Воздаяние

В течение последнего месяца Родж почти каждую ночь просыпался и отбрасывал старенькое одеяло в сторону. Он просто лежал в объятьях полумрака, прищурив янтарные глаза, и разглядывал причудливые силуэты переплетенных ветвей за окном. Хотя нет, не просто, он еще едва уловимо улыбался тишине и благодарил богов за то счастье, коим они его одарили. Конечно же, это было незаслуженное счастье и Лютый Родж прекрасно понимал данный факт. Ведь кому-кому, а разбойнику, грабившему и убивавшему на протяжении десяти лет, от судьбы не должны перепадать никакие презенты. Веревка или ржавый нож под ребро — вот и вся награда для таких, как он. Но нет, кто-то на небесах, или намного ниже, посчитал иначе, и после всех злодеяний матерому душегубу выпала мизерная возможность почувствовать себя человеком, а не мразью с окровавленными руками. Возможность звали Лили, и она спала в соседней комнате. Да, это очень странно, особенно для Роджа, чей цветочно-конфетный период никогда не длился больше часа. Да он и не знал про него, если только в общих чертах. Но солнце, поселившееся внутри его грубого тела, было таким чистым и таким хрупким, что он впервые решил все сделать правильно. То есть до свадьбы ни-ни, как бы ни хотелось. Роджу не везло с самой колыбели, собственно, эту самую колыбель он не видел ни разу за тридцать лет жизни. Не знал он и дату своего рождения, не имел понятия, что такое отцовская забота и материнская ласка. Рос по закону улиц, промышляя в трущобах чем попало, а повзрослев, перебрался в лес к ребятам посерьезнее городской шпаны и, сменив пару банд, «дослужился» до атамана небольшой шайки. Впрочем, главарем он пробыл недолго, ибо всех его подельников перебили, ну, как оно обычно и бывает, зато репутация и боевой опыт остались при нем. Это все его накопления, не считая того барахла, которым он разжился на большой дороге. К сожалению, малограмотность и безрадостные мысли о будущем были лишь небольшой частью проблем Роджа. Его самым главным несчастьем является… происхождение. Да, в королевстве Орен частенько рождаются дети со звериными чертами и звериными инстинктами, вот и душегубу не посчастливилось стать одним из них, возможно, именно поэтому его и выкинули, будто мусор, собственные родители. На первый взгляд в довольно внушительном теле Роджа нет ничего необычного, но если приглядеться, то можно заметить и слегка заостренные уши, и вертикальные зрачки, и слишком мощные челюсти. И это, не считая животных инстинктов, с коими разбойнику приходилось уживаться, сколько он себя помнил. Только, несмотря на кучу невзгод и жалкие перспективы, у бывшего бандита остались силы улыбаться темноте, представляя тот заветный миг, когда крохотный осколок счастья упадет в его объятия, заливаясь звонким смехом. В своих страстных мечтах Родж и то старался все сделать правильно, а не рвать одежду в клочья, как поступал с безликими визжащими крестьянками. Он бы мужественно развязал каждую ленточку, расстегнул каждую пуговицу, изучая каждую часть желанного тельца, он бы… Душегуб обыденно потянулся к шнурку рабочих широких штанов, в которых спал, но едва различимый шорох в одно мгновение разрушил сладкую пелену и планы на небольшую разрядку. Разбойник за секунду насторожился и напрягся, словно струна, жадно вдыхая ночной воздух и готовясь в любой момент выхватить нож из-под подушки. Потрепанная временем дверь тихонько скрипнула, и в комнату проскользнула невысокая и миниатюрная тень вместе с одеялом, волочившимся по полу. Опасения Роджа сразу же улеглись, ведь тень пахла, как Лили: незабываемо притягательно. Тень деловито забралась на кровать и шустро принялась сворачиваться в тряпичный кокон, вызвав неуклюжими трепыханиями легкую улыбку у душегуба. — Я думала, ты спишь, — раздалось из-под правого бока. — Меня тяжело застать врасплох, ты же знаешь, — Родж старался говорить мягко и пытался глушить звериные нотки в своем голосе, которыми раньше гордился. Ему казалось, что любимой это не очень нравится. — В следующий раз у меня получится! — Если бы не полумрак, то разбойник бы разглядел коварные глазища, пронзительно зеленые, словно осколки ядовитых изумрудов. Те самые, в которые он окунулся в момент их первой встречи и в которых захлебнулся. Еще совсем недавно Роджу и в голову не приходило, что он бросит кровавое ремесло и променяет лихую жизнь на крохотный домишко у рыночной площади. Променяет все на девчонку, даже своих закадычных друзей, коих осталось не так уж и много. Лили отличалась от других женщин, с которыми разбойнику довелось встречаться: вечно кричащих перепуганных крестьянок с грубыми от тяжкого труда пальцами; улыбчивых лживых шлюх в замусоленных платьях; и визжащих аристократок, которых он вытаскивал за волосы из повозок. Она была искренней, наивной и еще верящей в сказки дурочкой, сбежавшей из отчего дома. Обычно оранжерейные барышни осиливают не больше километра, прежде чем пропасть бесследно в недорогом борделе или в канаве, но Лили оказалась невероятно везучей дурочкой и вляпалась в неприятности аж спустя десять километров, добравшись каким-то чудом до небольшого забытого богами городка. В крупных городах Орена правит стальной закон, пусть это и закон безжалостных аристократов и богатеев, но люди там хотя бы могут не опасаться за свою жизнь, гуляя после наступления темноты. А в поселениях поменьше, таких, как это, на дорогах верховодят бандиты, насилуя, убивая и обворовывая всех, кого их лихая натура желает. А одиноких путниц она желает всегда. Здесь не то что поздним вечером опасно пробежаться по улочке, здесь и днем-то можно встретить множество неприятностей, пока идешь за горячими булочками в соседнюю лавку. В тот день, когда Родж отбил у местной шпаны бесстрашную зеленоглазую беглянку в синем платье, он впервые почувствовал себя героем. В действительности спасение путешественниц никогда не интересовало разбойника, скорее ему захотелось отвесить пару оплеух молодняку, который матерными воплями отвлекал от дешевого пойла и куска запеченной баранины… А потом все само собой завертелось, и растрепанный птенец уже сидел напротив Роджа за обляпанным столом в третьесортной таверне и щебетал без умолку про свои приключения на дороге, жадно поглощая бутерброды. В этот момент, едва грубой мозолистой руки душегуба коснулись тонкие изящные пальчики, а сердце пронзил искренний, бесстрашный взгляд, он и пропал. Столько благодарности, столько восхищения и столько счастья Родж не видел раньше в женских глазах. А еще Лили оказалась хорошенькой, даже невзирая на помятое простенькое платье, покрытое дорожной пылью, и неровно остриженные золотистые волосы. Да, у птенца совершенно не тот тип женщин, который привлекал Роджа своими роскошными формами. Форм у Лили и не наблюдалось, к слову. Но все равно эта тростиночка сразу запала в огрубевшее черное сердце душегуба, ведь для нее бывалый разбойник был… героем, рыцарем, а не безродным выродком, достойным презрения. — Лили, что-то случилось? — осторожно поинтересовался он. — Да! — девушка уверенно кивнула. — Я проснулась и поняла, что должна тебя защекотать! — и тут же безжалостно приступила к осуществлению задуманного. Родж усмехнулся детской выходке и даже попробовал симулировать хохот, но все напрасно. Его прочной шкуре щекотка оказалась нипочем. Несмотря на почти двадцатилетний возраст, Лили обезоруживала непосредственностью, будто всю жизнь провела в чудесном, оторванном от реальности месте, месте без изнасилований, боли, лишений… месте, где одиноких беглянок бандиты не бросают безжалостно на землю, а отпускают домой после театральных диалогов. — Почему ты не щекочешься? — Не знаю. Честно не знаю. Да меня и не щекотали раньше, — Родж забылся и уже не прятал звериные нотки. А еще он решил взять инициативу в свои руки и отомстить ночной гостье ее же коварным методом. Под тонкой кружевной рубашкой чувствовалось изящное угловатое тельце, взрослое, и еще такое чистое, незапятнанное. По привычке разбойник навис сверху и машинально чуть не разорвал хлипкую одежонку, но вовремя спохватился. Лили лежала молча, замерев, словно перепуганная ящерка. Она не билась, не кричала, как десятки других безликих жертв, не отворачивалась, а смотрела прямо в глаза, пронзая до самой сгнившей души. В ее взгляде, окутанном полумраком, блеснуло что-то едва уловимое, кольнувшее сердце душегуба раскаленной иглой. — Прости, я… не понимаю, как такое получилось… — разбойник тотчас отпрянул от оцепеневшей добычи, а потом еще осторожно накинул на нее одеялко. На самом деле он все прекрасно понимал, ведь нельзя щелкнуть пальцами и стать хорошим парнем, когда с детства был тем, кем приходилось быть. Когда злодеяния стали неотъемлемой и естественной частью лихой жизни. Когда привыкаешь брать желаемое силой и наслаждаться этим. — Так не щекотятся, — кротко ответила Лили и повернула голову в сторону поникшего душегуба. — Ты не умеешь, да? — Я… научусь. Для тебя, — Родж погладил щечку девушки и быстро отдернул руку. — Я знаю, — уверенно заявила Лили и бесстрашно нырнула к своему бандиту под одеяло. Родж уже собирался обрушить на доверчивого птенца целую тонну обещаний, раскаяния и комплиментов, но вместо этого прижал наивный комочек к груди, жадно вдыхая его аромат. В мощных объятиях разбойника было столько отчаяния и столько боли, столько мольбы… возможно, они даже оказались слишком сильными, но девушка не проронила ни слова, понимающе уткнувшись лицом в выцветшую рубашку. — Я люблю тебя больше жизни, больше всего, и я скорее сдохну, чем причиню тебе вред, — хриплый шепот разорвал ночную мглу. — Это я тоже знаю…

♥♥♥♥♥♥♠

Утро началось с завтрака, точнее, с привычного грохота и лязга кастрюль на крошечной кухоньке. Лили почти не умела готовить, но старалась этому научиться. Единственное, что она могла сделать безупречно — чай. Остальное вызывало либо вопросы, либо усмешку. Родж не спрашивал про семью своей беглянки, и так видно, — она не из бедняков: пальцы тонкие без мозолей, кожа бледная и вдобавок ничего не умеет. Кроме… Разбойник с гордостью смотрел на ароматную чашку чая и довольно убогий бутербродик, с которого на тарелку упал криво отрезанный кругляшок колбасы, не очищенный от оболочки. — И вот эта пигалица и есть твоя баба, ради которой ты все на хер послал? Надеюсь, сосет она ловчее, чем кухарит. — Утро началось с внезапного раннего визита лучшего друга и соратника Роджа. Он ввалился в их уютное гнездышко с бутылкой винца минут десять назад и уже по-хозяйски восседал за столом в комнате для гостей, скептически разглядывая «кулинарные шедевры» перед собой. — Лили не пигалица. Она моя, понял! — Гордость с мордахи Роджа испарилась, зато голос звучал более устрашающе, чем обычно, а черные волосы, кажется, стояли дыбом. Брэди Боров сразу же прикусил язык, ибо спорить с разозленным полукровкой себе дороже: о силище Роджа он знал прекрасно, как и о его ярости, и вспыльчивости, ведь вместе они с самого детства и прошли многое от трущоб до кровавых разборок. И ни разу во время перепалок, разбавлявших их крепкую дружбу, Брэди не получилось занять первое место, ведь с природой не поспоришь. — Дружище, я не ожидал, что ты будешь зубами клацать из-за нескладной бабенки, но дело, конечно, твое, — гость коварно прищурился. — Как по мне, то тебя просто задрала жизнь лихая, а бабенка, это так… предлог. Я вот никогда не поверю, что эта доска охмурила самого Роджа! Ты же больше вечера одну бабенку не трахал никогда, особенно плоскую. Родж решил пропустить монолог про высокие чувства, над который Боров однозначно будет очень долго гоготать, может, даже до слез. Поэтому он, успокоившись, отхлебнул половину чашки и пристально посмотрел на собеседника: — И это тоже, Брэди. Мне тридцать лет, а ни кола, ни двора, ничего нет. Просто Зак, Коред Одноглазка, Подкова Верд, вот их охотники порешили, и нет их. Нет и будто не было никогда моих парней. Они стали жратвой для падальщиков, и никто, ни одна гребаная душа их не вспомнит! А я хочу, чтобы меня вспоминали добрым словом. Хочу хотя бы раз попробовать другую жизнь. Не лихую… обычную. — За Верда надо выпить, — буркнул помрачневший Боров и быстро приложился к бутылке, затем утерся замусоленным рукавом. — Недавно еще Сороку завалили. Плохо он кончил… исчез на пару дней, а потом всплыл в городской канаве с выпотрошенным брюхом. Так что, да, я понимаю, как лихая жизнь может задрать, дружище. Брэди всецело соответствовал своему прозвищу. Глазенки мелкие, волосы русые, засаленные и не видевшие мыла больше месяца, пивное брюшко в наличии, одежда и вовсе стирается раз в год. Ни дать ни взять — боров, как он есть. Еще и жрет практически все, чуть ли не с помойки, не парясь. — Только нормальная житуха не для нас, и ты это скоро поймешь. Не сможешь ты без свободы лихой, жить по законам богатеев… — Гость хотел продолжить уговоры, но дверь распахнулась и в комнату запорхнул радостный птенец в белом фартуке с мелкими кружавчиками. В руках у Лили была кастрюля с чем-то похожим на салат, на который она смотрела с такой гордостью, словно отбила его у дракона. — Вот, мое фирменное блюдо! Угощайтесь. — Девушка поставила бадью в центр стола и сама запрыгнула на табурет рядом с Роджем, после чего принялась накладывать себе в тарелку свежеприготовленное угощение. — Я не понял, это… че? — лицо Брэди исказила гримаса удивления. — Ну… салат же. Он выглядит не очень, но вкусный. Я проверяла. — Да, блядь, че твоя бабенка здесь делает? — возмутился Боров, проигнорировав Лили полностью, будто она пустое место. — А мы всегда вместе завтракаем! — не унималась девушка, повысив голос, дабы ее заметили. — Лили, иди на кухню, — сухо приказал Родж. — А завтрак… салат… мы? — Лили, иди на кухню, это мужской разговор! — Ну и пожалуйста! — Девушка надула губки, подхватила бадью и обиженно потопала к двери, потом оглянулась, надеясь заметить на лице избранника толику сожаления, но не найдя там ничего, кроме раздражения, скрылась из комнаты. — Это че было? Ты ее еще и не воспитываешь? Че, твоя бабенка не в курсе, что в разговор и уж тем более за стол к лихим ребятам лезть не надо? — Я не лезла, это наш дом, вообще-то! — мордашка Лили наполовину показалась из-за двери. — А еще можно и спасибо сказать за салат и бутерброды! Салат, кстати, правда вкусный вышел. У Брэди было такое лицо, словно на его глазах попирают законы мироздания. Как реагировать на запредельную бесстрашную наглость птенца в фартучке, он не знал, ну, если только задать ему хорошую трепку. Только, вот беда — Роджа это разозлит, со всеми вытекающими. — Дружище, ну ты… ты свою полоумную-то воспитай. Я-то ладно, мне на нее похер, но другие ребятки и леща отвесят, а то и на столе разложат за подобные выходки, — протянул Боров, уставившись на закадычного друга, — и будут правы. Янтарные глаза Роджа Лютого налились ненавистью, а зрачки стали узкими, словно нитки. Он ничего не говорил, лишь смотрел так, будто через мгновение вцепится в горло и разорвет его зубами. Брэди сжался, едва ощутил угрозу, и начал сползать со стула, хватаясь за початую бутыль винца, с которой и нагрянул в гости. — Ты это… прости, если что я с горяча ляпнул, но ты и сам знаешь, закон он для всех один. И что твоей су… девушке пора его учить. А я пойду, пожалуй, раз ты в плохом настроении. Родж проводил горящим взглядом лучшего друга до самой входной двери и молча принялся допивать остывший чай. — Какой закон? Почему мне нельзя сидеть с вами за столом? Кто это вообще был? Почему ты нас не познакомил? — Разбойник и двух глотков не успел сделать, как Лили забросала его вопросами, вылетев из-за двери, которую она грациозно закрыла пяткой. — Долго объяснять, — ярость Роджа начала стихать, едва тонкие пальцы коснулись его сжатого кулака, но раздражение и негодование еще колыхались внутри, — тебе нельзя с нами сидеть, потому что ты женщина. С женщинами не разговаривает лихой народ за столом. Не принято. За столом могут решаться важные вопросы… Тяжело объяснить… это традиция, и не я ее придумал. Она всегда была, сколько я себя помню. Лили втянула побольше воздуха, дабы обрушить свой праведный гнев и сообщить, что слабый пол тоже способны решать важные вопросы! Вот только Родж, обняв жесткими ладонищами ее личико, оборвал: — Я не хочу, чтобы ты к этим людям близко подходила, ясно? Они очень опасны. Особенно для молодых и красивых девушек. — Я могу постоять за се… — Лили, — голос разбойника был угрожающе спокоен, — в нашем мире сильный всегда сожрет слабого, что бы ни обещали книжки про отважных принцесс-путешественниц с двуручниками. В реальности… у тебя вообще нет шансов. В глазах Лили, зеленых-зеленых, пронзительных, как осколки ядовитых изумрудов, бушевало море негодования на несправедливый мир, где она лишь хрупкая девушка: — Мне раньше говорили, что я и за ворота не выйду, если сбегу из дома. А теперь я так далеко, еще и почти замужем за самым прекрасным человеком в Орене. Поэтому шансы у меня, наверно, все-таки есть, — она хитренько прищурилась. Услышав внезапный обезоруживающий комплимент, Родж широко улыбнулся и решил закончить глупый спор поцелуем, за которым и потянулся, но Лили подло накрыла его губы ладонью: — У нас будут новые законы. Никаких поцелуев, пока не попробуешь салат! И бутерброд. Только не тот, кривенький, а другой — с веточкой петрушки. Он лучше других получился.