Color of the night

Миллс. Реджина Миллс. Мэр Миллс… Столько имен у одного человека! А Генри «любя» окрестил ее Злой Королевой. Нет, она, конечно, не такая уж и добрая, как хотелось бы… Но почему-то все время казалось, что ребенок ее излишне демонизирует. Хотя… Эмма Свон стояла под дверью офиса мэра, не решаясь постучать и отдать отчеты. День был пасмурный, настроение — под стать погоде, невеселые мысли в голове, и внутри — привычная неприязнь к брюнетке, которая ждала ее через тонкую преграду двери. Отвращение, нежелание видеть эту женщину, вся сущность которой отталкивала от себя так, что хотелось убежать на другой конец города и больше никогда не видеться с этим странным существом по имени Реджина. «Сколько можно?!» — мысленно рявкнула на себя Эмма, внутренне собралась и постучала. Дверь тут же открылась, будто мэр только этого и ждала. — Шериф Свон? — Доброе утро, мэр. Я принесла Вам отчеты. — Утро, — скептически взглянув на пухлые папки в руках Эммы, ответила Реджина. — Не стоило утруждаться, я все равно собиралась сегодня заехать к Вам в офис. — Я не была осведомлена о Ваших планах, мэр Миллс, — сквозь зубы процедила Эмма, стараясь подавить волну злости, поднимающуюся откуда-то из живота. Она никогда не искала лишней встречи с мэром, а эта ситуация выглядела с точностью до наоборот. — К тому же, мне следовало сдать Вам их еще три дня назад, так что… — В следующий раз не стоит этого делать. Только если Вам очень уж захочется… — изогнув губы в усмешке, проговорила мэр и выжидающе замолчала. — Не захочется! — не выдержав, выдохнула Эмма и, самым наглым образом впихнув папки в руки мэру, развернулась на каблуках. — До свидания, шериф! — раздался сзади голос с нотками издевки. — Боже упаси, — пробурчала Эмма и, заведя машину, отправилась в офис. *** — Эмма, приходи к нам сегодня на ужин? — внезапно попросил Генри, отрываясь от книги в тяжелом кожаном переплете. — Извини меня, малыш, но мне кажется, что если вдруг я заявлюсь скоротать время за вашей семейной трапезой, твоя мать меня, чего доброго, отравит, — мрачно проговорила шериф, сортируя какие-то папки. — Не отравит, — с непоколебимой уверенностью ответил мальчик и вернул взгляд к желтоватым страницам. — У нее тут нет магии, и травить ей тебя нечем… — Вот уж сомневаюсь, — хмыкнула Эмма, — мне всегда казалось, что между ней и Голдом что-то есть, а у того целый ломбард всякого барахла, и не думаю, что у него не найдется пары-другой бутылочки с мышьяком или цианидом. — Ну, не знаю. А мне наоборот казалось, что она его недолюбливает, а он — ее, — невнятно ответил Генри, не отрываясь от книги. — Ребенок, как ты еще наизусть эту дурацкую книгу не выучил-то? — бросив в сторону несчастного вместилища фольклора раздраженный взгляд, поинтересовалась шериф. — Ну, интересно же! — воскликнул мальчик и воззрился на женщину умоляющими глазами. — Так ты придешь? — Ох, ну и как же тебе отказать, когда ты вот так вот смотришь? — усмехнулась Эмма и притянула смеющегося мальчонку к себе. — Приду, только госпоже мэр ты сам все скажешь, хорошо?  — Хорошо! — воскликнул Генри и обхватил Эмму за шею. «И какая разница, что Реджина никогда нас не оставит в покое, когда он вот так вот улыбается?..» — тепло улыбаясь сыну в макушку, невпопад подумала шериф, крепче прижимая тонкое мальчишеское тело к себе. *** Легкий мандраж заставлял пальцы Эммы подрагивать, нажимая кнопку дверного звонка. В считаные секунды после того, как мелодичная трель закончилась, подрагивать начали уже колени, и шериф начала сомневаться в том, правильно ли она поступила, согласившись на эту дурацкую авантюру. Еще несколько секунд спустя, завидев в окне тень, направляющуюся в сторону входной двери, бесстрашная Эмма Свон была готова позорно сбежать, да подальше от кошмара, не так давно появившегося в ее жизни. — Шериф Свон? Что Вы здесь забыли в столь поздний час? Разве Вы не на дежурстве? — сыпала вопросами мэр, изящно изогнув бровь и оглядывая девушку с ног до головы. «Соберись, тряпка…» — подумала Эмма, бросив короткий взгляд на Реджину и отметив, что по сравнению с ней она смотрится едва ли не как чушка. Одежду утром гладить было как-то лень, да и ботинки в этой ужасной грязище на улице чистыми не могли быть по определению… — Я… это… эм… пришла, — выдавила из себя Эмма, с вызовом отвечая на взгляд замершей в ожидании женщины напротив. — Мама, я пригласил Эмму на ужин, — виновато улыбнувшись, сказал непонятно откуда появившийся Генри. — Ты же не против? Темные, цвета крепкого кофе, глаза нехорошо блеснули в сумерках, но, повернувшись к мальчику, женщина уже тепло улыбалась. — Конечно нет, но тебе следовало предупредить меня заранее. Ты ведь знаешь, я не люблю незваных гостей, — мягко проговорила Реджина и потрепала торчащие вихры ребенка. — Проходите, шериф Свон. — Спасибо, мадам мэр, — пробормотала Эмма и вошла внутрь, стараясь соблюсти максимальную дистанцию до Реджины. — Быть как дома не советую, — добавила мэр, и улыбку как водой смыло с ее лица. — А я и не ожидала услышать от Вас что-то подобное, — парировала шериф. — Эмма, пойдем в столовую, — потянув девушку за руку, проговорил Генри. Женщина неуверенной походкой прошествовала за ребенком, стараясь игнорировать неприязненные взгляды хозяйки дома. Войдя в столовую, Эмма увидела там небольшой круглый столик с букетом белых лилий посередине и приборы на двух человек. — Мы не ждали гостей, — пояснила Реджина, проследив за взглядом девушки. Затем прошла к навесному шкафу и достала еще одну тарелку и приборы. — Присаживайтесь. Эмме почему-то казалось, что Реджина предоставит ей место как можно дальше от сына, но брюнетка не оправдала ее ожиданий и усадила ее рядом с мальчиком, отчего последний был до безумия счастлив. Ужин протекал в абсолютной тишине, изредка прерываемой постукивающими по тарелкам вилками и ножами. Мэр Сторибрука приготовила лазанью с ветчиной и маслинами, которые Эмма терпеть не могла, но старалась не подавать вида, так как в этом доме ее не ждали совершенно, и выражать свое мнение она не считала себя вправе. Пару раз Генри порывался о чем-то заговорить, но Реджина пресекала эти попытки в корне, лишь бросив на мальчика взгляд из-под ресниц. — Мадам Миллс, если ребенок хочет что-либо сказать, почему Вы ему этого не позволяете? — наконец, не выдержав, поинтересовалась Эмма, откладывая вилку в сторону. Реджина повторила движение шерифа и, опустив подбородок на сцепленные руки, воззрилась на женщину испытующим взглядом. — За столом разговаривать неприлично, мисс Свон, но откуда же Вам знать о манерах… — Не переходите на личности, — отмахнулась Эмма и скрестила руки на груди. Казалось, практически черные глаза напротив готовы прожечь в ней дыры сплошным потоком негатива и неприязни. — Вы знаете, шериф, с Вашим появлением в моем городе Генри ужасно расслабился. — Да что Вы говорите? — с деланым удивлением протянула Эмма. — И то, что я учила его не разговаривать во время принятия пищи, похоже, совершенно выветрилось у него из головы за то время, что он пребывал на Вашем участке. — Я его мать, а Вы совершенно не даете мне с ним видеться в последнее время, так дайте же пообщаться хотя бы сейчас, — прошипела Эмма сквозь зубы, побелевшими пальцами вцепившись в край стола. — То, что Вы явили его на свет, не дает Вам права ломать все то воспитание, что я ему дала, — совершенно спокойным тоном ответила Реджина, наслаждаясь яростью, горящей в серо-зеленых глазах напротив. — И как у Вас только язык поворачивается себя матерью называть… — Да как Вы смеете! — воскликнула Эмма и подскочила. — А разве я не права? Мальчику уже десять лет, и за это время Вы даже не пытались его искать… А сейчас заявились и возмущаетесь моими методами воспитания? Увольте, — поднимаясь из-за стола, проговорила мэр. — Ну зачем вы опять ругаетесь?! — звенящим голосом проговорил до этого молчавший Генри. — Я Вас обеих ненавижу! — Генри! — в голос воскликнули обе женщины в спину убегающему ребенку. — Это Вы во всем виноваты, — обернувшись к блондинке, прошипела Реджина. — Это же Вы его воспитывали, мадам мэр… Вот и разбирайтесь теперь с этим сами, — выпустив эту парфянскую стрелу, Эмма развернулась и вышла из дома. Вечер был безнадежно испорчен. Эмма прекрасно понимала, что это было неправильно с ее стороны просто взять и уйти, но оставаться в доме мэра больше не хотелось. Казалось, этот несостоявшийся ужин поселил в ее душе еще большее отвращение к одинокой, никем не любимой женщине, и от этого факта тоже было неуютно. — Шериф, добрый вечер! Какими судьбами? — раздался мужской голос с крыльца кафе «У бабушки». — Вечер, Лерой! — невесело ответила Эмма. — И как Вам не надоедает пить каждый день? — А вот так! Присоединиться не хотите? — лукаво взглянув на девушку, поинтересовался Лерой и заманчиво покрутил перед ее носом початой бутылкой виски. — С удовольствием, — вздохнула шериф и направилась к входу в кафе. Пить Эмма не умела совершенно. Некоторые люди умели пить алкогольные напитки медленно, смакуя вкус и наслаждаясь им. Эмма же терпеть не могла обжигающее ощущение спирта во рту и предпочитала пить быстро, не обращая внимания на вкус. И обычно подобное поведение чревато сказывалось на состоянии ее здоровья по утрам, что в очередной раз подтвердилось и теперь. Вечером, с Лероем вдвоем они выпили уже полторы бутылки виски, как к ним присоединился Вейл. Что же такого стряслось, что до этого времени почти не потреблявший доктор надрался в стельку — по-другому и не скажешь, — оставалось тайной за семью печатями, да и Эмме не было так уж интересно. В тот момент, когда Виктор принялся забираться на барную стойку в надежде станцевать чечетку, шериф была изрядно пьяна и, стаскивая доктора вниз, запнулась о свои же ноги и рухнула вместе с мужчиной на пол. Лероя это происшествие изрядно развеселило, и он залился громким смехом на все помещение, за что Руби выгнала всю их троицу под дождь. Доктор Вейл наотрез отказывался идти домой, цеплялся Эмме за талию, признавался ей в любви и обещал горы золота, если она будет с ним, но Эмма не ответила ему взаимностью и в один момент сплавила еле стоящего на ногах доктора Лерою, а сама незамеченной смылась домой. Голова болела нещадно. Придя в офис и усевшись за стол, Эмма с жалобным стоном уронила голову на аккуратную стопку каких-то бумаг и начала размеренно дышать, молясь всем богам, чтобы это мучение прекратилось. На самом видном месте лежало заявление Голда, в котором тот подробно описал какую-то шкатулку ручной работы, инкрустированную драгоценными камнями, которую накануне у него якобы кто-то украл. Девушке следовало сегодня отправиться в лавку и осмотреть там все, но в таком состоянии она никуда не хотела идти. Ей хотелось умереть или похмелиться. Ей хотелось плакать и прибить Реджину за то, что она назвала ее отвратительной матерью. Ну, конечно, хоть и не прямым текстом, но это ясно читалось в ее глазах… Красивых, миндалевидных, цвета горького шоколада, глазах. Поймав себя на мысли, что восхищается красотой глаз собственного врага, Эмма ужаснулась. «Видимо, последствия похмелья», — пришла первая мысль в голову. В надежде отвлечься, блондинка придвинула к себе заявление, написанное убористым мелким почерком, но буквы расплывались, и, поняв очевидную глупость собственной затеи заняться делами, Эмма тяжело вздохнула и прилегла на диван, собираясь подремать минут пятнадцать. — Шериф! Шериф Свон! — надрывался над ее ухом голос с прорезающимися нотками чистой ненависти. — Шериф Свон, проснитесь Вы наконец! — Зачем так орать? — выдохнула Эмма, закрывая ладонями уши. Вдруг девушка почувствовала, как ее кто-то хватает за отвороты куртки и весьма ощутимо встряхивает. — Это я еще не орала! Почему я Вас вообще с поста шерифа еще не сняла, все равно Вы своих обязанностей не выполняете! — разорялась Реджина, глядя прямо в лицо шерифу. — Потому что более подходящих кандидатур на этот пост в городе нет, — приоткрыв один глаз и упершись взглядом в ярко-алые губы мэра Миллс, пробормотала шериф и довольно улыбнулась. — Вы слишком много о себе думаете, пьянь несчастная! — прошипела мэр и отпустила куртку девушки. — Что Вы хотели, мадам мэр? — принимая вертикальное положение, поинтересовалась Эмма. — Генри сбежал, — голос мэра тут же стал деловым. — Как сбежал? Куда сбежал? — игнорируя, как ей показалось, целый табун маленьких пони в голове, проговорила Эмма и начала бестолково метаться по офису. — Шериф, не мельтешите! Скажите лучше, где Вы с Генри бывали чаще всего? — Мы часто сидели в замке, — растерянно проговорила шериф, останавливаясь. — Так же бывали «У бабушки» и у меня дома, но сомневаюсь, что он пошел куда-либо из этих мест… — В замке его нет, я проверяла. В кафе тоже, а к Вам домой я даже под угрозой смерти не сунусь. Так что поднимайте свою ленивую задницу и отправляйтесь на поиски, мисс Свон, — командным тоном проговорила Реджина успевшей присесть Эмме. — Я не имею ни малейшего понятия, куда он мог отправиться, — проговорила шериф. — Может быть, нам стоит поговорить с Арчи? — Я с утра его нигде не видела, — сухо ответила мэр, не глядя на девушку. — Шахты, — внезапно севшим голосом выдохнула Эмма. — Простите? — переспросила Реджина, оборачиваясь. В этот момент Эмме в глаза бросилась тонкая сеть едва заметных морщинок вокруг глаз мэра, горький изгиб ее губ, расширившиеся от страха зрачки так, что радужки практически не было видно… «Господи, так она же до смерти перепугана, — глядя на женщину у окна, поразилась своим домыслам Эмма. — Но до такой степени привыкла никому не показывать своих чувств, что прикрывает это все цинизмом и жестокостью.» — Шахты, — повторила Эмма, отводя глаза. — Генри пару раз говорил мне что-то о шахтах, но я толком не помню, что именно… — Конечно, столько пить! — Это был первый раз! — вспылив, воскликнула Эмма. — Ну конечно! Кто Вам поверит, шериф! — выдохнула Реджина и с этими словами вылетела из офиса. — О, Господи… За что мне это? — жалобно глядя в потолок, прошептала Эмма и направилась в след за удаляющимся женским силуэтом в темном пальто. Конечно же, Генри оказался внутри заброшенных шахт. По неизвестной причине с ним оказался доселе рассудительный и здравомыслящий Арчи. Выяснилось, что перед тем как отправиться к непутевому шерифу, Реджина чуть ли не весь город организовала в поисковую группу, а Руби додумалась выпустить из квартиры Понго, который и привел всех к шахтам. — Что будем делать, мэр? — спросил один из рабочих. — Взрывать, у нас нет другого выхода, — ответила мэр. — А это не повредит им? — поинтересовалась Эмма. Сердце гулко бухало в груди, и липкий страх охватывал все ее тело, сковывая движение. — Мы не можем этого гарантировать, но, действительно, другого выхода из положения нет, — ответил рабочий и отошел. Было страшно. Первая волна ледяного страха накатила тогда, когда прозвучал взрыв, и столп пыли поднялся в воздух — казалось, что произошло довольно сильное землетрясение. Вторая волна страха накрыла Эмму с головой, когда она поняла, что там, внизу, должно быть, произошел обвал и не дай Бог, чтобы с мальчиком что-то случилось, иначе госпожу мэр она придушит голыми руками, и не заботясь о последствиях… В образовавшийся лаз она так же решила лезть сама. На Реджину было страшно и неудобно смотреть — та хоть и старалась держаться спокойно, но едва заметная складка между бровями и побелевшие пальцы, судорожно вцепившиеся в плечи, обтянутые черной водолазкой, выдавали ее с головой. «Может быть, мы все ошибались, думая, что она — деспот и тиран? — размышляла Эмма, спускаясь вниз. — Может быть, мы сами и виноваты в том, что она стала такой?..» От невеселых мыслей оторвал радостный до одури крик: — Эмма! — Генри, — облегчение накрыло сознание так внезапно, что закружилась голова, и шерифу казалось, что с ее плеч свалилась целая гора страха за жизнь ребенка. — Генри, ну зачем же ты сюда пошел, глупый ты мой ребенок… «Да… мой и только мой», — мелькнула в мозгу обрывочная мысль и тут же исчезла. — Доктор Хоппер, давайте, поднимайтесь, — скомандовала Эмма, закрепляя страховку на худом мальчишеском теле. Внезапно лифтовая кабина, старая, проржавевшая вся насквозь, задрожала и опустилась вниз едва ли не на полметра разом. — Быстрее, Арчи! — Эмма, я не смогу… Поднимайтесь! — Да что же Вы… Опустите нас ниже! — крикнула шериф наверх. — Цепляйтесь за трос, быстрее! Считаные секунды спустя кабина вновь задрожала и с диким лязгом рухнула вниз. Эмме показалось, что она проглотила кусок льда — внутри все похолодело от страха за доктора. Но тот, как оказалось, умудрился зацепиться зонтом за карабин, предназначавшийся для его же страховки. Когда несчастная троица поднялась наверх, Генри тут же помчался к Реджине. Странным образом это простое действие оставило в груди Эммы жгучую обиду на весь окружающий ее мир, и блондинка уже собиралась уходить, как вдруг из-за спины прозвучал низкий бархатный голос: — Спасибо, шериф. Эмма, не ожидавшая подобного поворота, обернулась, в надежде действительно увидеть благодарность, хотя бы ее тень, но ее надежда рассыпалась на мелкие осколки, столкнувшись с застывшим взглядом карих глаз, в которых ясно читалось одно: «Я тебе его не отдам…» *** Было грустно. В кои-то веки в жизнь Эммы пришло разнообразие в виде переезда в никому не нужный, маленький городок Сторибрук, в виде улыбающегося Генри и яростных стычек с мадам мэр, в виде теплых глаз Грэма. А сейчас груз вины сжимал сердце молодой блондинки прямо тисками — Грэм мертв, Генри уже три раза сбегал из дома Реджины к ней, мадам мэр с каждым днем становилась все стервознее и стервознее, все изворотливее стараясь выжить женщину из города… А еще Эмме до смерти (и это не фигура речи!) хотелось увидеть Реджину настоящей. Эмоциональной, переживающей, любящей, нуждающейся в помощи, в поддержке. Как тогда, когда она чуть не сломала Эмме челюсть, отвоевывая свое право остаться с Грэмом и не остаться одной, и как позднее — бессловесно пообещав ей не отдать Генри, желая остаться хоть кому-то нужной. Эмме казалось, что она понимала мэра как никто и никогда… может быть потому, что шериф сама всю свою сознательную жизнь боролась практически за то же самое? А еще Эмме до безумия хотелось посмотреть женщине в глаза. Шерифа Сторибрука уже не первую ночь мучила бессонница, а буквально пару дней назад, скрепя сердце, она призналась самой себе, что ей нравятся эти глаза. Беспощадные, с затаенной болью, злорадствующие, иногда безэмоциональные или горящие злобой, излучающие высокомерие. Хотелось увидеть в них другое… что-нибудь теплое. Эмму пугали все эти желания. В ее жизни было не так много мужчин и ни одной женщины, и блондинка никак не могла понять, что же за чувства вызывает в ней эта деспотичная Реджина Миллс. Иногда хотелось ее придушить, отравить хлороформом, повесить на городской площади, скинуть с крыши городской библиотеки или просто-напросто пристрелить, но, в то же время, иногда хотелось ее обнять, прижать к себе изо всех сил, видя, как ее практически трясет от злости, когда что-то не получалось так, как хотела мэр, хотелось успокоить, когда Генри хамил и сбегал к своей биологической матери… Иногда хотелось ее поцеловать. Просто поцеловать, коснуться этих манящих, сладких, как казалось Эмме, губ, ощутить, действительно ли они такие, какими кажутся… Все это было странно, неизведанно, запретно, но… избавиться от всех этих мыслей шериф никак не могла. Чайки пронзительно кричали, кружа в воздухе над гладью моря, простирающегося далеко вперед. Эмма любила набережную, в отличие от остальных горожан. В этот вечер звезды были невозможно ярки, и небо было ими усыпано так, что, казалось, света фонарей совершенно не нужно, чтобы осветить улицы. Водная гладь была спокойна, изредка покрываясь рябью, когда рыбешки поднимались на поверхность глотнуть воздуха. Хотелось домой… но не в квартиру Мэри Маргарет, а именно домой — в полном смысле этого слова. Но за неимением этого Эмма, недолго думая, направилась в кафе «У бабушки». Но правильное ли это было решение?..