Working Conviction

Это было довольно легко. Они были простыми работниками под крылом у разных агентств, действующими по одним и тем же принципам, но с разными целями, часто достигаемые аналогичными сомнительными методами. Возможно, бесчеловечными методами, в зависимости от того, кого вы спросите. Все дело в перспективе, как часто говорит Тэхен: слишком много точек зрения и каждая из них может быть ошибочна. Потому что, в зависимости от того, кого вы спросите, раздробленный, как яичная скорлупа, череп и разлитая, как желток, кровь могут быть оправданы. В перспективе их можно назвать убийцами. Опять же, это спорный выбор слов. Тэхен любит правду так же, как и все остальные в этом бизнесе. Спроси любого из них, возможно, они выберут простого, но смутного оперативника, или же восхитительно едкого ремесленника, или же ужасно точного наемника. Называйте это как хотите. Все дело в перспективе, ребята. Самая соль в том, что это все равно ничего не меняет. Самая соль в том, что ты можешь вырезать слоги или ломать суффиксы и приставки, перегибать слова, чтобы построить новые, но это не изменит того факта, что пуля – это пуля, и что кровь – это кровь. А чистая ли это кровь или же грязная – зависит от вас. Правда никогда не изменится. Ты можешь изменять ложь для своего удобства. Неотъемлемое оправдание пули может меняться, но она все еще остается пулей, которой вы выстрелили. Всё, что вы можете – это солгать, в надежде оправдать себя. — Ты заслужил этот выстрел, — первое, что говорит Чонгук Тэхену. — Сделаешь что-то смешное и заслужишь следующий. Тэхен лежит на земле с дырой от 9 миллиметровой пули в воротнике. — Тогда будь точен, мистер, и стреляй прямо в упор, ибо я очень смешной. Чонгук прижимает горячее дуло пистолета к виску Тэхена. — Не играйся со мной. — Ты что-то имеешь против игр? Крутой. Динамик в ухе Чонгука трещит, и затем его партнер говорит: «У меня один из них. Мертвый. У тебя другой?» — Да, — отвечает он по радио, чувствуя, как взгляд Тэхена скользит по нему. Конечно, в этот момент он не знает, что его зовут Тэхен. Все, чем он является – это еще один пример применяемой перспективы и обнадеживающей праведности, что истечет кровью на стальные плитки. «Мертв?», спрашивает его партнер. — В скором времени, — отвечает Чонгук, крепче прижимая пистолет к голове Тэхена. — Собираешься убить меня, милашка? — дразнит Тэхен с земли. Это заставляет Чонгука ощетиниться, что бывает редко. Гнев действительно перестает быть инстинктом, когда ты привык к отдаче пистолета, к его громкому и грандиозному звуку. — Сделай это быстро. У меня есть места, куда я должен пойти, и люди, которых должен увидеть. Тогда в него не стреляли, но, оглядываясь назад, может, он этого и добивался. Немного мрачного юмора — и в голове его бы сквозила дыра от пули. Черный на красном – довольно стильно. Теперь, зная его получше, Чонгук уверен, что он это сделает. Он отпустит какую-нибудь адреналиновую шутку, приставляя круглый конец пистолета, что оставит отпечаток на виске, и ухмыльнется, сжимая другую пулевую рану и тыча в нее, чтобы стало больнее. Боль означает, что ты жив. Слишком много боли – и ты, возможно, мертв. Он бы сказал, что жизнь основана на балансе. — Так стреляй. Я всего лишь пытаюсь прожить свою жизнь. *** Они снова встречаются из-за «красного» случая, только на этот раз это больше не как убийство, а как стиль. Тренды убийц. Беспощадная роскошь. Изобилие накапливается в горле. Цель – парень в смокинге, жирное тело, втиснутое в дорогущую ткань. Скорее всего, он не сделал ничего плохого, и Чонгук знает это. Но деньги окрашивают тебя в ярко-красный, все эти грязные деньги, что оставляют следы на кончиках пальцев. — Легкая мишень, — комментирует кто-то, так демонстративно отодвигая стул, что Чонгук вздрагивает, и садится слишком близко, чтобы показаться небрежным невооруженному взгляду. – Слишком легко, я полагаю. Твои люди знают про него? Чонгук не смеет отвести взгляд от человека, цели, жертвы или преступника, в зависимости с какой стороны посмотреть. Всегда зависит от перспективы. Не осмеливается посмотреть в его сторону, потому что он где угодно узнает этот глубокий голос. — Это работа для одного, — бормочет Чонгук, смотря перед собой, его губы едва шевелятся. — Но отправили сразу два агентства. — Разные агентства. Ни одно из которых не в курсе о действиях другого, не даже о таких простых вещах. — Но мы тут все еще вдвоем. — Да что ты говоришь? Он чувствует, как Тэхен пожимает плечами. Борется с желанием обернуться посмотреть, как этот человек смотрится в официальной одежде, а не в полном черном обличии, посмотреть, вылечилась ли его рана. — Просто говорю. — Поговори тут еще и окажешься мертвым. — Мм, — затем Чонгук чувствует, как холодное оружие прижимается к нему, и он вроде как ожидал этого. – То же ждет и тебя, если не будешь разговаривать. Чонгук кладет локти на стол и складывает руки перед собой. Он мог бы выглядеть задумчивым, если бы не побелевшие костяшки пальцев. — Что ты хочешь? — Почему ты отпустил меня? — Это все? — Нет, но давай начнем с этого, — он тычется пистолетом, напоминая, — Отвечай. — Ты выглядел, будто хотел выжить. Тэхен усмехается: — Ты не настолько прост. — Как и ты. Смерть смотрит в твои чертовы глаза, и ты говоришь, что хочешь жить. Жить жизнью, как у тебя. В этом нет ничего простого. — И что получается? Любопытство? Я здесь не ради этого. — Я и не ожидал другого. Но да, любопытство. Помимо других вещей. Официантка проходит мимо, неся поднос с высокими стаканами. Тэхен машет ей и, взяв один, харизматично улыбается в благодарность, будто это не он прижимает заряженное дуло к Чонгуку. Делает глоток и продолжает: — Помимо других вещей, хах? — говорит он, прежде чем поменять тему. Он тот, кто при пистолете может делать все, что ему угодно. – Что насчет твоего партнера? Он просто позволил тебе отпустить меня? Чонгук предусмотрительно кивает. Сотрудничает с врагом, пока не вытащит свое оружие, и сделает то, что должен был сделать еще несколько месяцев назад. — Надеюсь, ты понимаешь, что я оказал тебе услугу, убив его. Кстати, это был я. Уверен, ты это знал. Держу пари, в конце концов он бы доложил о тебе. Так всегда и происходит. — Ты говоришь, я тебе задолжал, не так ли? — Конечно нет. Ты позволил мне уйти, не так ли? — Чонгук ненавидит небрежную ухмылку в его голосе, дерзость, с которой он сидит, скрестив ноги и положив лодыжку на колено. Все сливается в формальной обстановке. — Просто задумался. Они всегда красивые, не так ли? Я думал об этом, когда сунул пистолет в его милый и рыдающий ротик. Он представил своего бывшего партнера, сопливого и рыдающего с дулом пистолета в горле, и это не так далеко от эротики. Потому что Тэхен прав, он был красив, они все красивы. И нет ничего ужасного в крови, хлещущей из дыры, пробитой в затылке. Потому что Тэхен прав, он бы его сдал. Не раньше, так позже. Дуло пистолета Тэхена успокаивающе прошлось по боку Чонгука. — Затем я подумал о тебе, милашка. Подумал о том, каким хорошеньким ты был, когда целился пистолетом мне в лицо, будто действительно мог убить меня. Это почти заставляет Чонгука улыбнуться, что освежает. Память. То, как Тэхен говорит об этом. — Говоришь, я не смогу? — Говоришь, что сможешь? — Почему я не могу? На данный момент Чонгук играет. Его внимание переключается с бархатных штор на свою рубашку, куда был приставлен пистолет, и он понимает, что тот исчез. Чонгук и не против. — Не хочешь замараться грязной кровью, я бы сказал. — Ты и сейчас так думаешь? — Думаю. Не хочу огорчать тебя, мистер, но ты уже достаточно грязный. Чонгук поворачивается к Тэхену, который уже рассматривает его. Изучает, скорее. — Меня зовут Чонгук, — говорит он. — Чон Чонгук. — Приятно познакомиться, — Тэхен в последний раз прижимает дуло пистолета к боку Чонгука с темным блеском в глазах, в качестве своего рода извращенного рукопожатия, и полностью убирает его. – Ким Тэхен. Он уводит его из главного зала вверх по изогнутой лестнице, в какую-то тихую комнату с балконом, что была во всех хороших особняках. — Остаешься со мной один на один, Ким Тэхен? Это не очень умно. — Да? Тогда скажи, как будет правильнее. Тэхен отталкивает Чонгука, чтобы закрыть дверь из слоновой кости. Там есть замок, но это не очень беспокоит его. — Это убьет тебя, — скромно говорит Чонгук. — Может быть, но мне все еще интересно посмотреть на это, — прошептал он чуть ниже уха Чонгука, его голос звучал как шелк. — Так покажи мне. Чонгук достает пистолет. Это хороший, надежный пистолет, тот же, что он использовал, чтобы выстрелить в Тэхена. Пистолет, который он с радостью использует снова. Он тычется Тэхену в живот и двигается между его ребер, когда Тэхен прижимается ближе к Чонгуку. — Это то, чего ты хочешь? Хм? — Это именно то, чего я хочу, — мурлычет Тэхен. Щелчком он снимает предохранитель, и этот звук пробирается по их венам, как нездоровое обещание. — Собираешься убить меня, Чонгук? — ухмыляется Тэхен. — Или ты слишком любопытен? — Я думал, ты здесь не за этим. Веки Чонгука трепещут, впервые за долгое время он усмехается и действительно имеет это в виду. — Ты будешь удивлен, — шепчет Тэхен, приближаясь, их губы почти на одном уровне, так мучительно близко. — На что способны люди, стоит направить дуло им в грудь. Чонгук издает смешок. — Так удиви меня. Тэхен целует его, что само по себе не так уж удивительно. В принципе, общение с сотрудником агентства, которое не является твоим, неправильно, но принцип – первое, что умирает, стоит горячему телу прижаться к твоему. Чонгуку интересно, сколько его коллег были оттраханы, пока наводили заряженный пистолет на своего любовника. Наверняка немало, учитывая особенность их работы. Почувствовал смену настроения – вытаскивай пистолет. Это первый инстинкт, за которым, возможно, следует или улыбка, или хмурый взгляд. Правда в том, улыбайся ты или хмурься, ты все равно умрешь, если не среагируешь первым. Это все физиология, включая голову, но исключая сердце, потому что Чонгуку нравится думать, что это часть души. Неприкосновенное и все еще чистое после всего, что он сделал. Его еще можно спасти. Рука Тэхена под пиджаком Чонгука, пальцы гладят участок, где остался синяк от пистолета. Как бы то ни было, Чонгук знает, что утром ему будет куда больнее, чем обычно. Чонгук вскидывает бедра вперед, и Тэхен кладет колено между его ног. Хватка на талии Чонгука притягивает его еще ближе. Зубы царапают его нижнюю губу как предупреждение перед укусом, и Чонгук издает стон, потому что он знает, что Тэхен этого хочет. Он не осмеливается бросить пистолет, ибо знает, что свой Тэхен где-то прячет. Он задается вопросом, где именно. Какую уловку тот удумал? — Я еще не удивлен, Агент Ким, — дразнит Чонгук. Тэхен мычит ему в рот, поцелуй превращается в мешанину зубов и языка, грубо и нежно одновременно. — Ты можешь умереть от удивления, Агент Чон. И Чонгук фиксирует пистолет, который немного сдвинулся за то время, что он был отвлечен. Многообещающий холодный металл в его руке, великолепная полярность между ним и его действиями. — То же самое относится и к тебе, позволь напомнить. — Ох, ты дьявол, — смеется Тэхен, и Чонгуку нравится, как этот звук перекатывается у него на языке. — Мне это нравится. Он не дает Чонгуку вздохнуть, ему это не нужно. Он не новичок. В этот момент Чонгук является никем Тэхену, как и Тэхен ему. Закономерность гласит, что люди редко становятся кем-то особенными для тебя, потому что месяцы или годы спустя они все подохнут, как мухи, и не важно, насколько, блядь, ты думал, они были особенными. — Как ты позволишь взять тебя, милашка? — Не думаю, что позволю взять тебе что-либо, — притворно улыбается Чонгук. Тэхен усмехается и прижимается бедром к стояку Чонгука через его классические брюки, что, вероятно, уже не так хорошо разглажены. — Получается, мне придется взять силой? — Ты же не ожидал, что будет легко, не так ли? Тэхен обращается с ним довольно агрессивно. По правде говоря, пистолет Чонгука все еще при нем, и он не осмеливается бросить его. Тэхен поднимает его на край декоративного стола, что, вероятно, стоит больше, чем их жизни и все жизни, что они отняли, вместе взятые. Чонгук держит пистолет крепче, прижимая его к пульсирующей венке на шее Тэхена. Холодный металл скрылся в глубине его челюсти. Брюки стащены вниз, но не сняты. Это не значит быть любезным, просто ради удобства. Чонгук берет пальцы Тэхена в рот, наблюдая за темным блеском в его глазах. Высовывает розовый язык для шоу, затем тщательно обмазывает пальцы слюной. — Будет больно, — предупреждает Тэхен. — Ты говоришь так, будто это что-то плохое, — говорит Чонгук, вытаскивая пальцы изо рта. — Будто тебе это не понравится. Тэхен усмехается и немедля скользит пальцами в дырку Чонгука. Толкает один, и да, блядь, это больно. Чонгук скулит, но не совсем из-за боли. Больше, чтобы посмотреть на реакцию Тэхена. — Блядь, заткнись, это твоя вина, — рычит он, и это почти заставляет Чонгука засмеяться, потому что он может представить, как Тэхен говорит что-то подобное, пока приставляет дуло к чьим-то хорошеньким губам. Потому что это никогда не твоя вина, если ты при пистолете, это всегда является решающим фактором. Этот рыдающий на коленях человечек будет кивать вне зависимости от того, какую ложь ты плюнешь ему в лицо. Два пальца, и Чонгук откидывает голову назад. Тэхен наклоняется вперед, несмотря на пистолет, прижатый к его горлу, и Чонгук позволяет ему подойти и лизнуть пот с его шеи. Хотя он не видит Тэхена, но жутко довольная улыбка играет на его губах. Три пальца, и зубы Чонгука скрипят. Ничего такого, с чем бы он не справился, но все же. Тэхен вытаскивает пальцы, плюет на них и пихает обратно. Это грубо, и заставляет Чонгука подавиться стоном. Тэхен мурлычет ему в шею, затем лижет и целует его приоткрытые губы. — Ох, я собираюсь трахнуть тебя, милашка, и ты примешь меня так хорошо. — Мм. Надеюсь, ты действительно хорош, иначе я выстрелю в тебя за то, что потратил мое время впустую. Чонгук вертит пистолетом, и Тэхен хихикает, когда ему надавливают на кадык. Свободной рукой он помогает Тэхену опереться на стол, одновременно расстегивая его штаны. Это так грязно, что они делают среди чистой мебели. Тэхен вытаскивает пальцы, липкая слюна растягивается между ними, когда он стаскивает Чонгука со стола и переворачивает его. Чонгук даже не возражает, он стоит спиной к Тэхену, уязвимый. Только крепче стискивает пистолет в руке, на всякий случай. Ты не можешь точно знать, безобиден ли человек, пока он дышит. Тэхен нагибает его над поверхностью стола и лизком проходится по его спине. И, боже, Чонгук почти умирает. Конечно, это может считаться одним из самых лучших моментов в его жизни. Потому что язык Тэхена прижимается к его дырке, к этой дрожащей, растянутой мышце. Его штаны стянуты до лодыжек, туфли все еще на ногах. Он ожидал быстрого секса, за которым, возможно, последовала бы пуля, но не это. Его голова падает вперед, он утыкается лицом в сгиб локтя, колени подгибаются. Руки Тэхена держат его, держат его на месте, ибо все, на что Чонгук способен – это позволить ему. Язык кружит вокруг колечка, время от времени погружаясь внутрь. Чонгук выгибает спину, не зная, прижаться ли ему к лицу Тэхена или отстраниться от скользкого ощущения. С его члена капает. Он чувствует это, предэякулят сочится с головки и падает под действием гравитации липкими каплями, когда его член дергается с каждым движением языка Тэхена, с каждой вибрацией его удовлетворённого гудения, которое он издает. Как смущающе. Как чертовски смущающе то, как он позволяет громким стонам вырваться с его горла, пока он прижимается ко рту Тэхена, наслаждаясь ощущением его широких ладоней, что раздвигают его полушария для лучшего доступа. Тэхен добавляет палец наряду с языком, и это так импульсивно, так по-животному, и Чонгук знает, Тэхен тоже это чувствует. Тэхен, должно быть, наслаждается тем, как Чонгук позволяет сломать себя. Правда в том, что он мог бы повернуться и всадить пулю прямо в Тэхена, не колеблясь. Прав­да в том, что об­раз об­мякше­го те­ла пар­ня с по­чер­невшим от кро­ви от­вер­стием, сделанным пу­лей, меж­ду глаз мо­жет сде­лать Чон­гу­ка еще жес­тче. Прав­да в том, что он не нас­толь­ко по­терян, нас­коль­ко мо­жет по­казать­ся. Мо­жет, Тэ­хен это зна­ет, мо­жет и нет. Это не име­ет зна­чение. Это об­на­дежи­ва­ет. Нес­мотря на все, Чон­гук хо­чет до­иг­рать в эту иг­ру до кон­ца. Тэхен целует и сосет его сфинктер, Чонгук чуть ли не скулит от того, как ему хорошо. Так мокро, так развратно. Это закончилось слишком быстро, и он сдерживает разочарованный стон, когда Тэхен тянет его обратно. Затем он чувствует, как толстый кончик члена прижимается к его мокрому от слюны отверстию. — Как твое сердечко, милый? — смеется Тэхен. Он крепко прижимается к нему грудью, от чего пуговицы его рубашки врезаются в спину Чонгука сквозь ткань, напоминая ему, что они все еще, по большей части, одеты. Он скользит членом между ягодицами Чонгука. — Все еще бьется, — хрипит Чонгук, с трудом сдерживая дрожь в голосе. — Не очень-то хорошо ты справляешься, не так ли? — Ох. Хочешь, чтобы я старался еще больше? — Ты достаточно умен, чтобы знать, чего я хочу, агент, — плюется Чонгук. Сзади раздается щелчок, и Чонгуку на секунду кажется, что сейчас к его затылку прижмут пистолет. Но затем он слышит, как хлюпается жидкость. — Ты слишком добр, — говорит Чонгук, растягивая слова, и вздрагивает, когда холодная смазка проникает в него, стекая вниз по яйцам на пол. — Ох, я это делаю не для тебя, — Тэхен пристраивает свой влажный член, надавливая. Слишком медленно. Он знает, что это слишком медленно. — Не люблю трахаться насухо. — Мм. Ты называешь это трахом? Разве ты не можешь сделать лучше, милый? Нет? Чонгук обхватывает бедро Тэхена свободной рукой и притягивает его ближе, а тот отталкивает его назад. И он делает это. Боже, как хорошо он это делает. Толстый член Тэхена растягивает его дрожащие стенки, двигаясь слишком глубоко, слишком быстро и слишком больно, больно таким образом, что Чонгук хнычет от того, насколько реальным это заставляет его чувствовать. Тэхен рычит, и он, должно быть, тоже чувствует это. Эту реальность, которую человечество применяет в своей жизни и, похоже, слишком мало применяет. — Черт побери, — бормочет Тэхен. Он кусает Чонгука за плечо, и хватает его за галстук, любезно ослабляя узел, прежде чем потянуть за него так, что Чонгук начинает задыхаться. — Посмотри на себя, как ты принимаешь меня, ты, чертова шлюха. Чонгук кашляет, галстук затягивается туже. Еще туже. Тэхен вытаскивает член, чтобы ворваться обратно, трахая его глубже, глубже, глубже. — Черт, — сдавленно рычит Чонгук и, наконец, отпускает пистолет, звякнув им о качающуюся деревянную поверхность, и кладет костяшки пальцев на противоположный край стола. Его бедра дрожат, дыхание прерывистое, но это не заметно из-за грохота двигающегося стола. — Боже мой, черт, черт… — Такой громкий, — ворчит Тэхен. Его раздражает, как Чонгук вдруг вьется, почти ожидая удара по заднице из-за тона Тэхена. Его не следует, потому что, возможно, Тэхен не такой. Хотя скорее всего, он именно такой. — Дело не только в тебе. — У меня все еще оружие при себе, — огрызается Чонгук. — Я стою у тебя за спиной. Твоя прелестная попка принимает мой член, — Тэхен еще разок дергает Чонгука за галстук. Одновременно его бедра дергаются вперед, будто Тэхен пытается убить его, но он знает, что для того, чтобы сломать человеческое тело, нужно нечто большее. — Думаешь, твой гребаный пистолет спасет тебя? Хм? Можешь попробовать. Этот недостаток кислорода, эти сильные руки Тэхена, придерживающие его нагнутое тело, пока он трахает его до оцепенения. Оцепенения в лучшем случае. Член Чонгука отскакивает от живота, пульсирующий и истекающий. Затем Тэхен отпускает галстук и впервые тянется к члену Чонгука. Мило с его стороны, учитывая обстоятельства. Чонгук стонет, и он не смог бы сдержать стон, даже если бы хотел. Он врезается в стол, надрачивание его члена сопровождается ударами по простате, с него капает смазка. — Да, вот так, хорошо, — бормочет он, едва соображая. Голос звучит слишком запыханным из-за удовольствия. — Тебе это нравится, хм? — хмыкает Тэхен с каждым толчком. – Когда я трахаю тебя так, трахаю до боли. — Боже, да, сильнее, ну же, — его голос срывается. Горячее дыхание Тэхена опаляет заднюю часть его шеи. Член глубоко внутри, толстый, горячий член. Чонгук едва не задыхается, когда кончает, брызгая спермой на чистый пол и стол, и выпускает стон через больное горло. Его анус резко сжимается, снова и снова. Это заставляет Тэхена замедлиться, и он хватает Чонгука за бедра, натягивая на себя, и Чонгук позволяет ему, позволяет использовать себя, как игрушку, как оружие. Тэхен никак не предупреждает, когда кончает с вырвавшимся «блядь», но Чонгук этого и ожидал. Его член, погруженный глубоко внутри, пульсирует, заполняя спермой задницу Чонгука, и Тэхен рвано стонет, удерживая его на месте. Он вытаскивает член, и сперма мерзко стекает по бедрам Чонгука, но сожалеть не о чем, и это хорошо. Слышны лишь хриплое дыхание и приглушенная музыка с нижнего этажа. Первым делом Чонгук достает свой пистолет. Затем натягивает обратно штаны, заправляет рубашку. Проверяет пиджак на наличие следов спермы. Все как обычно. — Спасибо, — говорит Чонгук после. Обычно он молчит, но на этот раз он чувствует, что должен что-то сказать. Не самое лучшее, что он мог сказать, но что поделать. Нет каких-либо подходящих слов для таких моментов. Тэхен смеется, разглаживая складки на своем пиджаке. — Всегда пожалуйста. Спасибо, что не убил меня. — А должен был. — Но ты не убил, — они держат дистанцию по понятной причине. — Я верну должок. Как-нибудь. Тэхен дарит ему ослепительную улыбку, какую можно увидеть лишь в кино или в аду. Он, несомненно, обаятелен, но это скорее его оружие, чем характеристика. Его кнут, как чистое лезвие. Нетронутое и дразнящее. Чонгук покидает комнату, не отводя взгляд от Тэхена, ибо он не может повернуться к нему спиной. — Ловлю на слове, Агент Ким.