Другая история

      Ехать домой Меркуцио совершенно не хотелось, поэтому он направил свою лошадь в сторону городской площади. Большое скопление людей было необходимо ему сейчас, чтобы не иметь возможности остаться наедине с собой.       Он уже знал, что в любом случае морально изничтожит себя, за ночную слабость, но хотел оттянуть этот момент на попозже. Поэтому он с особым рвением отвлекал себя от мыслей о своем проступке: то и дело вступал в длинные и обстоятельные беседы со всеми знакомыми, которых встречал, постоянно делал покупки и подолгу, дотошно, расспрашивал торговцев о предлагаемых товарах.       Время неумолимо бежало вперед и, хочешь не хочешь, Меркуцио нужно было возвращаться домой.       Решив напоследок заесть чувство вины чем-нибудь сладким, он зашел в лавку, которая славилась огромным выбором как местных, так и заморских сладостей. Осмотрев весь ассортимент, Меркуцио наконец определился с выбором и сделал заказ: кое-что он попросил завернуть с собой, а кое-что намеревался съесть прямо сейчас. Едва он приземлился за стол, как дочь хозяина, увидев знатного синьора, тут же накрыла деревянную столешницу, расшитой узорами скатертью и принесла лучшую посуду.       Меркуцио не любил когда в подобных заведениях ему начинали оказывать какие-нибудь почести. Этим он сразу же выделялся из общей массы гостей и поэтому все присутствующие то и дело, с интересом и любопытством, глазели на него. Те же, кто видел в нем не просто знатного синьора, а был осведомлен, что это племянник герцога Веронского, считали своим долгом выяснить, что он пьет и что он ест, чтобы всенепременно заказать тоже самое. Были и такие, кто не стесняясь прерывал его трапезу и пытался через него выпросить для себя какие-нибудь милости у герцога.       В этот раз Меркуцио выбрал себе такое место, чтобы сидеть ко всем спиной. Это конечно же не могло уберечь его от любопытных взоров, но так он хотя бы сам не видел разглядывающих его людей.       Вдруг на его плече легла чья-то рука. “Вот тебе и поел спокойно… Сейчас опять начнут выпрашивать всевозможные блага...” - промелькнула у Меркуцио мысль.       Он уже приготовился услышать традиционные “господин не сочтите за дерзость” и “я буду молиться за вас день и ночь”, но вместо этого знакомый ему голос проговорил: - Меркуцио! Надо же, мой неуловимый друг! Я рад видеть тебя! Меркуцио обернулся и увидел улыбающегося блондина. - О, Бенволио! Привет! А почему “неуловимый”? - изобразил он удивление, прекрасно понимая, при этом, что тот имеет ввиду. - Я приезжал к тебе в гости несколько раз, но каждый раз тебя не было дома. - Дела, мой друг… Ты знаешь, герцог довольно требователен ко мне. - И к нам в гости ты, вот уже сколько времени, не заезжал. Это из-за того, что вы с Ромео поссорились?       Меркуцио нехотя кивнул головой. Он все еще оставался в неведении относительно того, что рассказал своим близким Ромео, как объяснил их раздор и поэтому надеялся избежать щекотливой темы. - Расскажешь, что случилось? - загорелось любопытство в глазах Бенволио. - А что, Ромео разве не рассказал? - осторожно спросил Меркуцио. - Нет… Ромео все это время ни с кем не разговаривает. Он даже из комнаты своей не выходит. К трапезе он не спускается, да и вообще практически не ест. Слуги оставляют ему поднос с едой под дверью и я часто вижу, как они уносят почти нетронутые блюда. - И что, ты не пытался с ним поговорить? - К сожалению это невозможно. - В смысле невозможно? Я бы на вашем месте уже дверь выломал… - Это совершенно бессмысленно. На четвертый день такого его поведения, синьор Монтекки вызвал кузнеца, сведущего в замках и тот, в считанные минуты вскрыл замок двери Ромео. Синьор Монтекки пытался говорить с ним, уговаривал, потом кричал, потом даже схватил его за руку и стянул с кровати на пол. Однако никакой реакции не последовало. Обняв колени, Ромео продолжал сидеть на полу и ни на что не реагировать. Так что синьору пришлось уйти ни с чем. После этого, он запретил нам попытки поговорить с Ромео. Сказал, что мы должны дать ему время. А чуть позже синьор сам предпримет то, что необходимо по его мнению, - как-то загадочно произнес Бенволио. - И что же он собирается делать? - Он решил, что у Ромео слишком много свободного времени и совсем никакой ответственности, поэтому он считает, что пора его женить. - Это конечно весьма неплохой способ привить человеку ответственность и заставить его стать серьезнее. Но есть одно такое маленькое “но”, - сделал Меркуцио паузу и, слегка подавшись вперед, уверенным тоном продолжил, - Ромео пока не хочет жениться и совсем не проявляет заинтересованности в этом вопросе. Да и нет, сейчас, в его сердце никого, с кем он бы пожелал связать свою судьбу, - веско добавил Меркуцио и отвернулся в сторону, чтобы Бенволио не заметил появившуюся печаль в его глазах.       Его последняя фраза расстроила его же самого - он точно знал, что и ему нет места в планах Ромео на будущее. Сможет ли он изменить это когда-нибудь? Уверенности в этом у Меркуцио не было. - Синьора Монтекки эти нюансы не волнуют. Он сказал, что сам найдет подходящую девушку, достойную стать невестой наследника Монтекки. Хочет того Ромео или нет, но ему придется подчиниться решению отца и жениться.       Меркуцио скептически поднял бровь и, с кривой усмешкой, саркастично произнес: - Весьма странный способ помочь человеку обрести душевное равновесие, навязав ему нежеланный брак с какой-то малознакомой собой. Это невероятно осчастливит его. - Ромео сам виноват, - неожиданно принял сторону синьора Монтекки Бенволио. - Его поведение показывает, что он сам не способен разобраться в своих амурных перипетиях. - А, ну конечно, в этом случае только свадьба и спасет его. Он прямо моментально избавится от своих душевных терзаний, воспрянет духом и станет образцовым главой семейства. Да? Вы так думаете? - с возмущением выпалил Меркуцио. - Речь идет не только о Ромео и его чувствах. Речь идет о будущем фамилии Монтекки! - многозначительно вскинул голову Бенволио, как будто он сам с утра до ночи только и думал об этом самом будущем. - Синьор говорит, что поскольку Ромео не понимает своей ответственности и не осознает, что он единственный наследник и обязан думать о достойном продолжении рода Монтекки, то синьор сам займется решением этого вопроса, потому что, по его мнению, ожидание того момента, когда Ромео нагуляется да настрадается, слишком затянулось. - Ну-ну… успех этой затеи видится мне сомнительным. Я не поставил бы на него и пол серебряника. - Ну, не знаю… Синьор Монтекки настроен очень решительно. Мне кажется, что Ромео придется покориться, - с некоторой осторожностью произнес Бенволио. Видя, что Меркуцио злит эта тема, он решил поставить точку в спорной дискуссии и перевести разговор в другое русло.       Не найдя идеи получше, он вернулся к своему первому вопросу: - Кстати, так ты мне и не рассказал, что произошло между вами, отчего вы с Ромео поссорились?       Меркуцио, уже понадеявшись, что к этой теме они не вернутся, разозлился еще больше. Он с вызовом посмотрел на Бенволио и язвительно произнес: - А я ему тоже о женитьбе толковал. Видел бы ты как его рассердили подобные разговоры. Вас тоже самое ждет! - мстительно сверкнул он глазами и быстро откусил большой кусок пирога, который принялся медленно-медленно жевать, чтобы выиграть хоть немного времени на раздумья, прекрасно понимая, что так просто от любопытства Бенволио ему не отделаться.       Блондин выжидающе посмотрел на Меркуцио и улыбнулся: - Будет тебе, мой друг, злиться. Оставим уже эту тему о женитьбе. Вопрос еще не стал ребром, да и как знать, а вдруг Ромео и сам окажется не против, - доброжелательно произнес он и заметив промелькнувшее недовольство на лице друга поспешно добавил: - Но если эта затея не найдет положительного отклика в сердце моего дорогого кузена, я тебе обещаю, что всенепременно приму его сторону и не побоюсь противоречить синьору Монтекки. - Это правильно, Бенволио. Так и должно быть. Только Ромео знает, что для него лучше. И в его решениях, мы должны его поддерживать, - с лицом великого мыслителя изрек Меркуцио и встал, желая этим показать, что их встреча подошла к концу. Бенволио тоже встал и с подозрением посмотрел на друга. - Что происходит, Меркуцио? Почему ты так упорно не желаешь мне рассказывать о вашей ссоре? Ты, который раз, уходишь от прямого вопроса. В чем причина? Что вы скрываете от меня? - спеша сыпал он вопросами.       Меркуцио недовольно поморщился и пожал плечами: - Скрываем? Что за ерунда, Бенволио? Нет здесь никакой тайны. - Тогда в чем дело? - Да ни в чем! Просто рассказывать особо нечего. Ромео в тот вечер был сильно не в настроении и, как ты помнишь, он не желал ни с кем говорить. Но мне показалось, что я смогу разговорить его, стоит лишь проявить больше настойчивости. Однако все мои старания были напрасны. Он, со всем своим упрямством, не хотел вести беседы и просил меня оставить его в покое. Но и я был достаточно упрям и не собирался сдаваться и уходить. Ему конечно не понравилась моя излишняя навязчивость и он позвал стражу. Вот и все, - закончил Меркуцио.       На лице Бенволио застыло разочарованное выражение лица. Понять, что за ним крылось, было сложно.       Возможно Бенволио, ожидая услышать какую-то невероятную причину их ссоры, был разочарован таким простым объяснением, а может он просто понял, что Меркуцио ему что-то недоговаривает, и был разочарован ложью друга.       В любом случае Меркуцио не хотел продолжать этот разговор и поспешил попрощаться с Бенволио.       По дороге домой он, не переставая, прокручивал в голове беседу с Бенволио и раздражался с каждой минутой все больше, безумно злясь на синьора Монтекки, который вздумал его Ромео отдать какой-то там барышне, которую сам же и выберет для него.       И хоть во время этого разговора Меркуцио и демонстрировал нарочито насмешливое сомнение в том, что затея синьора увенчается успехом, в глубине души он уже готовил себя к погребению всех своих надежд на воссоединение с возлюбленным. Он предчувствовал, что Ромео, обиженный его изменой, согласится на предложенный брак назло ему и даже не попытается воспротивится отцу.       В своем воображении Меркуцио уже видел Ромео, стоящим перед алтарем с юной незнакомкой в шикарных одеяниях невесты. Этот образ, словно застывший перед его глазами, рвал сердце на части, заставляя уже сейчас мучительно сгорать в огне боли от предстоящей потери.       Как помешать этому он не знал… да и стоит ли?       Меркуцио все еще хорошо помнил другого Ромео, того, который без устали носился по свиданиям, восторженно закатывал глаза от каждой новой знакомой и верил, что однажды к нему придет настоящая любовь и он станет счастливейшим из людей.       Долгое время Меркуцио считал, что собственно он и есть любовь всей жизни Ромео, но сейчас он уже не был в этом так уверен и почти был готов вернуть возлюбленного в его прежнюю жизнь.       Мысль о том, что они не должны быть вместе, которую он раз за разом изгонял из своей головы, наконец пустила корни и взошла крепкими ростками уверенности в том, что он смог разгадать задумку самой судьбы, в которой все события, начиная с той странной встречи с Тибальтом на рождественском балу, звено за звеном, сплетались в единую цепь и неизбежно подталкивали его к очевидному решению: он должен добровольно отказаться от борьбы за их отношения с Ромео и смириться с тем, что путь его любимого брюнета с его собственным никак не пересекается.       Принять эту мысль и выбрать для себя столь тяжелое решение Меркуцио было не легко и он ловил себя на том, что уже готов признать все свои выводы надуманными и вновь возродить в себе надежду на то, что они с Ромео, не смотря ни на что, будут вместе. В тоже время и эту мысль он считал нечестной и неправильной.       Несколько дней Меркуцио жил в постоянном диалоге с самим собой. Он сотни раз ставил перед собой одни и те же вопросы, давал на них одинаковые ответы и всегда приходил к одному и тому же решению. Однако всякий раз его одолевали сомнения и он снова возвращался на очередной круг поисков ответов и доводов, полный растерянности и нерешимости.       Даже герцог Веронский принимал значимые законы и поправки к ним, гораздо легче и за более короткий срок.       Как было бы здорово, если бы простым росчерком пера можно было решить и любовные проблемы - приказ, подпись, печать и никто ничего не смеет оспорить, все делают то, что ты приказал. Хотя и это вряд ли помогло бы Меркуцио. Будь у него такая возможность, он бы просто не знал, что написать и продолжал бы сидеть, с занесенным над чистым пергаментом пером, пока кто-то из заинтересованных сторон не потребовал бы о него ясности.       К счастью, а может и нет, это и не замедлило случиться: Меркуцио получил записку от Тибальта в которой тот писал, что должен уехать почти на месяц в Падую по поручению синьоры Капулетти, связанному с каким-то дальним родственником, и приглашал Меркуцио поехать с ним, если он готов продолжить их отношения.       Это письмо взволновало Меркуцио буквально до нервной дрожи. Принять это приглашение значило бы точно выбрать Тибальта, окончательно поставить точку в своем поиске решения и подписаться под этим. И хоть ему и удалось побороть почти все свои сомнения в верности своих намерений, все же подвести последнюю черту, не оставляя себе пути для отступления, было невероятно тяжело. Поэтому Меркуцио написал Тибальту, что он не может так сразу дать ответ и ему нужно подумать.       Впрочем, уже через несколько часов он был зол на себя за свою нерешительность. “Достаточно сомнений!” - дал себе установку Меркуцио и сел писать ответ Тибальту в котором уведомлял его, что готов к поездке.       Написав лишь несколько приветственных строк, он был прерван слугой, который доложил ему, что герцог желает видеть его. Меркуцио быстро спрятал листок и спустился к дядюшке.       В этот день, озадаченный неотложными делами, что взвалил на него Эскал, Меркуцио так и не дописал письмо Тибальту.       Не сделал этого он и в течении следующих нескольких дней. Но причиной этому был отнюдь не очередной виток сомнений, ведь за эти дни он уже свыкся со своим выбором, а банальная неорганизованность Меркуцио и его некоторая расхлябанность в делах. То, что можно было сделать за полдня, он умудрялся делать целый день. К тому же герцог поручил его заботам двух вельмож, прибывших в Верону из соседнего города и Меркуцио должен был заниматься как их деловыми задачами, так и решать бытовые вопросы связанные с их пребыванием здесь. Он, на самом деле, очень уставал и ему было совсем не до любовных посланий.       Вновь, он взялся писать ответ Тибальту, когда однажды утром вспомнил, что отъезд назначен на завтра. Добавив еще несколько слов к уже написанному ранее тексту, Меркуцио засомневался: отпустит ли его герцог уехать на продолжительное время.       Ведь в последнее время дядюшка весьма активно привлекал его участвовать в городских и государственных делах и Меркуцио больше не чувствовал себя таким свободным, как раньше. Теперь он должен был проявлять больше ответственности в своих поступках.       Отложив перо и спрятав пергамент, Меркуцио направился к герцогу, чтобы обсудить с ним этот вопрос. Он планировал сказать что устал и что просто хочет поехать посмотреть какие-нибудь близлежащие города, чтобы развеяться. Имя своего спутника он, конечно же, называть не собирался.       На удивление, Эскал без лишних расспросов дал Меркуцио свое согласие на поездку. - Когда ты планируешь отбыть? - задал он лишь один вопрос. - Завтра, - ответил Меркуцио. - Очень хорошо. Сегодня я устраиваю званый ужин, хорошо, что ты будешь присутствовать. - Будут гости? Какие? - с плохо скрываемым разочарованием спросил Меркуцио, ожидая, что к герцогу в очередной раз прибудут его высокопоставленные знакомые и целый вечер придется слушать их занудные, политические диалоги - страшно интересно! - Я пригласил на ужин к нам семью Монтекки. - Монтекки? - едва не отпала челюсть у Меркуцио. - Да. Что тебя так удивляет? - Ничего… я просто не ожидал… С Вашего позволения, - поклонился он и вышел.       Весть о том, что вечером у них будут Монтекки повергла Меркуцио в смятение и взбудоражила не на шутку. Как же невероятно сильно его волновала мысль, приедет ли Ромео. Она занимала все его сознание и он не мог думать ни о чем другом.       С одной стороны Меркуцио виделось очевидным, что Ромео вряд ли решится приехать. “Он столько времени хранил молчание, а тут вдруг заявится на званный ужин, где ему волей-неволей придётся общаться со мной… Нет, скорее он найдет тысячу причин остаться дома…” - размышлял Меркуцио.       С другой стороны, Ромео был не таким предсказуем, как могло казаться на первый взгляд. “Хотя… мало ли что взбредет ему в голову, - раздумывал Меркуцио дальше. - Вдруг он все же, по какой-то неведомой причине, решит посетить трапезу у герцога… Тогда я должен быть готов к этому.”       До вечера было еще достаточно времени и Меркуцио отправился в город, чтобы обновить свой гардероб. Он потратил немало времени, поскольку подобрать для себя любимого что-то готовое из одежды было достаточно сложно.       Обычно Меркуцио предпочитал пользоваться услугами портных и заказывать именно то, что ему нужно. Но сейчас времени на ожидание пошива у него не было.       К счастью, лавки заморских купцов радовали красивыми вещами из дорогих тканей, добротной обувью и изысканными украшениями и Меркуцио в конце-концов смог найти то, что было ему по нраву.       Вернувшись, он незамедлительно кинулся в свои покои приводить себя в порядок. Он хотел выглядеть не просто хорошо, а великолепно, так чтобы у Ромео, если он конечно приедет и увидит его, сердце щемило от того, что он отверг такого красавца.       Приведя кудри в порядок, Меркуцио облачился в лучший из купленных костюмов, щедро обрызгал себя ароматической водой и, отрепетировав в зеркало беззаботное, счастливое выражение лица, спустился вниз.       В ожидании Монтекки, Меркуцио провел в холле минут десять, однако это время показалось ему необычайно долгим. Он, как будто от нечего делать, прохаживался из стороны в сторону, но на самом деле был очень взволнован и не переставал думать о том - явится Ромео или все же нет.       Меркуцио вынужден был признаться себе, что очень хотел бы увидеть его, однако ему самому слабо верилось, что тот рискнет появиться здесь, где ему не избежать их встречи.       И все-таки, к его огромному изумлению, когда слуга доложил, что гости прибыли, вслед за синьорами Монтекки вошел и их сын. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы заметить, как он исхудал и от этого казался еще выше, глаза, на его тонком лике, теперь смотрелись необычно большими, а скулы, и без того четко очерченные, будто бы заострились еще больше.       Во время принятых церемоний приветствия, привычного обмена любезностями и формальных вежливых вопросов, Ромео старался не высовываться из-за родительских спин и почти все время смотрел в пол, а когда ему приходилось поднимать взгляд на присутствующих - он смотрел куда угодно, только не на Меркуцио.       Впрочем, так он вел себя только поначалу. Во время трапезы, они сидели друг напротив друга и Меркуцио не раз замечал, как Ромео украдкой поглядывает на на него, но конечно же стесняется смотреть в открытую, отводя глаза всякий раз, едва учуяв вероятность быть замеченным. В конце концов, когда по воле случая, их взгляды все-таки пересеклись, Ромео вздрогнул и сразу же густо покраснел. Нервно проведя рукой по волосам, он тут же сосредоточенно уткнулся в свою тарелку.       До конца ужина, Меркуцио больше не удалось поймать его взгляд на себе.       После трапезы общество переместилось в гостинную.       Герцог угощал гостей одним из редких сортов испанских вин, которые привезли ему накануне и, как обычно, демонстрировал новые экземпляры из своей коллекции кинжалов ручной работы.       Синьор Монтекки с большим интересом разглядывал вычурное оружие, восхищаясь мастерством рук оружейника, который выпестовал эти ножи из железа, серебра и слоновой кости.       Его супруга к оружию относилась равнодушно, поэтому не разделяла восторгов мужчин вокруг заостренных железяк, пусть даже они и были украшены драгоценными камнями. Вино и поданные к нему сладости интересовали ее гораздо больше.       Ромео неслышно перемещался по комнате, останавливаясь возле картин, развешанных на стенах и любовался ими с таким интересом, как будто рассматривал их впервые, хотя на самом деле видел все эти художественные шедевры тысячи раз.       Меркуцио стоял у каминной полки и листал книгу в старой, потертой обложке, периодически отхлебывая вино из своего кубка. Каждый раз поправляя кудри, он скрывал за этим жестом заинтересованный взгляд в сторону Ромео. А видя, что тот в очередной раз перешел от одной картины к другой, скептически поднимал брови и снова утыкался в книгу, муссируя в голове одни и те же мысли: “Как же, должно быть, все это глупо смотрится. Может подойти к нему… как будто с обычным с дружеским разговором… Не станет же он при всех закатывать сцену… Нет, ну а что? Продолжать делать вид, что мы не общается просто случайно, потому что я вроде бы читаю, а он вроде бы увлечен искусством - глупость… все это вызовет немало подозрений… Завтра дядюшка меня запытает вопросами “почему вы с Ромео не разговариваете?”, а его родители запытают его… Хотя, после того вечера, ответ на вопрос “поссорились ли мы” для них должен быть очевиден. Все таки интересно, что же он им сказал... как объяснил свое решение, выставить меня из замка со стражей… Ну не мог же он сказать правду, соврал наверное что-то… Ну ладно, допустим - я подойду к нему сейчас и что я скажу? “Как дела?” Не сочтет ли он это за издевку? Нужно что-то нейтральное сказать… что-то такое, чтобы он понял, что я просто хочу создать видимость для присутствующих, что все нормально... как будто ничего не произошло. Хотя с другой стороны, если его не волнует, что подумают окружающие, то почему должно волновать меня?” - подумал он, снова уткнулся в свою книгу и попробовал почитать, чтобы отвлечься.       Одной страницы вполне хватило, чтобы понять, что это бессмысленное занятие. Он совершенно не понимал о чем он читает, а его глаза то и дело отрывались от текста и косились в сторону Ромео.       Меркуцио как будто чего-то ждал от него, но чего, не знал сам. Он даже не знал чего сам хочет в данный момент. Говорить с Ромео? Нет, он этого не хотел. Теперь это было бы уже бессмысленно, ведь он уже все решил для себя: в отношении Ромео, он собирался поступить тем самым благородным способом, о котором долгое время думал, но на который так долго не решался. Теперь же, после изматывающих споров с самим собой, он был готов последовать этому решению, потому что был уверен, что так будет правильно.       Казалось, сейчас самое время, приняв величественную позу, упиваться своим самоотверженным и истинно верным решением, продиктованным возвышенными мотивами.       Однако наслаждаться чувством нравственного величия ему мешало примитивное, въедливое чувство обиды. Он все еще сердился на Ромео за непреклонное недоверие с его стороны, за тотальное игнорирование и нежелание говорить, за столь бескомпромиссный отказ от их отношений. Будь у Меркуцио возможность, он бы обязательно высказал Ромео все, что думает о его доверии своему близкому человеку. На этот случай, в голове его кружила уйма обвинительных речей и упреков переходящих местами в оскорбления.       Меркуцио раздраженно захлопнул книгу - нервозность в нем все нарастала в противовес, очевидно, спокойному поведению Ромео. Высокая, худая фигура, неспешно перемещающаяся по залу, все больше и больше злила его. Ромео рассматривал картину за картиной, как будто ничего другое его не волновало вообще. Но ведь так не могло быть. Не мог же он совсем ничего не испытывать после всего, что случилось. Меркуцио сверлил его затылок взглядом, в надежде, что тот почувствует взгляд на себе и обернется. Но Ромео не оборачивался и это выводило из себя еще больше.       Тем временем разговоры синьоров Монтекки и герцога Веронского, по мере употребления вина, становились все менее формальными и уже походили на обычную дружескую беседу. Шутки и смех почти заменили привычные светские темы и даже синьора Монтекки уже не стеснялась смеяться над весьма скабрезными рассказами герцога.       Синьор Монтекки также не отставал в умении повеселить слушателей и его истории заставляли улыбаться и Меркуцио, который периодически прислушивался к разговорам старших, на время выныривая из своих мыслей. Однако становиться активным участником их разговоров он не хотел, поэтому даже когда герцог кивком пригласил его присесть рядом ними, он отрицательно покачал головой и слегка поклонился, в знак благодарности за приглашение. Затем, сделав несколько глотков вина, Меркуцио устремил взгляд к той картине, где минуту назад стоял Ромео. Но его там уже не было, как не было его и возле соседних картин и возле картин, соседних с соседними. “Странно... Куда же он делся?” - подумал Меркуцио, медленно проходясь по гостиной глазами и вдруг вздрогнул, обнаружив искомого прямо возле себя. - Нам нужно поговорить, - без всяких предисловий, тихо изрек Ромео.       Меркуцио смерил его удивленным взглядом: “ ну надо же… значит когда я хотел с ним говорить, он не желал ничего слушать, а теперь, когда ему самому вдруг понадобилось разговаривать, он, как ни в чем не бывало, подходит и предлагает разговор… Ну уж нет…, - он одарил Ромео надменной улыбкой, - так просто это у тебя не выйдет…” - О чем? - спросил он уже вслух. - О нас, - несмело ответил Ромео. - О каких “нас”? - изобразил изумление Меркуцио. - Мне помнится, ты сказал, что “нас” больше нет, не существует и все такое прочее… Так о чем же ты хочешь говорить? - Да, я помню, что я говорил…, - даже не пытался отказываться от своих слов Ромео. - Возможно, находясь в отчаянии, я позволил себе сказать много лишнего... Но ты должен понимать - в тот момент я был страшно расстроен и зол... От обиды я забыл о благородстве и снисхождении к проступкам… Я ничего не слышал и не хотел слушать. Лишь гнев был моим советчиком и все те колкие слова, что были мной произнесены, мне он вложил в уста, - он немного помолчал и добавил. - Лишь когда я смог успокоиться и усмирить свои эмоции, я понял, что был слишком непреклонным и однозначным в суждениях. Я много думал, я постарался понять мотивы твоего поступка и пришел к мысли, что я готов тебя простить.       Меркуцио смотрел на него во все глаза, чувствуя как возмущение закипает в нем с огромной скоростью. - Готов?! Надо же, какое счастье!!! - саркастично выдал он. - И что мне теперь, плясать от радости? - процедил он сквозь зубы, стараясь не повышать голоса, а затем повернулся к Ромео боком и, воздев руки к потолку, ни к кому не обращаясь, произнес в пространство: - Нет, ну вы посмотрите, то он даже слышать не хотел о примирении, а теперь - здрасссьте пожалуйста, радуйтесь, возьмите его обратно - он готов!       Закончив язвить, Меркуцио снова повернулся к Ромео и раздраженно зашептал: - Как-то это все не так… То есть я хочу сказать, что если мы говорим о взаимной любви, то между нами должно быть и взаимное доверие. А ты забыл об этом. Ты ни на секунду не усомнился, в том я подлец, негодяй и просто подло тебя предал. Ты даже не пожелал выслушать меня. Пооомнииишь? - протянул он, мстительно прищурив глаза и сразу же продолжил, не дав Ромео и рта открыть: - А я хорошо помню! А еще, я так же хорошо помню, как ты меня выставил из своей комнаты со стражей, словно какого-то злодея и преступника. Спасибо, хоть в кандалы не приказал заковать, - не упустил Меркуцио момента для иронии.       Ромео недовольно цокнул языком закатив глаза. - Нет, ты мне просто объясни, может я чего-то не понимаю, - не унимался Меркуцио. - Это так, по-твоему должны поступать люди которые любят друг друга?! Вместо того, чтобы всем сердцем желать сохранения отношений, своей твердолобостью и непоколебимостью лишь увеличивать возникшую пропасть, отдаляясь друг от друга, - уставился он на Монтекки в ожидании ответа. - Как же ловко ты смещаешь акценты и перекладываешь вину за наш раздор на меня! - распахнул свои карие очи Ромео и в них блеснул недобрый огонь. - То есть это я - такой плохой, я виноват, что не захотел простить тебя и выгнал. Я - такой мерзавец, испортил наши отношения. А то, что ты мне изменил, так это мелочи, да? С кем не бывает… - Я пытался объяснить тебе, почему пошел на это. Я признал свою вину и извинился, если ты помнишь. - Я помню. Именно с этого я пять минут назад и начал - с того, что мне понятны твои мотивы и я готов простить тебя и дать нам второй шанс... - Ах, великочестивый синьор, как это мило с Вашей стороны, снизойти наконец до моих жалких просьб быть услышанным Вами и великодушно посулить мне прощение, - не смог удержаться от лицедейства Меркуцио. - Большое Вам спасибо, синьор, за вашу благосклонность! - склонился он в издевательском поклоне, а после резко распрямился и приблизился к Ромео вплотную, сверля своим взглядом его зрачки. - А ничего, что ты игнорировал меня почти месяц? Ты повернулся спиной ко всем моим мольбам и просьбам, не придав ни единого значения моим словам и оправданиям. Ты оставил без внимания все мои письма тебе, не потрудился прочесть хотя бы одно из них. Даже не попытался поинтересоваться: как я и что со мной. Тебе и в голову не пришло, что мне тоже плохо, что я не меньше, чем ты, переживаю нашу ссору. Конечно, разве тебе до этого было? Ты был так занят - все это время ты жалел себя, упрямо продолжая тешить свою обиду, а на меня тебе было плевать. А теперь стоишь тут, весь из себя такой благородный, и предлагаешь помириться. А вот теперь нет! - резко взмахнул кудрями Меркуцио и даже притопнул ногой. - Теперь моя очередь быть сложным и гордым! Так ты кажется мне говорил в прошлый раз? Да? - ядовито добавил он, одарив растерянного брюнета почти злобным взглядом.       Ромео был в совершенном недоумении. Он никак не ожидал такой реакции Меркуцио на его предложение помириться, как не ожидал и такой огромной обиды с его стороны, таких упреков, которые заставили его самого - Ромео, почувствовать себя виноватым. Хотя, в чем он собственно мог быть виноват? Разве только в том, что посмел продемонстрировать свое негодование, свое недовольство тем, что ему изменили... “Наверное, он просто разлюбил меня, оттого и ведет себя так заносчиво...” - мелькнула мысль в голове у Монтекки. - Ты решил остаться с ним? - прошептал он, решив, что разгадал причину несговорчивого поведения близкого друга. - Не твоего ума дело! - продолжал распаляться Меркуцио окончательно сдаваясь в плен злости. Он переплел руки на груди и задрал голову так высоко, что даже будучи немного ниже Ромео, умудрялся смотреть на него свысока. - Что решил - то решил. Ты теперь мне никто! Ни друг, ни возлюбленный… просто знакомый, так что я не обязан перед тобой отчитываться, - с непривычной строгостью проговорил он.       Монтекки кивнул и, вскинув голову, непререкаемым тоном изрек: - Тогда мне все понятно!       Эта фраза, сопровождающаяся легким прищуром глаз, прозвучавшая с полной уверенностью говорившего, без капли сомнения в голосе, совсем добила Меркуцио. “Ну вот, опять это выражение...” - подумалось ему. “Что это за… вообще такое?? Ну что ему может быть понятно? Он что, залез ко мне в голову и прочитал мои мысли?! Или он ясновидящий?! Все понятно ему… Мне самому ничего не понятно, а ему, видите ли, понятно… Умный какой!!”       Ромео истолковал молчание Меркуцио по-своему, поэтому обиженно добавил: - Мог бы сразу сказать, что нашел в его лице свою настоящую любовь. К чему было устраивать мне сцену с объяснениями и попытками помириться? - повысил он голос. - Хочешь табуреточку? - елейным голосом, задал Меркуцио неожиданный вопрос. - В смысле? - не понял Ромео. - Ну, станешь на нее и продолжишь ораторствовать о наших проблемах, еще ведь не все в этой комнате слышали о чем мы говорим. - Извини, я разволновался, - снова перешел на шепот Ромео. - Хм… Даже не знаю, принять ли твои извинения или как ты, вызвать стражу? - с едким сарказмом проговорил Меркуцио и ехидно усмехнулся - вот мол, как колко отшутился. - Знаешь что, - вспыхнул Ромео, - иди-ка ты… к своему Тибальту! Его будешь веселить своим низкосортным юмором. - Ну во-первых, ни тебе решать кого мне веселить. А во-вторых, как ты вообще осмеливаешься судить чужое чувство юмора, если у тебя своего-то и вовсе нет. - Это у меня нет? - У тебя, у тебя. - Может просто кто-то шутит коряво? - Меня имеешь ввиду? - Тебя, тебя. - А может просто у кого-то ума маловато, чтобы понять мой тонкий юмор?! - Ах ты, Боже мой! - развел руками Ромео. - Аристократ, на босу ногу! Ехидна! Вот ты кто! Инкуб с рогами! - Если уж на то пошло, то с рогами у нас - ты! - парировал Меркуцио. - Да как ты смеешь?! Чурбан! Порок в твоей крови, клянусь кишками Папы! - О, конечно! - ворчливо проговорил Меркуцио. - Кто здесь образчик порока? Меркуцио, кто же еще... Так, да? Зато ты у нас прямо первостатейный святоша! - саркастично выдал он. - Что ж ты нимб не носишь? Боишься, что шейка от тяжести погнется? Тля тощая! - фыркнул он, невежливо ткнув пальцем в плечо Ромео. - Как остроумно! Остроязычие твой конек! Твоим бы языком на бойне туши резать! - прошипел Монтекки, стараясь не повышать голос. - О! Моим языком можно делать вещи гораздо поинтересней, но тебе этого уже не познать, так что займись своим любимым делом - смотри в потолок и страдай! - С чего вдруг? У меня нет повода для страданий, ведь это же не мне предстоит облизывать потного Тибальта… А ты смотри, будь аккуратен, не протри язык от стараний. - Фуу, какой же ты все-таки гадкий, отвратительный человечишко! - Это я отвратительный? - Ты, ты! - Да ты сам - мерзенейшее существо! Сколопендра! - Что?! На себя посмотри - поганка с болотной полянки! - Никчемный хлыщ! Курчавая химера! - А ты - доска с глазами! Два метра сухостоя! - Мантикора ядовитая! - припечатал Ромео. - Чучело огородное!! - не растерялся Меркуцио.       Оскорбив друг друга с особым старанием, оба развернулись друг от друга, каждый довольный, что сумел обидеть и задеть другого.       Меркуцио с опаской косился в сторону герцога и четы Монтекки - ему казалось, что их с Ромео раздраженное шипение друг на друга не могло остаться незамеченным.       Однако ничто не указывало даже на малейший интерес с их стороны к делам отпрысков. Более того, спустя несколько минут, Эскал весьма настойчиво позвал обоих присоединиться к игре в кости. И поскольку это приглашение скорее напоминало приказ, ни Меркуцио ни Ромео не могли ослушаться герцога, а потому уныло потащились к столу и усевшись подальше друг от друга, без особого удовольствия включились в игру.       Ромео проиграл первым и, как показалось Меркуцио, был рад этому. Пожелав игрокам удачи, он вернулся к своему предыдущему занятию - разглядыванию картин. А чуть позже, он попросил у прислуги перо и пергамент и начал что-то калякать, глядя на один из шедевров живописи. Со стороны казалось, что он пытается срисовать картину, у которой стоял.       Меркуцио, разозленный их неприятным разговором, не сдержался: - Эмм, Ромео, ты что там решил в художники податься? - Да, - ответил тот не оборачиваясь, продолжая заниматься своим делом. - Так что ж ты чужое срисовываешь? Ты свое придумай, да нарисуй. Или фантазии маловато? - язвительно выдал Меркуцио и сразу же поймал на себе укоризненный взгляд герцога. - Дружеское подкалывание, - поспешил оправдаться он, глядя на Эскала.       Тот кивнул. Но Меркуцио понял, что его кивок означает не “ладно, хорошо”, а скорее “поговорим об этом позже”.       Синьоры Монтекки продолжали игру, как будто ничего не произошло, предпочтя сделать вид, что не заметили столь беспардонную шутку в адрес их наследника.       Ромео, так же никак не отреагировал на насмешку. Он даже не взглянул в сторону шутника, по-прежнему увлеченно водя пером по пергаменту.       Меркуцио было безумно любопытно, что же он там такое рисует. Он все пытался проиграть, чтобы иметь возможность покинуть игровой стол и подойти к Ромео, но сегодня, по какой-то причине, Фортуна возлюбила его самой крепкой любовью и потому ему никак не удавалось пополнить ряды проигравших. Наоборот, он раз за разом становился победителем. Поэтому все, что ему оставалось - это периодически, с интересом поглядывать в сторону Ромео. А когда тот закончил и, аккуратно сложив пергамент, спрятал его в карман - Меркуцио расстроился, что так и не успел подсмотреть, что он рисовал.       Когда же вечер завершился и Монтекки засобирались домой, Меркуцио почувствовал, что любопытство не даст ему спокойно спать. Он подумал, что раз уж он начал вести себя дерзко с Ромео, то еще одна выходка ни на что особо не повлияет.       Попрощавшись со старшими представителями фамилии Монтекки, он подошел к их наследнику, как будто бы тоже попрощаться, намереваясь, на самом деле, в разговоре выхватить листок из его кармана. - Надеюсь моя, немного грубая, шутка не лишила тебя вдохновения и ты смог завершить свое творческое занятие? - слишком церемонно произнес Меркуцио, ожидая подходящего момента, чтобы осуществить свою задумку. Но, совершенно неожиданно, Ромео избавил его от необходимости каких-либо действий. - Нет, не лишила, - сказал он, покачав головой и сам достал из кармана сложенный в несколько раз пергамент, в следующую секунду переложив его в карман Меркуцио. - Оценишь, когда будешь один.       Меркуцио кивнул, но, едва все Монтекки покинули гостиный зал, не смотря на то, что герцог все еще находился здесь же, сразу же достал рисунок Ромео и нетерпеливо развернул его.       Однако на листке не было ничего.... ничего похожего на художественное изображение. Вся страницы была исписана знакомым угловатым почерком и Меркуцио стало ясно, что все это время Ромео писал ему письмо.       Он быстро свернул лист и побежал к себе в комнату, терзаемый любопытством. Но, еще поднимаясь по лестнице, его настроение резко переменилось. В нем снова заговорила обида на Ромео. “Значит вот как... Я не захотел говорить с ним, так он решил, что таким способом заставит меня услышать себя... Значит он считает, что его чувства и переживания важны и я всенепременно должен о них узнать, а на мои ему было плевать, когда я просил выслушать меня, когда я писал ему… что ж, ситуация повторилась… моя очередь корчить из себя упрямца... Вот не буду читать его писанину, специально!” - решил Меркуцио, вбежав в свою комнату. Он смял пергамент и, бросив его в железную плошку, служившую подставкой для свечи, поджег его.       Глядя на то, как огонь охватывает смятый ком пергамента, он вдруг спохватился и схватив со стола перчатку, потушил ею еще не полностью сгоревшее письмо.       При первой же попытке развернуть скомканный, опаленый, а местами и прогоревший насквозь лист, он распался на кусочки, а почерневшие от огня фрагменты сразу же превратились в пепел.       Меркуцио с сожалением смотрел на обгоревшие обрывки: “Ну вот зачем я это сделал? Как глупо… И как теперь узнать, что он там написал...” - думал он пытаясь сложить в нужной последовательности фрагменты записки, что остались в его распоряжении.       Да, полный текст письма теперь было не востановить, однако общий смысл угадывался без особых усилий. Несколько уцелевших фраз и обрывки предложений давали понять, что Ромео все же настаивает на разговоре и верит в возможность помириться. Выяснить отношения он предлагал завтра в их доме. Правда в какое время он будет там ждать его, теперь было не понятно.       Меркуцио разволновался - как ему теперь узнать когда именно должна состояться их встреча?       Но тут же успокоил себя, решив, что завтра, ранним утром отправит своего слугу в дом с посланием для Ромео, в котором напишет, что он обязательно приедет и попросит дождаться его, если он задержится.       Он и сам собирался поехать туда как можно раньше, но записка была нужна на тот случай, если Ромео все же приедет в дом раньше него.       Внезапно, осознав свои намерения, он одернул себя. Ведь он же все уже решил для себя и дал себе слово, что не отступит от своего решения. Так о чем он сейчас думает? Зачем собирается встречаться с Ромео и разговаривать с ним о любви? “Нет… Нет, так нельзя… Нужно быть последовательным! Что я, пустослов какой-то, чтобы менять свое мнение каждый новый день? - укорил Меркуцио себя. - В конце-концов, нужно уважать слово, данное себе самому!” Он перевел взгляд на обрывки записки от Ромео: - Нет, Ромео! Теперь уже - нет! - и одним махом смел то, что осталось от письма со стола на пол.       Обтрусив руку от пепла он, на ходу раздеваясь, направился к кровати.       Едва он улегся, как сразу вспомнил, что так и не дал ответ Тибальту, поедет ли он с ним в Падую.       Пришлось выбираться из мягкой постели и снова возвращаться к своему бюро. Меркуцио сел, достал пергамент, обмакнул перо в чернила и занес его над листом. Он точно знал, что нужно написать, но почему-то рука не спешила переносить задуманный текст из головы на бумагу. - Проклятье! - ругнулся он. - Ромео Монтекки! Где же ты взялся на мою голову?! Сидел бы себе дома, обижался дальше… Так нет же… мириться он вздумал… А мне теперь что делать??? - Меркуцио вскочил с места и принялся ходить по комнате из угла в угол. Он очень злился на Ромео, что тот, своей внезапной переменой настроения, спутал ему все карты.       Решение остаться с Тибальтом и не пытаться больше наладить отношения с Ромео и так далось ему очень не просто.       Он потратил много времени, на то, чтобы найти правильные доводы для самого себя, на то, чтобы постараться вычеркнуть из памяти все, что нужно было забыть и оставить лишь то, что должно было послужить опорой для его будущего.       И теперь, когда он принял окончательное решение и уже несколько дней, как привык к нему, не кстати возникшие сомнения свели к нулю все его предыдущие старания разобраться в своих чувствах и ситуации в целом.       Меркуцио все ходил и ходил по комнате и пытался определиться, как ему стоит поступить. Он снова и снова возвращался к своему решению и по новой пересматривал его, прислушиваясь одновременно и к голосу разума и к голосу сердца.       Он мог бы завтра же помириться с Ромео, пойдя на поводу у своих чувств и отбросив в сторону все найденные им разумные доводы против этого. Но мог ли он теперь, совершенно безболезненно для себя, оставить Тибальта?       Меркуцио сомневался в этом, как сомневался и в том, что сможет отвергнуть Ромео и остаться с Тибальтом, как планировал еще утром.       Хотелось биться головой об стену от разрывающих его вопросов...       Меркуцио не спал всю ночь, но под утро, он все-таки принял решение, единственно правильное по его мнение.       Он взял два листа пергамента и написал два письма. Аккуратно запечатал их и позвал своего слугу. Ему он вручил два свитка запечатанных сургучом.       Один их них нужно было доставить в дом, где ему назначил свидание Ромео и оставить на столе.       Второй - отвести во владения Капулетти, на тайное место в саду, в котором Тибальт сам указал оставлять для него секретную почту.       Этим утром еще ни Ромео ни Тибальт не знали, какое решение принял Меркуцио и какой вердикт ожидает каждого из них. Однако каждый надеялся, что победителем станет он.       Тибальт нашел свое послание первым. Он несколько раз пробежал взглядом по строчкам, перечитав ответ Меркуцио несколько раз и, на его лице, застыло недоверчивое выражение.       Несколькими минутами позже, на другом конце Вероны, в доме, ставшем приютом для страстей племянника герцога, нашел послание от возлюбленного Ромео.       Он приехал на встречу гораздо раньше того времени, которое указал в письме. Как и Меркуцио, он не спал всю ночь и потому, не в силах больше находиться дома, он выехал из замка, едва взошло солнце.       Увидев на столе письмо адресованное ему, Ромео сломал печать и нетерпеливо развернул свиток. В отличие от Тибальта, он прочитал ответ Меркуцио всего один раз, но медленно и вдумчиво.       Тибальт Капулетти, осознав наконец смысл написанного и приняв его, раскатисто рассмеялся и быстрым шагом направился в свою комнату. Ему нужно было подготовиться к дальнейшим действиям.       А Ромео Монтекки, в этот момент, присел на тахту сжимая в руке письмо. На лице его появилась энигматичная улыбка, а во взгляд вкрался странный блеск.       Меркуцио же, в то время, уже спешил на встречу с тем, кто должен был стать для него единственным в его жизни. Он пока не знал как поступит со вторым, теперь уже бывшим… Он еще не думал об этом… он сделал выбор и это уже было большим достижением для него.       Когда Меркуцио прибыл на место, его избранник его уже ждал. - Привет, милый, я вроде бы не опоздал… - Нет, мой дорогой, все нормально. Это просто я приехал раньше, - ответил ему Тибальт. - Честно говоря, я даже не верил уже, что ты решишься уехать со мной. Ты так долго давал ответ, что я потерял всякую надежду. - Да, мне пришлось потратить не один день на размышления, но зато сейчас я уверен, что поступил правильно и выбрал именного того, кто действительно мне нужен. Тибальт от его слов засмущался и покраснел. - Мне невероятно приятно это слышать. Однако весь свой восторг я обрушу на тебя позже, когда мы прибудем на место. А сейчас, не будем терять время. В путь! - взмахнул рукой Тибальт и развернул коня в нужном направлении.       Меркуцио, уезжая, оглянулся на Вернону.       Он думал о том, что должно быть Ромео уже нашел его послание, которое без сомнения повергло его в пучину страданий и спровоцировало новый виток депрессии. Естественно, он и не подумал посвящать Ромео в суть своих благородных порывов, верно предполагая, что тот скорее всего будет против таких проявлений благоразумия и не сразу поймет, что для него так будет лучше.       Какая ирония. Еще недавно Меркуцио, в совершенной уверенности, говорил Бенволио, что только сам Ромео может решать, что лучше для него. Как быстро он забыл об этом... Лишь только это убеждение начало ему мешать, он тут же исключил его из хода своих мыслей. Он сам принял решение за Ромео, ни на секунду не усомнившись в его правильности, совершенно не принимая во внимание мнение самого Ромео.       Самому Меркуцио было совсем не сладко от своего решения, но он был горд, что поступил именно так и считал свою печаль некоторым искуплением, за свои прежние эгоистичные поступки. И если раньше он поступал по велению своих чувств и желаний, то сейчас он поступил так, как по его мнению будет лучше для человека, который был ему наиболее дорог.       Он верил, что рано или поздно, боль Ромео утихнет и он сможет вернуться к нормальной жизни.       А через много лет, когда возможно они вновь смогут нормально общаться, если не как друзья, то хотя бы как хорошие знакомые, он признается Ромео, что бросил его не потому, что разлюбил, а потому, что хотел для него лучшей судьбы. - Когда-нибудь ты скажешь мне “спасибо”... - почти беззвучно прошептал Меркуцио.