Альберт и Инес

Тошинори Яги, которому было «клянусь, на днях мне исполнилось двадцать пять» лет, несмотря на свою промокшую одежду, сидел с довольным видом перед женщиной, которую он более или менее спас и которая представилась как Инко Мидория. Она пригласила его выпить в знак благодарности за спасение, и он с радостью согласился, успешно игнорируя тот факт, что начал покрываться коркой в своей влажной футболке. Сначала их разговор ни к чему не привел. Инко была застенчивой и сдержанной (и, вероятно, побаивалась, что он может умереть в любой момент). Женщина чувствовала себя настолько виноватой, что без конца повторяла «спасибо» и «мне жаль». С другой стороны, Тошинори понятия не имел, как правильно начать разговор, не связанный с героями и работой. «Ты напоминаешь мне мою покойную наставницу» — не самое удачное начало разговора, к тому же он все равно будет связан с героизмом, поэтому мужчина просто кивнул ей и продолжил попивать чай. Однако все изменилось, когда она спросила, не использовал ли он свою причуду, чтобы поймать в воздухе все кружки. Тошинори не мог рисковать, позволив ей задавать вопросы о природе его причуды, поэтому сказал, что всему виной удачная комбинация хороших рефлексов и чистой случайности, потому что на самом деле у него нет причуды (технически он не соврал, а просто переосмыслил правду). Казалось, что-то щелкнуло в ней после его слов, потому что Инко тут же стала более разговорчивой. Оказалось, это потому, что у ее сына тоже нет причуды, и она отчаянно хотела поговорить об этом с кем-то, кто смог бы ее понять. Он не мог винить ее за это. Когда она впервые упомянула о сыне, Тошинори инстинктивно поискал глазами кольцо на ее руке, которого там не оказалось. По какой-то странной причине, неизвестной самому Тошинори, отсутствие обручального кольца зажгло в нем небольшую, совсем крошечную надежду. Он предпочел не знать, что стало тому причиной, потому что чувство это было слегка пугающим. Когда Инко упомянула, что именно из-за отсутствия у ее сына причуды ее бывший муж бросил ее много лет назад, он почувствовал, что в его груди вспыхнула крохотная надежда. И это его сильно испугало. Он также почувствовал небольшое отвращение к жизненным приоритетам ее бывшего мужа, но затем Инко широко и сердечно улыбнулась, хваля своего сына за то, что он вырос таким хорошим мальчиком и без отцовской фигуры, поскольку она больше не заводила новых отношений, и это заставило его полностью забыть о том, насколько милой она была и понять, что живется ей, скорее всего, довольно одиноко. Может потому, что эта женщина была всем тем, чем он не был: маленькой, мягкой и здоровой, излучающей то, что можно было определить только как нормальность, или, может быть, потому, что она продолжала говорить о своей обычной, очень гражданской и абсолютно не героической жизни, что было музыкой для его усталых ушей, Тошинори полностью наслаждался присутствием Инко. Рядом с ней он чувствовал себя до странности непринужденно, словно ее мягкость не ограничивалась округлыми чертами лица, а распространялась на весь ее характер и могла каким-то образом смягчить острые грани его разума. Тошинори поймал себя на том, что полностью увлечен ее рассказом, что кивает и слушает, чуть ли не крадет и заново переживает те кусочки жизни, которыми она с ним поделилась. В тот момент ее больше всего волновало то, что ее сына дразнят в школе из-за его беспричудности, и она понятия не имела, как ему помочь, не сделав еще хуже. Инко вся обратилась во внимание, когда он дал ей несколько подсказок для того, чтобы она могла решить этот вопрос, даже если это был всего лишь распространенный совет, смешанный с парочкой старых воспоминаний и чувств. По правде говоря, она, вероятнее всего, была более осведомлена в данной области, чем он сам, но Тошинори по опыту знал, что иногда человеку просто необходимо, чтобы кто-нибудь другой сказал ему то, что он уже знает. И, возможно, услышать это от кого-то другого было именно тем, что нужно ее ребенку. И Тошинори волей-неволей задумался о том, что именно он может стать этим кем-то. Он мог бы встретиться и немного поговорить с ее сыном, который, по-видимому, был увлечен героями (особенно Всемогущим), возможно даже немного обучить его, чтобы придать мальчику достаточно уверенности для того, чтобы игнорировать насмешки в свою сторону, и если он окажется подающим надежды, то он мог бы… мужчина покачал головой и сосредоточился на Инко и на том, что она говорила. Он, конечно же, знал, что такая роскошь, как романтические отношения, была совершенно ему недоступна. В конце концов, он едва мог позволить себе вступить в серьезные отношения, и, кроме того, он сильно сомневался, что интересует Инко в этом плане (особенно после того, как она увидела капающую из его рта кровь). Но в последнее время все — а под всеми имелись в виду Наомаса, Исцеляющая Девочка и Незу, которые составляли весь список «недавних вызовов» в его телефоне, — говорили, что ему нужно познакомиться с новыми людьми и завести друзей, возможно, вне работы, и, возможно, они не так уж и ошибались. Однако завести знакомство было непросто. А с обычным, маленьким и симпатичным гражданским вроде Инко дело обстояло еще хуже. Должен ли он быть искренним с ней? Конечно же да. Строить отношения — совершенно любые — на лжи, даже если это всего лишь невысказанная правда, было не совсем разумно. Но у него не было выбора, так как быть абсолютно искренним означало подвергнуть ее целому ряду потенциальных опасностей, которые он даже не хотел начинать перечислять. Может быть, его мысли были слегка негативными, а ум слишком пылким и встревоженным, но достаточно было произнести всего одну фразу в неподходящее время и в неподходящем месте, чтобы поставить ее в затруднительное (смертельное) положение. На протяжении многих лет Тошинори неплохо справлялся, почти не общаясь с другими людьми и обычно мало с ними взаимодействуя, да и то это были только про-герои. Единственным исключением был Наомаса, но то, что он был офицером полиции, означало, что он ежедневно рисковал своей жизнью и был обучен иметь дело с определенным типом людей. Заботливая, нежная мать — совсем другое дело. Если он действительно хочет узнать ее получше и завести с ней какие-нибудь отношения, ему придется смириться с тем, что придется солгать, или, еще лучше, художественно переиначить правду, ровно настолько, чтобы обезопасить ее. — Вы уверены, что не хотите, чтобы я заплатила за чистку вашей рубашки? — спросила Инко в четвертый или пятый раз. — Все в порядке, — сказал Тошинори. — У меня есть еще. Он улыбнулся скорее для того, чтобы не расплакаться из-за своих несуществующих навыков общения. — Ну что ж, — сказала Инко, глядя на экран своего телефона, — думаю, я и так уже достаточно вас задержала, не правда ли? И вы действительно уверены, что не хотите, чтобы я постирала?.. Тошинори остановил ее, еще раз заверив, что ей абсолютно не о чем беспокоиться. — Ладно, ладно, — сказала она. — Тогда… спасибо. За то, что выслушали и дали совет. Кстати, вы знаете, как удалить кофейные пятна с одежды? Он собирался было ответить, что удалит кофейные пятна (и пятна крови, о которых она тактично не упомянула) выкинув рубашку, но что-то в глазах Инко подсказало ему, что она не потерпит такого расточительства, поэтому он просто покачал головой. — Вам понадобится моющее для посуды, не для белья, уксус и… — Инко замолчала и начала рыться в сумочке. — Позвольте я вам запишу. Она рылась в сумочке, пока не отыскала листок бумаги, пустой с одной стороны и с напечатанным текстом на другой, пробормотав, что на подобные случаи ей нужно начать носить с собой блокнот или что-то в этом роде. Она быстро набросала на белой стороне все необходимые действия, чтобы вернуть его рубашку из страны мусорных корзин, пока он молча за ней наблюдал. — Вот, это вам, — сказала женщина после того, как закончила. Она протянула ему кусочек бумаги и встала из-за стола. Собрав все свои вещи, она еще раз поблагодарила его, несколько раз извинилась, попыталась еще раз предложить оплатить химчистку, и, наконец, поклонившись, ушла, оставив его одного за столом. Тошинори некоторое время смотрел на оставленную ему инструкцию, приметив то, как аккуратно Инко пишет: ее иероглифы были маленькими и милыми, как и она сама. Это не то же самое, что получить ее номер телефона, но, по крайней мере… дерьмо, подумал Тошинори. Он знал ее имя, но никак не мог с ней связаться. Конечно, он мог бы немного напрячь Наомасу, чтобы тот все о ней разузнал, начиная с адреса и заканчивая штрафом за просроченные книги (он не мог себе представить, что она способна на какое-либо другое преступление), и он был совершенно уверен, что, если поспешит, то все еще сможет проследить за ней, чтобы разузнать, где она живет, но оба варианта слишком уж походили на преследование, а он не был большим поклонником преследований. Он снова посмотрел на листок бумаги и перевернул его. Культурный Центр Мусутафу — Кондитерские Курсы! Это было похоже на флаер, рекламирующий уроки кулинарии. «Пожалуйста, заполните форму и принесите ее на стойку регистрации». Регистрационную форму он так и не нашел. При дальнейшем осмотре Тошинори заметил, что нижняя часть листка была аккуратно оторвана. По-видимому, первый урок начинается завтра. Ну, это как ткнуть пальцем в небо, если честно, но, по крайней мере, он не занимается преследованием… верно?