Небеса

      Лин Вэнь странно смотрит на него и непонимающе хмурит брови: — Вы уверены, что хотите спросить именно это, господин Повелитель Ветров? Право слово, я думаю, ответ на ваш вопрос вполне очевиден. Если кто и занимает сердце Бога Земли Мин И, так это вы.       Цинсюань наигранно смеётся и давит из себя улыбку, почти такую же лучезарную, как и те, что привыкли видеть у него обитатели верхних небес, но в слова богини не верит.       Когда люди любят, в их голосе слышна страсть.       Когда люди любят, то их глаза вспыхивают ярче тысячи солнц, стоит им только увидеть тех, кто так запал им в душу.       Когда Цинсюань видит подле себя Мин И, его сердце поёт, и самому ему хочется петь и рассказывать обо всём на свете, делить самое сокровенное с этим человеком.       Мин И часто жалуется, но никогда его не прерывает.       Мин И говорит, что согласен идти с ним куда угодно только из-за еды, но даже если в итоге они не заходят ни в какие обеденные, Бог Земли никогда не уходит прочь. Он остаётся рядом, прикрывает спину и даёт советы, когда Цинсюань так сильно в них нуждается. Он пытается утешать, когда Повелителю Ветров плохо. Выходит из рук вон, но одного только намерения хватает, чтобы заставить сердце плавиться, кровь приливать к ушам, а язык заплетаться, словно после нескольких литров хмельного заморского мёда.       Цинсюань тогда улыбается, счастливо, душевно, даже не дразнит, и зовёт Мин И своим лучшим другом, ибо даже не смотря на чувства Бога Ветров это именно то, кем они друг другу и приходятся.       Мин И никогда не соглашается. Он кривится, иногда закатывает глаза, но редко, и отрицает сказанное, сводя чужую искренность на шутку.       Это и должно быть шуткой двух лучших друзей. Самых близких друг другу. Но вместо смеха или ответного тепла Цинсюань видит в глазах возлюбленного разве что могильный холод.       И это сбивает с толку.       Цинсюань плох в чужих чувствах. Он способен найти общий язык с кем угодно, но влезть под корки мозга, чтобы выяснить то, что скрыто глубоко в душе, ему не под силу.        Мало кому под силу, если говорить откровенно. Даже верховный бог уверен, что этот талант во всех верхних небесах осилили только Мин И и Лин Вэнь. Именно поэтому со своим вопросом Цинсюань обращается именно к богине литературы, страшно желающий услышать правду об отношении к нему Бога Земли и столь же сильно её опасающийся.       Однако даже Лин Вэнь оказывается не способна увидеть дальше верхней оболочки. Это страшит и поражает одновременно.       Цинсюань не отчаивается. Он старается вести себя максимально естественно, но при этом ловит каждый взгляд Мин И, каждое неосторожно брошенное слово и заново старается выстроить картину своего лучшего друга.       И результаты не впечатляют. Мин-сюн может сколько угодно морщиться и отказываться от сомнительных авантюр товарища, однако может описать Цинсюаня с ног до головы с закрытыми глазами. Дай ему волю, он разложит по полочкам каждый аспект его души, словно сам Цинсюань какая-то книга, одна их тех, что так бережно хранит Лин Вэнь. Единственное что, простая книга. Лёгкая. Где каждое знание лежит на поверхности и знакомо настолько, что успело уже порядком надоесть.       Это и льстит, и напрягает.       Когда Мин И пронизывает его долгими взглядами, по коже Цинсюаня бегут мурашки, и отнюдь не от влюблённости, а от едва ощутимой угрозы и собственного параноидального ужаса.       Казалось бы, чего бояться? Это же его лучший друг, Повелитель Земли!       Но в особенно длинные ночи кажется, что за его спиной стоит не до дрожи знакомый Мин-сюн, а безумный демон, готовый принести небесам погибель в этот самый час. Некстати вспоминается Багровый Дождь. Но Хуа Чэн в мире живых, где-то там, далеко, неспособный проникнуть в мир богов.       Мин И же стоит совсем рядом. Не нужно даже руку протягивать, чтобы коснуться — качнись в сторону, и вы столкнётесь плечо к плечу.       Цинсюань ненавидит себя за такие подозрения, за ничем не обоснованную паранойю, ибо Мин-сюн не сделал ничего, чтобы заслужить это колкое недоверие с его стороны. Но с этими чувствами ничего не поделать. И даже несмотря на липкий страх, стоит Мин И снова заговорить, обратить на что-то его внимание, выразить интерес в сказанном Повелителем Ветров, и сердце снова трепещет, заставляя разум плутать в лабиринтах одержимой любви и недоверия.       Это похоже на безумие. Это и есть безумие.       И Повелитель Ветров чувствует себя бабочкой, с каждой секундой всё сильнее вязнущей в каменной паутине земляного паука. И надо бы бежать, и надо бы отдалиться.       Но от одной только мысли, что когда-нибудь ему могут ответить взаимностью, сердце в груди готово выпрыгнуть.       И потому, паутина это или нет, но падает в неё божество добровольно.