Здравствуй, папка!

Здравствуй, папка!.. Вообще-то, Мойра сказала, что начинать надо было с фразы: «Дорогой дневник». Собственно, это ее гениальная идея — взять бумагу и записывать туда все, что я видела, думала и чувствовала. Она считает, это может пригодиться в какой-нибудь новой книге. Мысль заманчивая. Но разговаривать с бумагой как-то глупо. Так что, я сделаю по-своему и буду рассказывать все тебе. В общем, здравствуй, папка! Я уже три дня на поверхности. И это просто здорово! Опасно, конечно. Часто страшно. И я понимаю, почему ты не хотел, чтобы я тут оказалась. Но, пап! Я же твоя дочь. И мне немножко обидно, что ты, во-первых, решил все за меня, а во-вторых, не слишком в меня верил. Пока что все самое страшное со мной случилось там, в Убежище. Если ты спросишь, почему я оттуда ушла, я обижусь еще сильнее. Честно. Вы же такую кашу с доктором Джонасом заварили! Ты ведь знаешь, что его убили? А про радтараканов, которые из-за тебя успели пролезть в бункер, знаешь? Они несколько человек закусали до смерти — бабулю Тейлор, инженера Льюиса, и еще кого-то, я не рассмотрела. Кажется, это был Пол. Его мне почему-то жальче всех, хоть он и был тем еще болваном. И Элен бы закусали, если Буч не позвал бы меня на помощь. Не хочу думать, что ты впустил их нарочно. А даже если и нет, даже если и не знал — про то, какой идиот смотритель Альмодовар, ты уж точно в курсе. И каких отморозков он набрал в охрану — тоже. Ты что, правда думал, что после твоего побега мне дадут жить спокойно? Альфонс даже Амату разрешил бить — свою дочь! Она меня не выдала. А я пробежала мимо. Подумала, что он все равно ничего страшного ей не сделает — не сможет. Родная кровь все-таки. Может, я просто струсила. Потому что понимала: если вмешаюсь — снова придется стрелять. А я так этого не хотела! Но мне все равно пришлось убить четверых охранников. Они собирались убить меня, так что, выбора-то мне и не оставили. И Холденов они застрелили бы, если б не я. Вот и вышло, что убивать меня научило Убежище, а вовсе не Пустошь. Самого первого, возле нашей комнаты, я ударила бейсбольной битой — после того, как он пальнул в меня два раза. Я думала, после удара по голове он перестанет стрелять. Я так испугалась! Сейчас мне кажется, что он испугался не меньше. Может, он нарочно мазал? Почему тогда не убежал, когда с него слетел шлем? Почему я не дала деру сама? Наверное, мы оба были в шоке. Он продолжил стрелять, а я ударила еще. И проломила ему череп. Он упал, и я поняла, что убила человека. А я всю жизнь его знала, я росла у него на глазах! И знаешь, что я сделала дальше? Не закричала, не заплакала. Просто подобрала его пистолет, забрала патроны, шлем и бронежилет. И снова побежала. Потому что иначе мне нужно было пустить себе пулю в лоб прямо там, в коридоре. А я хотела жить, папка. И найти тебя. Но он мне теперь постоянно снится. И его кровь, и мозги на полу коридора, знакомого до последнего шва. Мне страшно, пап. Но я не могла поступить по-другому, ведь правда? Эх. Ладно. Расскажу, как я попала в Мегатонну. Хотя, кому, как не тебе знать, насколько это было просто — от Убежища до города, оказывается, протоптали неплохую тропинку. Интересно, когда детеныш кротокрыса в первый раз выныривает из-под земли, он тоже пугается? Я-то, как только вышла под небо, тут же остолбенела, а сердце в пятки ушло. Одно дело — смотреть на картинки. Совсем другое — понимать, что над головой ничего нет. Стояла так, пыталась проморгаться, и слезы текли в три ручья. И тут будто что-то толкнуло: за мной же могут отправить погоню! Вот и пришлось драпать и реветь от ужаса враз. А потом на меня напала дикая собака, и я раз и навсегда поняла, что расслабляться тут нельзя — если хочешь жить. Она меня здорово покусала, а я ее пристрелила, и, знаешь, это меня отрезвило. Я начала, наконец, смотреть по сторонам и думать. У меня часто не хватало слов для всего того, что я видела вокруг. Постройки, предметы, запахи, звуки — это было так любопытно, так ново! Я заходила в разрушенные дома, копалась в ржавом хламе, прикидывая, как могу использовать эти вещи. Очень жалела, что бросила биту там, в коридоре. Понимала же — патронов надолго не хватит. Откуда мне было знать, когда попадется другое оружие? Я знала только одно — раз ты куда-то ушел, раз у тебя были какие-то важные дела в этом мире, значит, тут можно жить. Тут есть еда, жилье и люди. И когда я достигла Мегатонны, не слишком удивилась. То есть, вру, конечно. Такая здоровенная куча мусора, собранная в виде города, не может не удивлять. А потом увидела бомбу, и вот тут уже поразилась по-настоящему. Да что там, я чуть в штаны не наложила! Как они могли столько лет тут жить и знать, что ЭТО может в любой момент рвануть?! Я даже не стала бродить по городу. Пошла сразу туда, к бомбе. Почему-то знала, что у меня получится — это было, как вдохновение. Ты скажешь, я поступила безответственно и самоуверенно. Но ты же сам научил меня электронному взлому и работе со взрывчаткой, я очень хорошо все запомнила. Щиток был открыт, а интерфейс оказался понятен. Я ни за что не полезла бы туда наобум! В общем, у меня получилось. И мне подарили за это дом. И теперь у меня есть свой собственный дом, папка! Там два этажа, кабинет, кухня, спальня, много-много шкафчиков и даже робот-дворецкий по имени Уодсворт! А самое главное — в нем есть электричество, канализация и водопровод. Вот уж не мечтала встретить их снова! Вода, правда, воняет ржавчиной, но привередничать не приходиться. Сперва я пошла и перезнакомилась со всеми подряд, а потом приняла ванную, упала в собственную кровать и спала целые сутки. Ух, как это было здорово! Наверное, лучшее, что со мной пока здесь случилось. В общем, я начала помогать Мойре Браун писать ее книгу: «Руководство по выживанию на пустошах» — звучит, а? Очень амбициозно и полезно, по-моему. А вот работать на Мориарти мне не захотелось, хотя некоторые советовали. Ну, ты знаешь, почему. Мерзкий тип. И Харю обижает. Мне так жалко гулей! Наверное, это больно, гнить заживо? Как же им всем досталось от жизни. Бедняга совсем отвык от нормального отношения и сразу ко мне потянулся. Даже намекнул, что стоило бы залезть в компьютер босса. Я так и сделала. Да, папка. Я теперь — компьютерный воришка. И я узнала, куда нужно бежать, чтобы расспрашивать о тебе дальше. Вот помогу Мойре — и сразу побегу. Потому что работать над книгой — это так интересно! Наверное, ты простишь мне эту задержку. Уж ты-то понимаешь, что это такое, когда душа поет от предвкушения работы, и кажется, будто от тебя зависит что-то важное. Но пока я ради науки просто обшарила супермаркет. И поубивала кучу рейдеров. Теперь убивать людей не так страшно, знаешь. Они хотя бы незнакомые. И я никогда не начинаю первой, пытаюсь пройти незаметно, но они почему-то все время сами на меня набрасываются. Хорошо, что ты научил меня так метко стрелять. Не устаю этому радоваться. Хотя, что-то внутри все равно говорит, что убивать — нехорошо. И от этого грустно и противно. Потому что не убивать не получается. Шериф Симмс сказал: «Так устроен мир, ничего не поделаешь». Куда проще, когда имеешь дело с монстрами! Меня попросил о помощи один мальчишка, Брайан Уилкс. Вот, кому не повезло. Или повезло — он ведь жив. Ты когда-нибудь был в Грейдиче? Сейчас там никто не живет. Только Брайан. Всех убили огромные огненные муравьи. Ух, и страшные же твари! Чуть меня не поджарили. Специально для науки напишу — муравьи метра два длиной. Это рабочие. Солдаты чуть побольше — два пятьдесят. Хитин довольно твердый, десятимиллиметровым калибром пробить трудно. И у солдат крепче, чем у рабочих. А еще у солдат очень мощные и острые жвала. А вместо яда их железы вырабатывают природную зажигательную смесь. Муравьи ее выплевывают, и та воспламеняется. Доктор Леско называет это «пирозом». Да, я нашла дока, который создал этих тварей. Нечаянно, как он сказал. Вроде как, если у него все получится, все муравьи снова станут маленькими — постепенно. Наверное, он все-таки псих. А я дура, что ему поверила. Мойра сказала, что вера в силу науки — это здорово. А шериф Симмс — что верить всем подряд опасно. Они хорошие. Может, мы даже подружимся. А для Брайана я найду новый дом. Неправильно, когда ребенок живет совсем один. И еще неприятный случай был. Возвращалась я из Грейдича и увидела, как возле ворот Мегатонны трое местных бьют какого-то бедолагу. Ногами. А рядом стоит караванщик, смотрит на это и добродушно улыбается. Ну, я взяла и вмешалась, потому что трое на одного — нечестно. Ты же знаешь, я на Буча и его компанию так же наскакивала. А эти сразу схватились за оружие, но испугались, когда протектрон-охранник начал мигать лампочками, и стали просто ругаться. Я им попыталась объяснить — а они не поняли, будто я по-китайски говорила. И обиделись еще, что я им всю потеху испортила. А потом караванщик сказал, что сам их на бродягу натравил, потому что тот попытался что-то там у него стащить. В общем, тут все сложно. У меня просто мозги трещат от всех мыслей и сомнений. И сердце болит, и не в медицинском смысле. Пап, я так по тебе скучаю! Ладно Пустошь и убийства. Это страшно, но самое страшное — быть одной. Я сегодня так устала и расстроилась, что выпила в баре виски и расплакалась в углу, как дурочка. Виски — та еще дрянь, а реветь прилюдно — стыдно. Ко мне подсела одна девушка, Люси Вест, и выпила со мной вместе. Ей тоже одиноко. Но она хотя бы знает, где ее семья. Я пообещала принести ей от родных весточку. Эх, я бы не пожалела все мои крышки и все патроны, если бы кто-то смог передать весточку от тебя! Но я сильная, папка. И со всем справлюсь. Я сама тебя найду.