулка, переступая с ноги на ногу. Легкий летний сарафан не защищал от ночной прохлады, и Лайла ежилась от холода. Она поймала взгляд Локи и постучала согнутым пальцем по водосточной трубе. — Она была здесь. Дверь. Отсюда я всегда могла вернуться домой. — Была, — Локи кивнул. — А теперь нет. Но есть другая. — И куда мы попадем? — Лайла наклонила голову, вглядываясь в светящийся шарик, сияющий в темноте. — Понятия не имею, — откликнулся Локи. — Но там точно будет лучше, чем здесь. Возможно, твой человеческий слух для этого слабоват, но могу уверить, что наши кровожадные друзья скоро прибудут, и я не советую оказываться у них на пути. Лайла пожала плечами, вспоминая черную пыль и окровавленные ладони своего нового знакомого в тот самый вечер, когда он впервые появился на пустоши. — Но ведь ты однажды оказался. И выжил. — Мне повезло, — резко ответил Локи, скрипнув зубами. — Не больше и не меньше. И я не уверен, что повезет снова, а проверять не имею ни малейшего желания. Ну так что, ты идешь, или остаешься знакомиться? — Не ори на меня, — мрачно проговорила девочка, подходя ближе и вступая в круг света. — Иначе я не посмотрю на то, что ты бог. И еще неизвестно, не сидит ли какой-нибудь другой бог в моей лисе, которая осталась дома. Ему найдется, что тебе сказать. «О да, ей найдется, что мне сказать», — Локи улыбнулся сам себе. — «Уже нашлось». В голове мелькнула шальная мысль и тут же съежилась. Да нет, слишком безумно. А может быть, наоборот, именно такое безумие ему сейчас и требовалось? То, чего никто не ждет? Локи покосился на Лайлу. — Тебе этот городок дорог, как память? — Эээ… — девочка замешкалась, — вообще-то нет. Честно говоря, я бы многое отдала, чтобы вообще больше никогда его не видеть. В печенках засел. — Вот и отлично, — он обрадовался. — В таком случае мы напоследок устроим небольшое изменение климата. Холодновато здесь, согласись… Лайла не успела ни кивнуть, ни понять, что происходит, когда козырьки крыш вспыхнули дорожками пламени. Огненные языки легко, словно изучая пространство, скользнули вдоль печных труб, из которых никогда не выходил дым, облизали декоративную лепнину, перекинулись на фасады и оконные переплеты. Несколько секунд, и аккуратный игрушечный квартал в форме правильной шестиконечной звезды охватило пламя. Огонь пожирал обивку диванов, разъедал жизнерадостные ультрамариновые портьеры в комнате, где жила Лайла, выжигал дотла остатки пищи на ненавистных тарелках. Стекла лопались с тонким мелодичным звоном, издалека напоминающим человеческие голоса, и от этого звука волосы вставали дыбом. Когда здания пали, и стена огня начала пожирать мостовую, в переулке уже никого не было.***
Тони не ждал гостей. Признаться, после последнего визита своего материального воплощения он вообще никого и ничего не ждал, догадываясь, что его срок уже отмерен. Только стаи черных крылатых соглядатаев, уже ставшие привычными, время от времени наведывались, молча выписывая концентрические круги над заброшенной станцией и вновь исчезая. Время от времени ему казалось, что двойник прав, и он — всего лишь копия, побочный эффект, причуда временного коллапса. Если так, что ж — ему не так обидно будет исчезнуть. Размышления прервал шум, совершенно не похожий на тихий шорох, с которым прилетала стая. Звуки были откровенно безобразными, как будто кто-то решил разнести ко всем чертям витрину забегаловки и зачем-то выбрал для погрома самое неудачное место на задворках вселенной. Тони вышел на улицу и непонимающе уставился на разбитое стекло. Вывеска кафе свисала на проводах, жалобно мигая вразнобой неоновыми огоньками и слегка потрескивая. В центре всей этой вакханалии сидел Локи, в локоть которого вцепилась какая-то незнакомая девчонка с остекленевшим взглядом. На секунду ему показалось, что этот чертов нарушитель спокойствия приволок сюда его собственную дочь, но девочка явно была старше. Старк ошарашенно приблизился к новоприбывшим. Локи поднял глаза и рассмеялся. Вид у него был совершенно безумный, а от одежды почему-то пахло гарью. — Вообще-то наш путь лежал не сюда, но… Как дела? Тони сел на землю и закрыл глаза. Кажется, в скором времени ничего не кончится, а он только начал свыкаться с этой мыслью…