Альберт и Инес

Тошинори Яги, которому было «лучше не думать сколько» лет, достиг той точки, когда ему было наплевать на первые впечатления в основном по двум причинам. Во-первых, он не доверял поспешным суждениям, поскольку жизнь научила его тому, что не все то, чем кажется на первый взгляд, иногда даже в буквальном смысле. Серьезно, кто бы мог подумать, что нечто похожее на стиральную машину на самом деле окажется человеком? Во-вторых, его шансы произвести хорошее первое впечатление были резко уменьшены (полностью уничтожены) несколько лет назад из-за полученной на работе травмы, поэтому он научился не обращать внимание на то, что люди думают, а иногда и произносят вслух при встрече с ним. Однако в тот судьбоносный день, в разгар того или иного сезона, впервые за столько лет его безразличное отношение к первым впечатлениям было подвергнуто испытанию. Но понял он это лишь после одного «мокрого» инцидента, когда ему пришлось встать между летящим по воздуху подносом, полным горячих напитков, который официантка невольно отбросила от себя, испугавшись только что оторвавшего себе голову ребенка (полезная причуда, если вам надоело слушать человека) и маленькой испуганной женщиной, которую вот-вот окатит душ капучино. Поступил он так, конечно же, по привычке. Нельзя проработать героем всю свою жизнь и молча наблюдать за предстоящей катастрофой, разворачивающейся перед вашими глазами, даже если вы знаете, что, учитывая ваше текущее «состояние» и тот факт, что вы держите от общественности тайну своей геройской личности, вам придется бесцеремонно рухнуть на пол, чтобы спасти всех, кроме себя самого. Но, честно говоря, спасение самого себя никогда не было одним из главных приоритетов Тошинори. И именно тогда, лежа в луже ароматно пахнущего кофе, Тошинори Яги, которому было «никогда не ожидал достичь такого числа» лет, впервые за долгое, долгое время подумал, что он был бы не прочь произвести хорошее первое впечатление, хотя бы раз. Может быть потому, что он случайно ударился головой, прикрывая собой женщину и ловя в воздухе все пять керамических кружек, или может быть потому, что он устал и хотел отоспаться после долгого рабочего дня, но встревоженное лицо женщины, тщетно пытавшейся оттереть его одной бумажной салфеткой, задело какие-то струны его души, и Тошинори подумал, что ему еще никогда не доводилось с таким сталкиваться. Женщина была маленькой, хотя он не мог сказать это наверняка, учитывая его положение и тот факт, что она сидела рядом с ним на коленях. У нее было почти идеально круглое лицо, прекрасные зеленые глаза и волосы более глубокого оттенка того же цвета. Было что-то завораживающее в упорстве, с которым женщина вытирала его вымокшей насквозь салфеткой, с которой стекала теплая смесь кофеина. Тошинори неожиданно обнаружил, что наслаждается таким вниманием. Когда официантка, наконец, вернулась и всучила женщине огромный рулон бумажных полотенец, он увидел огонь, горящий в ее зеленых глазах — его сухость стала ее основной миссией. Ей потребовалось еще несколько минут (и много бумажных полотенец), чтобы достичь того уровня сухости, который она сочла приемлемым, позволив ему, наконец, подняться на ноги. — Вы в порядке? — спросила зеленоволосая женщина, вставая и поправляя юбку. Она едва доставала ему до груди и выглядела очень мягкой — Тошинори с трудом подавил желание ткнуть пальцем ей в щеки, чтобы проверить, действительно ли они такие мягкие, какими кажутся. Проведя рукой по волосам и со скрытым ужасом заметив, что они немного влажные и липкие, он попытался убедить ее, что с ним все в порядке. Он планировал сказать что-нибудь крутое, может даже с невозмутимым выражением лица напустить немного таинственности. Сказать что-то вроде: «Послушайте, я знаю, что только что искупался в кофейных напитках, у которых еще и цена завышена, но позвольте вас заверить, я совершенно нормальный человек и обычно так не поступаю». В конечном итоге он просто кивнул и показал ей большой палец. Что, в ретроспективе, было не так уж и круто, но по крайней мере не переходило грань приличия. До тех пор, пока он не почувствовал, как несколько капелек крови стекают по его подбородку и приземляются на его и без того безнадежно испорченную, некогда белую, а теперь уже бежевую футболку.