Вернуть и вернуться

Запах крови ни на что не похож. Он имеет свой собственный неповторимый вкус, медленно оседающий в горле словно пыльца ядовитых растений. Он остро чувствуется во рту холодной сталью, будто тонкое лезвие меча, касающееся языка и упирающееся острым концом в глотку. От него трудно избавиться, невозможно игнорировать, и, кажется, что пары́ этой горячей субстанции дурманят разум не хуже самого крепкого вина. Если вдохнул один раз — уже никогда не забудешь это тошнотворное, вязкое чувство в груди. И Лань Ванцзи, как ни старался, не мог забыть запах крови Вэй Ина. Она была везде: на его одеждах, на его волосах, на его руках и даже на его лице. Он стоял в центре ветхой лачуги, некогда принадлежавшей торговцу тканей, и чувствовал, как кровавый след обжигает щёку там, где Вэй Ин случайно коснулся его, когда они спешно убирались с поля боя, поддерживая друг друга. Он не мог сдвинуться с места. На тело жадно набрасывалась усталость, но он не мог позволить себе даже присесть: внутренности скручивало в узел от каждого хриплого вздоха. — Ла-лань Чжань… что ты здесь делаешь? — Вэй Ин закашлялся, когда молодая целительница из Ордена Ланьлин Цзинь влила ему в рот крововостанавливающее снадобье. — Тебе… тебе лучше отдохнуть… твоя рука… — он поморщился, опустив мутный взгляд на окровавленную кисть Лань Ванцзи. — Не разговаривай, — мрачно сказал тот и бесшумно присел на самый край его кровати в изножье. Он сделал это не потому, что хотел быть ближе к Вэй Ину, здесь попросту больше негде было сесть. Старая узкая кровать и стол с обрубленным краем — это всё, что осталось из чужого убранства некогда жилого дома. Всё, что осталось от жизни, которую забрала война. С тех пор как Аннигиляция Солнца начала свой освободительный поход к свержению тирана, она неизменно тянула за собой кровавый след из множества мелких деревень и селений, которые за считанные дни превращались в военные лагеря заклинателей и могильные курганы для тех, кого свергали в бою. Земля и Небо в одночасье окрасились в бордовые тона, и в центре этого красного зарева — Вэй Ин. С флейтой в руках и яростным, выжигающим взглядом, таким бездонным и чёрным, что Лань Ванцзи казалось — он спалит его сердце дотла. Сейчас Вэй Ин смотрел на него почти как всегда: с лёгкой улыбкой и слегка виноватым выражением лица. Он пытался шутить и кокетничать, пока целительница обрабатывала его раны, краснея от такого откровенного проявления внимания. Он был почти прежним, и этот бешеный контраст душил Лань Ванцзи холодными руками. — Вэй Усянь! Какого демона ты вытворяешь?! — оглушающий крик главы Ордена Цзян заставил молодую заклинательницу вздрогнуть и округлить глаза. Она присела прямо на колени перед Лань Ванцзи и принялась аккуратно разматывать с его предплечья защитную ткань, сжавшись под криками разъярённого заклинателя. — Цзян Чэн, совсем не обязательно так орать… — Вэй Ин глубоко вдохнул и положил ладонь себе на грудь, поджав губы. Ещё несколько минут назад всё его лицо было покрыто кровавыми подтёками и брызгами, но целительница хорошо о нём позаботилась — на снежно-белой коже осталось лишь несколько неглубоких царапин и рана в уголке рта. — Когда ты научишься следовать моим приказам, мать твою? — всё больше распалялся Цзян Ваньинь, сжимая кулаки и стреляя короткими искрами Цзыдяня. — Ты собрался сдохнуть? Если так, то пойди и сдохни на дне какого-нибудь забытого Небесами озера, чтобы я этого не видел! — Цзян Чэн, ты забываешься. Главе Ордена не положено… — Не рассказывай мне, что положено Главе Ордена! — Цзян Ваньинь скривил губы и сделал небольшой шаг вперёд. Его фиолетовые одежды были располосованы багряными разводами и грязью, а волосы растрепались так, что лента едва удерживала их на месте. На сапогах блестела не успевшая высохнуть кровь, и дышал он так громко и яростно, что, казалось, будто он рвал кого-то в клочья голыми руками прямо за хилой стеной этого покосившегося дома. — Тебе в первую очередь положено подчиняться моему слову, а не бросаться как чёртов сумасшедший в толпу врага! — Я делаю всё, что могу, — сквозь зубы проговорил Вэй Ин. Улыбка медленно сошла с его лица, делая его уставшие глаза почти скорбными. — Если бы я не бросался в толпу врага, то мы бы никогда… — Закрой рот! — рявкнул Цзян Ваньинь. — Может, мне отправить тебя под конвоем в Пристань Лотоса и посадить на неделю в Храм Предков за неподчинение приказам? Только посмотри на него! — он выставил вперёд руку, в которой сжимал меч, указывая ножнами на Лань Ванцзи. — Если Ханьгуан-цзюнь умрёт во время очередного сражения, пытаясь спасти твою неблагодарную шкуру, как я должен буду объясняться перед Цзеу-цзюнем? Что мы должны будем с ним делать, если вы двое сдохнете, только потому что тебе захотелось выиграть эту войну в одиночку? Какого чёрта мы тогда все здесь делаем, Вэй Усянь? Лань Ванцзи не разделял подобный способ ведения беседы молодого господина Цзян, но касательно сути он был с ним абсолютно солидарен. Враг неустанно окружал, давя численным преимуществом, и Вэй Ин, по обыкновению, решил разобраться с этим самостоятельно несмотря на приказ срочно отступать. Он один, вооружившись лишь флейтой и десятком низкоуровневых мертвецов, принялся отвлекать на себя прибывшее подкрепление и оказался загнан в ловушку. С тех пор как силы сопротивления резко возросли благодаря способностям Вэй Усяня, псы из клана Вэнь сделали его своей главной целью и почти в каждом сражении бросали все основные силы прямо на него. В этот раз Ванцзи едва успел к нему на подмогу. К тому моменту как ему наконец удалось расчистить себе пусть мелодией гуциня, у Вэй Ина уже была сломана нога, а за спиной торчал оперённый кончик стрелы. Но он всё равно продолжал играть на Чэньцин. — Я не отвечаю за решения других, — после довольно продолжительной паузы и молчаливого обмена колкостями Вэй Ин скосил на Лань Ванцзи короткий взгляд и очень быстро отвернулся. — И нам не стоит обсуждать это здесь. — А где мне ещё прикажешь это обсуждать? Пока ты роешься в могилах или бросаешься на смерть, ни у кого не спросив? Если ты такой весь из себя самостоятельный герой, то зачем вообще держишь его и меня возле себя? Отрекись от Ордена и дело с концом! Лицо Вэй Ина резко и стремительно обрело пепельный оттенок, и он даже присел на постели, потупив взгляд. — О чём ты говоришь? — совсем тихо спросил он. Лань Ванцзи вдруг почувствовал, как его руки коснулась прохладная мазь, и только тогда вспомнил о присутствии стороннего наблюдателя. Девушка не смотрела ни на него, ни на других, быстро и аккуратно выполняя свою работу. Она втёрла мазь в глубокую рану на его предплечье и ловко наложила плотные бинты, тут же пропитавшиеся каплями крови. С горящими ушами и слегка напуганным лицом целительница спешно поклонилась заклинателям и юркнула в дверь позади Цзян Ваньиня, стараясь лишний раз не касаться его и даже не смотреть. — Опять делаешь вид, что ничего не помнишь, Вэй Усянь? — злорадно продолжил господин Цзян, едва свидетель этого странного разговора ступил наружу. — Ты отдал ему свой колокольчик, думаешь, я не знаю, почему? Слова звоном зависли в воздухе, и Лань Ванцзи явственно ощутил, как холодеет затылок. Левую руку моментально прострелило острой болью, когда он неосознанно с силой сжал кулаки. Воспоминания обрушились на него тяжёлым водопадом, и он утонул в них на целое мгновение, видя перед собой лишь хитрое выражение лица Вэй Ина и проворачивая в голове его последние слова. — Ты можешь делать из меня дурака, но подумай хотя бы о своём драгоценном Лань Чжане, — уже гораздо спокойнее заговорил Цзян Чэн, тяжко выдохнув в конце фразы. — Каждый раз, когда ты пытаешься сдохнуть и кидаешься в толпу разъярённых Вэней, у него такое лицо, как будто ты уже умер, — он сделал паузу и окинул своего брата таким разочарованным взглядом, что Лань Ванцзи тут же захотелось загородить его собой. Он продолжал молчать и сверлить Главу Ордена Цзян ледяным взглядом, но тот оказался абсолютно невосприимчив к его молчаливым упрёкам. — И это не мои слова, — в конце концов тихо добавил Цзян Чэн, отвернувшись ко входу и больше не глядя на них. — Глава Ордена Лань не переживёт, если его младший брат умрёт за моего. И он вышел, не издав ни единого звука, как будто это вовсе не он несколько минут назад ворвался в эту лачугу, заставляя своим криком дрожать хрупкие стены. Несмотря на то, что Цзян Ваньинь был груб и резок, он всё же не позволил себе каким-либо образом оскорбить или упрекнуть Лань Ванцзи, но тот всё равно чувствовал заливающий горло стыд, перемешанный с болью. Дело было не в том, что кто-то посторонний узнал о его чувствах, а в том, что с того самого дня как они попрощались в Облачных Глубинах, Вэй Ин больше никогда не поднимал эту тему. После возвращения с Горы Мёртвых Вэй Ин сильно изменился, и их отношения стали натянуты, но даже в те дни, когда не было сражений, и они могли просто о чём-нибудь поговорить или провести немного времени вместе, не обсуждая военные действия, он старательно избегал Лань Ванцзи или привычно отшучивался без всяких намёков. Он вёл себя так, будто той ночи в холодных источниках никогда не было. Лань Ванцзи понял, что слишком сильно сжимает челюсть, когда зубы стали ныть и отдавать болью в виски. Ему нужно было срочно уйти, но он не мог поднять себя с места, прикованный собственным стыдом. Внутри груди всё как будто закаменело и своим невыносимым весом тянуло его к земле, но больше всего на свете его тянуло к Вэй Ину. И он уже ничего не мог с этим сделать. Он поднялся, не ощущая собственных ног, и старые половицы глухо скрипнули под подошвами его сапог. — Прости, — хрипло раздалось за спиной, и Вэй Ин не имел ни малейшего понятия, как хотел в этот момент Лань Ванцзи коснуться рукой его лица и просто утешить. — Прости меня. — Не нужно извиняться, — не оборачиваясь, сказал Ванцзи ровным тоном. — Прости… я не должен был… я… я клянусь, я ничего и никому не говорил, я просто… — Я знаю. — Цзян Чэн постоянно спрашивал про этот колокольчик, но я не думал, что он может о чём-то догадаться, это моя вина. — Вэй Ин вздохнул, и Ванцзи прикрыл глаза, прислушиваясь к каждому движению за спиной. — Не нужно было тебе его давать. Прости. — Тебе не нужно передо мной извиняться, — отчеканил Лань Ванцзи, удивляясь тому, что может связать ещё хоть два слова. Тьма накатывала, словно толпа мертвецов, протягивая к нему свои дрожащие руки. Он жалел, что не может просто-напросто проткнуть себя мечом, чтобы эта боль вышла вместе с кровью словно старый застой. — Это было глупо с моей стороны, — прошептал Вэй Ин. — Я заставил тебя и до сих пор жалею об этом… — Жалеешь? — сказал Ванцзи эхом, задохнувшись этим словом как дымом. Вэй Ин откашлялся и хрипло продолжил: — Знаешь, когда мы c Цзян Чэном вернулись в Юньмэн, госпожа Юй постоянно бранила меня и говорила, что я позорю весь Орден. Вообще-то она всегда так говорила, и я никогда не воспринимал её слова всерьёз, но однажды она подняла тему будущей свадьбы шицзе и… — он запнулся на несколько мгновений, и Лань Ванцзи прикрыл глаза, всё также стоя лицом к двери. — И она сказала, что любая девушка, которую я захочу сделать своей, обречена на вечные муки. Что независимо от происхождения и статуса она будет опозорена на всю жизнь связью с таким как я, и поэтому мне лучше найти себе невесту среди простолюдинок… — Вэй Ин говорил спокойно и даже казалось, что в его голосе проскальзывает улыбка, но это было совсем не так. — Мы с шиди очень долго смеялись над её словами, ведь никому не было ведомо, что я давным-давно пообещал себя Лань Чжаню, ха-ха! Лань Ванцзи нашёл в себе наконец силы обернуться и посмотреть в бесстыжие глаза Вэй Ина. Вэй Ин моментально поймал на себе его взгляд и сразу же улыбнулся той своей ласковой улыбкой, как делал это всегда, едва завидев Ванцзи где-нибудь на тропе в Облачных Глубинах. К горлу тут же подступила боль, а кожа на лице запылала. Лань Ванцзи даже не заметил, что та тихая целительница не только обработала его руку, но и протёрла от крови лицо. — Но ты знаешь, я понял, что это не так уж и смешно, когда шицзе стали грязно обсуждать из-за её симпатии к Цзинь Цзысюаню. На неё смотрят свысока даже несмотря на то, что она старшая дочь Цзян Фэнмяня, что уж говорить обо мне! — после этих слов Вэй Ин заговорил быстрее, как будто боялся, что больше никогда не сможет озвучить эти слова вслух. — И я не должен был с тобой так поступать. Мне жаль, что я поставил под удар твою репутацию, Ханьгуан-цзюнь. И я обещаю тебе, что Цзян Чэн будет молчать. Вэй Ин встал с места и подошёл так близко, что Лань Ванцзи пришлось на миг задержать дыхание. Он должен был давно уйти, но никак не мог заставить себя сделать это, слишком обескураженный такой внезапной близостью. А Вэй Ин, будто пытаясь лишить его последней капли воли, прислонился горячим лбом к его и доверительно потёрся носом, ласкаясь и улыбаясь. И не было для Лань Ванцзи за последние месяцы мгновения лучше. Кроме того дня, когда он узнал, что Вэй Ин жив. — Прости меня и за это, — прошептал он в губы Лань Ванцзи. — Просто иногда я… я… я просто слишком сильно скучаю. — Вэй Ин, — Ванцзи потянулся к нему, думая только о том, что поцелуи Вэй Ина намного дороже и важнее любой репутации, но тот отшатнулся и выставил вперёд руку, упершись ладонью прямо ему в грудь и низко опустив голову. — Ты… ты… Лань Чжань, я не могу так с тобой поступить. — Не имеет значения, что говорят другие. — Для меня — да, — невесело усмехнулся Вэй Ин. — Но я не позволю этим… отношениям хоть как-то тебя задеть. Прости меня ещё раз, Ханьгуан-цзюнь. И… тебе лучше забыть об этом. — Забыть? — запоздало сказал Лань Ванцзи и даже не сразу понял, что остался в лачуге совсем один. Он снова остался один, и колокольчик в глубине его одежд отчего-то болезненно звякнул, когда он повернулся к двери. Лань Ванцзи позволил Вэй Ину уйти, не подозревая о том, что совсем скоро он уйдёт на долгие тринадцать лет.

***

В цзинши прохладно. Свежий воздух мягко касается кожи, лениво проходится по волосам, осторожно трепещет между ресницами и обнимает за обнажённые плечи, нехотя согреваясь от глубокого, размеренного дыхания. Взгляд — почти отсутствующий и неизменно холодный — устремлён в высокий потолок. Сильное тело на белых простынях, словно великолепное изваяние из камня, с любовью и трепетом высеченное мастером, неподвижно замерло в подобающей позе. Тонкие, музыкальные пальцы сжимают податливый шёлк тонкого одеяла, пряча в своих тёплых ладонях давно ушедший сон. От еле слышного дыхания рядом сводит под рёбрами. От его тепла сжимается горло и так непривычно щиплет в носу. Лань Ванцзи почти с усилием разжимает напряжённые пальцы и без лишней спешки поворачивает голову на жёстком валике подушки — едва-едва, только чтобы краем глаза ухватить знакомую фигуру подле себя. Ухватить, чтобы навсегда остаться бессильным отвернуться. Сейчас. На всю ночь. До самого последнего удара в груди. Вэй Ин не шевелится и, кажется, будто вовсе и не дышит. Этой ночью он долго и беспокойно ворочался во сне, тонкое одеяло сползло до самых бёдер, скрытых под лёгкими ночными одеждами, а волосы разметались по постели. Лань Ванцзи знает, что ему не нравится спать на этих плотных подушках без перьев, и потому Вэй Ин всегда сползает чуть ниже, подкладывает под голову согнутую руку, и спит на боку до самого утра, прижавшись к нему поближе и сунув между колен ладонь. Его волосы растрёпаны и мягкими волнами спадают с обнажённых плеч и спины. Его кожа бледная и тонкая, словно свечение луны, губы красные, будто горячая кровь на пальцах, а изгиб чёрных бровей почти идеален. Его сердце бьётся. Лань Ванцзи на мгновение прикрывает глаза и тут же открывает их снова. Смотрит и никак не может насмотреться. Скользит горячим взглядом по хрупкой, ещё юношеской фигуре, считает про себя его вдохи и выдохи, чувствует, как желание прижаться к белой шее губами начинает медленно сводить с ума и разливаться теплом прямо на кончиках пальцев. Они вернулись из Храма Гуаньинь в Облачные Глубины несколько часов назад, нагоняя Лань Сичэня, и, утомлённый долгой дорогой и бессонной ночью Вэй Ин отошёл ко сну ровно в положенные девять — не притронувшись к ужину и отключившись прямо в горячих водах дубовой бочки. Запах мыльного корня всё ещё витал в воздухе, и память покорно подставила под веки это вечернее воспоминание. Тусклый свет свечей, играющий на расписной ширме, аскетичное убранство родной цзинши, терпкий запах сандала, лёгкий пар от воды и тонкая кисть, перекинутая через край бочки. Вэй Ин уснул в воде, утомившись и заждавшись. Видеть его такого спокойного и родного в своих собственных покоях до сих пор было испытанием для Ванцзи. Вымыв его волосы и пробежавшись отрывистыми движениями ладоней по телу, он достал Вэй Ина из ванны и насухо обтёр. Тот в полудрёме неустанно лез целоваться и позволил облачить себя только в нижние штаны, почти не заметив, как заботливые руки уложили его на постель и укрыли одеялом. Он устал. Устал, но уголки его губ едва заметно складывались в улыбку. Эта улыбка неосознанная, нежная так и просила скорее её поцеловать. Лань Ванцзи пришёл в себя, отвернулся, сделал медленный глубокий вдох и вновь почувствовал это. От него пахло дождём. Его глаза были цвета облачных сумерек и даже на вкус он был похож на дождь, только лучше. Намного, намного лучше всего, что когда-либо приходилось пробовать. Медленно пробежавшись языком по губам, беря на пробу собственные мысли, Лань Ванцзи снова посмотрел на того, чей образ закрался в сердце и обнял изнутри смиренную душу. И столкнулся вдруг с ответным, чуть насмешливым, сонным взглядом. Провалился в него точно так же, как в юности — с болью, но отчаянно желая того больше всего на свете. — Лань Чжань… — прошептал Вэй Ин, подвинувшись ближе и бесстыдно сунув горячую ладонь под чужие ночные одежды. — Почему ты не спишь, Ханьгуан-цзюнь? Он доверчиво устроился на плече, и его сладкое дыхание касалось щеки Лань Ванцзи. Жар его тела опьянял, игриво кусал кожу острыми зубами и туманил разум. Возбуждение широко лизнуло по затылку и рассыпалось сквозь тело, устремившись куда-то к коленям. Сила, что сдерживала Лань Ванцзи всё это время, лишь ехидно оскалилась, уступив вожделению, смешанному с какой-то ненормальной привязанностью, граничащей со слепым преклонением. Просто прижать его. К себе. Прямо сейчас. Любить так, чтобы грудь затопило от крови. Властно и крепко взять за бедро и притянуть на себя, чтобы почувствовать, как горячо у него между ног. Как моментально сбивается чужое дыхание, и красивый голос от бессилия повторяет лишь его имя с этой дразнящей, любимой интонацией, так и просящей ухватить пальцами за точёный подбородок и с силой сжать, сливаясь с мягкими, податливыми губами. Чуть посмеиваясь, Вэй Ин ловко оседлал Лань Ванцзи и выпрямился, выгнувшись в спине и откидывая назад копну тёмных волос. Он был уже твёрдым и жаждущим, тонкая ткань нижних одеяний не скрывала ни его возбуждения, ни сладких форм, которые так приятно было сжимать пальцами, оставляя следы. Сглотнув слюну, Лань Ванцзи исступлённо провёл ладонью от острых ключиц до твёрдого живота, проглатывая попутно каждый тихий стон Вэй Ина. Горло сжималось от напряжения и предвкушения. Так хотелось повторить путь своих пальцев языком, что пришлось приоткрыть рот, трогая губами несбывшееся наваждение. Темнота плотно окутывала их обоих и надёжно скрывала от чужих глаз и ушей, но острое зрение прославленного заклинателя, будто одержимое затаённой злобой, точно цепляло каждую черту и каждое движение. Невинное лицо Вэй Ина охватывала мука удовольствия. Он сладко хмурился и размеренно двигал бёдрами, с каждым движением всё больше и больше распахивая ладонями ночные одежды Лань Ванцзи. Его глаза блестели от слёз, а искусанные губы алели словно нераспустившийся бутон пиона. — Ты такой большой, гэгэ, — тихо сказал он, и от этого бесстыдного языка страсть закипала в жилах, будто забытый на огне чан с водой. — Я так хотел порадовать тебя сегодня, но заснул, пока купался, признавайся, ты же скучал по мне, Лань Чжань? Лань Ванцзи от этих слов лишь сильнее вцепился пальцами ему в ягодицы и по-собственнически сжал. Как ещё объяснить Вэй Ину, что он радует его каждый день одной своей улыбкой? Что он — всё, что у него было и есть. Он так красив и очарователен, что смотреть на него — удовольствие, поделённое отчаянием. Отчаянием из-за долгой невозможности прикоснуться и забрать наконец себе. Навсегда. Под влажным темно-серым взглядом низ живота распирало тягучей болью. Будто само Золотое Ядро тянулось к Вэй Ину, желая поскорее слиться с его собственным. Новым, другим, но совершенно точно и безоговорочно принадлежавшим его душе. Прекрасной, чувственной, доброй душе, которую Лань Ванцзи больше не собирался ни с кем делить. Ни с людьми, недостойными её, ни с этим миром, не способным её оценить и понять. Желание коснуться его губ своими становилось болезненной необходимостью. — Вэй Ин, — позвал Лань Ванцзи, и тёплые пальцы ласково накрыли его рот. Вэй Ин наклонился, коснувшись его груди своей, и их губы, наконец, встретились в поцелуе. С той ночи, когда они впервые заснули здесь, в одной постели после долгих лет разлуки, прошло так много дней, такое множество событий связало и соединило их снова, что всё до этого момента показалось смутным сном. И вот снова. Не в холодной воде, не в грязной лачуге под шум голосов снаружи. В тишине цзинши. Окутанный ароматом сандала и трав. Он. Сладко стонет в мокрый поцелуй, судорожно срывая с Лань Ванцзи одежды. Водит горячими ладонями по телу с такой отдачей, что в это трудно поверить. Без лишнего стеснения обхватывает ладонью чужую затвердевшую мужественность и широко открывает рот, зажмурив глаза. Упирается лбом в его лоб и надрывно вскрикивает, когда сильная рука с особенным чувством и обожанием оглаживает его изгибы от лопаток до самых бёдер. — Лань Чжань… — еле выговаривает он, и Лань Чжань знает, что никто и никогда его так не касался. Что Вэй Ин скучает по их несбывшимся поцелуям и ласке не меньше самого Лань Ванцзи. Что эти хриплые вздохи и пьянящая дрожь под кожей только для его ушей. Лаская одной рукой нежные скулы, Лань Ванцзи осторожно спустился второй между крепких ягодиц, попутно стянув тонкие штаны. Вэй Ин дёрнулся от неожиданности, но почти сразу расслабился, выпустив его плоть из своей ладони и спрятав полыхающее лицо в изгибе шеи. — Гэгэ, ты уверен, что…ох… — Вэй Усянь коротко зашипел, а его и без того плоский живот втянулся, как только осторожное до того прикосновение стало уверенным и более глубоким. — Неужели ты хочешь… — Хочу, — без промедлений отозвался Лань Ванцзи и одним слитным движением поменял их местами. Оказавшись сверху и, не переставая гладить Вэй Ина пальцами, он мягко раздвинул его стройные ноги и приложился губами к острому колену, обжигая кожу прерывистым дыханием. В нём было хорошо и горячо. Узко. Приятно и правильно. От одних только мыслей оказаться у него внутри не только пальцами, ноги предательски подкашивались, а руки впервые в жизни начинали слабеть. Он был красив. В этом теле или в любом другом он был прекрасен от начала и до конца. Вэй Ин. Так доверчиво раскинувшийся перед ним. Дрожащий от предвкушения и неизвестности. Такой красивый, такой до скрежета между рёбрами любимый, что слёзы сами собой застилают глаза. Он тянет свои руки с тонкими кистями вверх, и хочется обласкать каждый палец, прижать узкую ладонь к своему лицу и провести по ней языком, клеймя. Присваивая. Крича всему миру и самим Небесам до режущей боли в глотке. Как можно было так долго жить. Дышать. Делить с этим миром свои дни. Засыпать каждую ночь. Без него. Как? Почувствовав вдруг ответное движение и выдохнув всю свою боль в тёплую ладонь, Лань Ванцзи сморгнул непрошеную с глаз влагу и осмелился тронуть его ещё смелее и глубже. Вэй Ин нежно улыбнулся, прошептав что-то до смущения бесстыдное, и тёмная пелена моментально заволокла твёрдый взгляд светлых глаз. — Лань Чжань! — этот крик отдавался в ушах самой сладкой музыкой. Вэй Ин не стонал — подвывал на одной ноте, когда их тела слились воедино и задвигались в такт бешеному стуку сердец. Лань Ванцзи чувствовал длинные ноги на своей пояснице и двигал бёдрами нарочито медленно, стремясь насладиться тем, чего так долго ждал. Что так долго не осмеливался забрать себе. Их первый раз был в ледяной воде. Второй — в гостинице на гостевой кровати. И в третий раз они наконец были по-настоящему вместе. Там, где это должно было быть. Там, где всё началось с бессонных ночей юного Лань Ванцзи в мыслях о громком и улыбчивом ученике из Юньмэна. Он не спал с тех самых пор как встретил его. — Поцелуй меня… — шептал между толчками Вэй Ин. — Поцелуй меня, Лань Чжань… Лань Ванцзи остановился и прикоснулся к мягким губам, чувствуя дрожащие пальцы на пояснице и ягодицах. Вэй Ин сжимал его и царапал короткими ногтями, обводил руками линии шрамов и коротко приподнимал бёдра с тихим мычанием. В нём было хорошо. Рядом с ним было хорошо. Всё, что просило сердце Лань Ванцзи в этот момент — чтобы Вэй Ину было также хорошо. — Не возвращай мне его, слышишь? — вдруг сказал он, прервав поцелуй с красивым смущающим звуком. — Оставь себе. — Что оставить? — Лань Ванцзи два раза двинул бёдрами, и Вэй Ин отозвался жаркими звуками на каждое движение. — А-ах, хорошо… Мне так хорошо с тобой, Лань Чжань… пожалуйста… пожалуйста… — Что оставить? — повторил Лань Ванцзи, возбуждаясь всё сильнее от каждого вздоха и особенно — от ощущения твёрдого члена, плотно прижатого к его животу. — … колокольчик… ах… да! Да! Мой колокольчик… оставь себе… Мн… О Небеса, сделай это ещё раз… прошу тебя, Лань Чжань… Лань Ванцзи поцеловал его в подбородок и сделал так, как просили — глубоко и мягко толкнулся бёдрами. Цзинши заполнилась глухим влажными звуками и откровенными стонами Вэй Ина. Они оба были настолько мокрыми, будто только что вдвоём искупались в холодных источниках. Длинные волосы путались и липли к телу, руки скользили по коже, одеяло и простыни давным-давно сбились в мятый комок ткани. — Никогда… никогда мне его не отдавай, слышишь? — шептал Вэй Ин, прижав губы к уху Лань Ванцзи и удерживая его за шею ладонью. — Я хочу, чтобы он был твоим. Хочу, чтобы… А!.. всегда… был… да!.. с то… с тобой… — Не разговаривай, — приказал Лань Ванзци, ускоряя темп и впиваясь сильными пальцами в широко разведённые бёдра. Он почти не издавал никаких звуков, кроме редких низких постанываний и громкого дыхания, но и этого Вэй Ину хватало, чтобы чувствовать его удовольствие, которого он самолично лишал Лань Чжаня почти всю их сознательную жизнь. И несмотря на то, что подобное с ним происходило впервые, он никак не мог заставить себя молчать. — Он твой. Оставь себе. Оставь… чтобы мы больше никогда не расстались, — выдыхал он короткими фразами, путаясь пальцами в волосах Лань Ванцзи. — Если он у тебя, значит ты… а! Да! Да! Да!.. Ла-лань Чжань, значит ты меня всё ещё… — Люблю, — закончил за него Лань Ванцзи и втянул его в такой долгий и тягучий поцелуй, что Вэй Ин был рад задохнуться в нём и умереть снова. Он совершил много ошибок и в прошлой жизни, и в этой. Он потерял многих близких людей. Но, воссоединившись наконец с человеком, который ждал и, несомненно, любил его больше всех на свете, Вэй Ин с уверенностью мог сказать: теперь он точно и бесповоротно. Вернулся.