День неживых людей

Забытая столица

«... Итак, дамы и господа, я с неудовольствием подытожу все вышесказанное: работу, порученную нам Коллегией Магов, мы не выполнили. Не сумели. Два года исследований и экспериментов пропали зря. Носитель мало того что нестабилен, он еще и саморазрушается при попытке прочитать с него даже самый элементарный наговор, в том числе Болезнь, Лечение и Звуковую волну, не говоря уже о Ледяной буре хотя бы первого уровня или минимальном Раскате грома. В свете всего перечисленного, я с полной ответственностью заявляю, что вы все показали себя разгильдяями, не умеющими с должным рвением относиться к поставленной перед отделом задаче, а также лодырями, тунеядцами, олухами с мозгами набекрень и абсолютными профанами в прикладной магии. Если так будет продолжаться и дальше, Коллегии в конце концов надоест ждать, и она передаст этот ответственный заказ в сектор военных разработок, что, как вы понимаете, отрицательно скажется на вашей репутации, заработной плате и льготах, положенных вам за вредность. Я, в свою очередь, официально заявляю: если к концу года, то бишь через пять месяцев, носитель не будет создан, испытан в полевых условиях и направлен в массовое производство - весь отдел лишится премии, руководитель проекта распрощается со своей должностью, а остальные научные сотрудники получат выговор с занесением с послужной список. Вы меня поняли? Да? Тогда приступайте. И хорошенько подумайте, прежде чем тратить ценные ресурсы на изготовление всякой мелкотравчатой бездарной мути вроде пергаментных свитков с магическими шнурами и колокольчиками, стеклянных шариков, пропитанных эманациями саммонов или глиняных табличек, разрисованных абстракциями в стиле староаджитской школы. Сделайте что-нибудь простое, но очень емкое: такое эдакое, неприметное, мощное и, самое главное, не требующее особых затрат энергии, легкое, компактное, и весьма удобное в применении...» Отрывок из стенограммы речи директора Института Прикладной  Магии, произнесенной перед сотрудниками отдела экспериментальных  технологий, г. Аджит _______________________ В Аджите было тихо как в погребе. Точнее, как на кладбище, но никому из экспедиции не желалось об этом думать: все-таки город давно заброшен, Сетра повымерли, здания опустели, а из каждой открытой двери или окна словно глядели чьи-то незрячие глаза и слышались непонятные шепотки, холодными змейками заползавшие за воротники и щекотавшие спины своими скользкими хвостиками. Мы старательно отворачивались от всех домов, смотрели только прямо перед собой, пытались громко разговаривать и даже петь что-то разухабистое и веселое, а слова сами по себе растворялись в стоячей тишине покинутого Аджита — сначала из них пропали согласные, оставив лишь размазанные «О-о-а-а-э-э», потом вместо гласных появился невнятный шум вроде шелеста сухих листьев или шуршания газетных страниц, и после уже никто не открывал рта: все равно нельзя было произнести ни звука. Так-так, тут-тут — стучали каблуки по растрескавшемуся камню; всем казалось, что город знает о нас и глумливо насмехается: «Эх, букашки, неужто вы еще не поняли, куда пришли? Ну-ну». В черных провалах крыш выл ветер. Аджит был остовом, но вполне живым и чувствующим. Хозяином. Мы его боялись, а он нас — нет.  Все началось с того, что один парень из Боун-Вилледжа расхвастался, будто знает, где находились старые сетранские лаборатории и готов провести туда любого желающего — разумеется, не бесплатно. Мы сидели в «Сиреневой Рыбе» - я каждый раз, приходя туда, ломал голову, почему эта забегаловка так называется и причем тут сиреневый цвет, если стены, пол, потолок и мебель были одинаково грязно-синими и ничуть не похожими на чешую и жабры, - пили пиво, щупали официанток и думали, чем бы таким заняться, чтобы не заскучать. Последняя партия Материи из Вутая была благополучно доставлена покупателю, новых заказов мы пока не нашли, к девочкам идти не хотелось. Мы тоскливо цедили портер, нехотя перебрасывались солеными орешками, и от нечего делать прислушивались к одиночному выступлению этого блондинистого чудака с Северного Континента.  Парень тем временем орал во всю глотку, размахивал руками, стучал кулаком по столу и требовал, чтобы его немедленно выслушали, а еще лучше — отклеили задницы от скамеек, встали и отправились с ним в Аджит. Если бы мы тогда разозлились и выкинули его из «Рыбы», то сейчас не шарахались бы от собственной тени, а спокойно бродили по Грассланду или Мидилю, выискивая нужные нам вещички, болтали с фермерами, ночевали в деревенских гостиницах, пропахших отличной ядреной брагой, и никогда в жизни не сунулись в этот ночной кошмар, в эту жуткую, распроклятую столицу Древних. Да что толку рассуждать, все равно все мы здесь, в забытом Аджите, и нам надо сообразить, как выпутаться из этой дурацкой губительной передряги. Причем, желательно, не с пустыми руками, а хоть с какими-то побрякушками, оставшимися от Сетра.  - Там, под городом, огромные катакомбы, а в них большущие комнаты, битком набитые разными магическими прибамбасами, - вещал наш поганец в «Рыбе», требуя стаканчик для лучшего полета мысли. - Вы только представьте себе, сколько денег мы заграбастаем, когда принесем самые настоящие сетранские финтифлюшки!  Мне ужасно хотелось запустить в него пивной кружкой, но все наши почему-то раскрыли рты и завороженно слушали, что еще он изволит вякнуть.  - Я археолог, моя группа недавно копала возле Аджита, и я нашел старую книгу, а в ней была схема расположения подземных зданий, - продолжал дурачина, не понимая, что о таком не говорят вслух. - Настоящий лабиринт, сплошь утыканный коварнейшими ловушками, и только я могу провести вас по нему и доставить обратно в целости и сохранности. Ну как, принимаете мое предложение, или мне стоит пойти поискать кого-то более решительного и смелого?  - Ты не горячись, лучше выпей еще стопарик, - миролюбиво предложил ему Клаус Ромке. Клаус был самым опытным добытчиком разных цацек, он заключал контракты и его слово решало все. - Бери стул, не стесняйся, подсаживайся, рядом со мной как раз свободное место. Сел? А теперь скажи, почему ты решил обратиться именно к нам, а не продолжил свои изыскания вместе с группой.  Клаус, здоровенный двухметровый детина с прилизанными рыжевато-серыми волосами, мышиными глазками, прячущимися под мохнатыми гусеницами-бровями, и большим кривым носом, свернутым на правую сторону, всегда хотел казаться образованным человеком, поэтому и уснащал свою речь такие заковыристыми словечками. Мы-то знали, каков он на самом деле, но помалкивали, чтобы не ронять авторитет старшего. - Мне рекомендовал вас господин Кертис. Мы переглянулись. Интересно, как этому сдвинутому археологу повезло выйти на нашего лучшего работодателя?  - Вы не думайте, я действовал через надежных людей и не слишком-то рассказывал о том, что задумал сделать, - заторопился этот болван и пролил себе на штаны весь виски. - Понимаете, один мой университетский приятель работает... эээ... в вашей сфере, и он помог мне поговорить с господином Кертисом. Тот, в свою очередь, направил меня именно к вам, сказав, что вы лучшие из возможных. О как! Куда подевались его простецкие выражения вроде «заграбастаем» и «финтифлюшки»? И к чему было идиотское представление в зале «Рыбы»? Там хоть и все свои, но мало ли кому взбредет в голову пойти в полицию и написать на нас пару кляуз! Просто так, из любви к искусству и сожаления, что сладкий кусок проплыл мимо носа и достался кому-то другому, а не ему.  Клаус Ромке тоже соображал будь здоров, недаром мы считали его за главного.  - Дорогой ты наш, - нежно начал он, выразительно постукивая пальцем по ободку своего стакана. - А поведай-ка нам, милейший, что послужило причиной твоего, прямо скажем, странного поведения?  - Какого?  - Глупого. Ты заявился в «Рыбу» и стал кричать. Хотя должен был подойти, тихо сесть рядом с нами, поздороваться, передать привет от Кертиса, купить нам выпивки и вкратце изложить свое дело.  - Ну-у... я... - Мы знаем, что это ты. А дальше? - Что дальше? - недоумок явно не понимал, в чем суть.  - Объясни, почему ты вопил на весь зал, вместо того чтобы вести себя как положено будущему компаньону и проводнику, а? - Клаус был само терпение и спокойствие.  - Но я думал, что ничего в этом дурного нет.. - Да? Ты бы еще вышел на площадь и заорал: «А вот кому планы сетранской сокровищницы в Аджите? Желающие скататься туда и обратно есть?» - Клаус веселился, вовсю изображая балаганного зазывалу, корчил потешные рожи, а потом развернулся, резво цапнул полудурка за лацканы модного темно-серого пиджака и прошипел прямо ему в физию: - Какого черта ты раскаркался на всю «Рыбу»? Мы тут не одни, ты подумай, сколько ушей нас сейчас слушает, идиот!  Археолог покраснел, побелел, и уставился на него круглыми непонимающими глазищами.  - Но я только... Клаус шумно выдохнул, разжал пальцы и откинулся на спинку стула.  - Ты дурак или притворяешься?  Если бы не фамилия Кертис, вовремя произнесенная этим копателем-простофилей, мы давно выставили бы его вон. А так — вынуждены были обходиться с ним как с родным, разве что нос ему не утирать собственными платками.  Господин Кертис, который был вовсе не Кертисом, а кем-то другим, давным-давно купил нас со всеми потрохами, глазами, зубами и прочими деталями организмов. Эта набитая дерьмом падаль давала нам деньги на первые экспедиции, прикрывала от слишком назойливых сельских полицейских, обожающих докапываться до правды, и аккуратнейшим образом забирала ровно половину из нашей честно заработанной прибыли от продажи Материи, привезенной из разных мест. Сказать, что мы его не любили — значит, серьезно погрешить против истины: мы его ненавидели. Даже побаивались, но не то чтобы слишком сильно. Скорее, опасались: Клаус под хмельком проболтался, что Кертис работал в ШинРа.  А наш малахольный проводник, между прочим, на самом деле не прикидывался, а действительно был таким наивным ублюдком. Он искренне верил, что надо сначала произвести впечатление своими знаниями, заинтересовать нас, поболтать на языке фермеров-чокобятников, которым якобы пользуются все люди, чью профессию никак нельзя назвать легальной или хотя бы мало-мальски достойной одобрения в приличном обществе, а после уж нормально разговаривать о делах, сопровождая беседу обильной выпивкой. В общем, он тогда налакался до поросячьего визга, облевал в «Рыбе» все углы и входную дверь, и мы вынуждены были доставить его в гостиницу, запереть на замок, чтобы не убежал, и отправиться спать до утра, а еще лучше - до той поры, пока этот дурила не протрезвеет и не сможет рассказать нам о сетранских лабораториях, запрятанных под Аджитом.  Днем позже мы уже вовсю готовились к отбытию в заброшенный город Древних: придурковатый археолог по имени Роджер Димс сумел убедить нас, что катакомбы действительно существуют, и Сетра все-таки прятали там штуковины, под завязку наполненные мощной магией. Он показал нам свою книженцию, утянутую с раскопок, дал почитать перевод и удовлетворился десятью процентами — разумеется, не без нажима со стороны Клауса. Мы закупили рис, тушенку, сухой бульон, кофе и сгущенное молоко в банках, нарыли кое-что из недостающего оборудования, а через три дня уже плыли на пароме к Северному континенту.  Разве мы знали, каким окажется старый город? Я лично видел много развалин, побывал там, откуда не возвращались другие люди, - взять хотя бы нашу поездку на острова Мидильского архипелага! - но только здесь понял, что такое настоящий нутряной страх.  Нас было пятеро против города шепотов и сквозняков, города-призрака, города-тени жизни.  Из черных провалов окон, так похожих на пустые глазницы черепа, тянуло болотной прелью, застарелым запахом тлена и чем-то неуловимо мерзким, приторно-сладким и одновременно вонючим, словно повозка золотаря или разрытая выгребная яма. Так пахнут фамильные склепы на городских кладбищах и деревенские скотомогильники после недавней эпидемии ящура; если бы запах мог материализоваться, я бы сравнил его с грибницей из липких белесых нитей, прорастающей в наших носах и бронхах. Эхо, верный спутник любого звука, тоже было исковеркано, избито и заново склеено древним городом: шорох подошв превращался в визг, дыхание — в детский плач, стук гальки, отброшенной сапогом — в звон.  В этом городе не было ни крыс, ни зверей, ни птиц. Но кто-то преследовал нас, цокая маленькими острыми коготками по серым плитам, кто-то невидимый и очень шустрый; он то отставал, то забегал вперед, хихикал отрывистыми, кашляющими смешками и поднимал смерчики из мягкой пыли. Я подумал, что город не просто следит за нами — он ждет, и не может дождаться, когда мы ошибемся и сделаем что-то изрядно глупое, такое, что позволит ему беспрепятственно слопать нас. Например, возьмем карабины и начнем стрелять по нашему спутнику-невидимке или вломимся в один из домов, проверяя, нет ли там чего-нибудь интересного, или... или остановимся и не пойдем дальше.  Нас как будто гнали вперед, навязчиво подталкивая прямо в спины. Под рубашкой катались колючие ледяные шарики страха, живот свело, сердце колотилось как бешеное — казалось, оно вот-вот проломит мне ребра, выскочит и упадет на жесткие камни, пачкая их моей кровью, а я нечаянно наступлю на него ботинком и раздавлю в кашу. Мы почти бежали, спотыкаясь на стыках плит, падали, вставали, даже не отряхиваясь, и все быстрее переставляли ноги. Дома, дома, повороты, узкие улочки, лабиринты переулков, оканчивающиеся заваленными тупиками, улицы побольше, стук коготков, смешки, пустые бульвары, широченные проспекты, крохотные смерчи то здесь, то там, взгляды со всех сторон и — центр. Конечная точка, начало нашего пути под землю.  Роджер Димс первым влетел в большое, словно подсвеченное изнутри здание и кинулся куда-то в угол. Там я разглядел лестницу — вернее, то, что от нее осталось: перила и куски бетона, еле держащиеся на покореженной арматуре, - и живо потопал к ней; за мной так же споро двигались Клаус Ромке, Эзра Колтрейн и Николас Верт. Хмурые, настороженные и напуганные. И злые.  Мы чуть не кубарем скатились по этой разбитой лестнице, каким-то чудом перешагивая дыры и не зацепляясь носками обуви за торчащие обломки железных прутьев: видно, кому-то мы понадобились живыми. Я не хотел признаваться себе - кому. Мне слишком не хотелось верить, что город просто-напросто загнал нас в свою утробу и скоро начнет переваривать как отличный ужин из пяти блюд. Интересно, кто из нас кофе, кто булочка с марципаном, кто салат из капусты, кто вареные макароны, а кто свежеподжаренный бифштекс с луком? М-да, ну и мысли лезли тогда мне в голову... Под землей почему-то не было гнетущего ощущения чужих взглядов, никто больше не колотил меня между лопатками, никто не подбадривал нас, будто стадо, предназначенное на убой. Эхо стало вполне нормальным и деловито раскатывало топот наших шагов по длинному коридору, сплошь вымощенному сине-серым гранитом или, может быть, чем другим — даже не представляю, чем, я все-таки спец по Материи, а не по горным породам Северного континента. В потолок были вмурованы полукруглые матовые светильники; они будто различали, что мы идем, и ровной цепочкой загорались прямо над нашими головами. Да, еще мы снова смогли говорить, и я был, разумеется, очень рад, потому что постоянно молчать как-то не в моих правилах: я хоть и не болтун, но предпочитаю обсуждать всякие неожиданности, а не убегать и прятаться от них в подвалах.  Как только мы перестали играть в рыб, Клаус махом напустился на икающего от страха Роджера: - Слушай, ты, какого черта мы бегали по городу наперегонки с какими-то невидимками? Ты что, не знал, какие твари тут водятся, или не посчитал нужным предупредить нас? - Я ничего такого не думал, в книге про это — ик! - не удосужились написать, - торопливо залопотал Роджер, прижавшись к стене и выставив перед собой руки. - Правда-правда, я сам переводил ее с сетранского, и в ней не было ни одного слова насчет — ик! - опасности или непонятных феноменов, так долго и небезуспешно преследовавших нашу группу.  - Да ну? - издевательски поинтересовался Клаус, подняв с пола кусочек отколовшегося камня и неторопливо запуская им в стену над всклокоченной шевелюрой нашего чокнутого дурилки.  Роджер дернулся в сторону: испугался, что камень прилетит ему прямо в глаз.  - Клянусь! - от страха у него вся икота куда-то делась. - Я ни сном ни духом не ведал, что с нами могла случиться эта ужасная неприятность. Да вы же сами видели перевод — там только дорога до этого старого здания, схема расположения катакомб, а еще перечень лабораторий с указанием профиля их исследований. Больше ничего нет.  Я не выдержал и вмешался: - Оставь его, Клаус. Мы все понимали, куда идем.  Клаус перевел взгляд на меня.  - Ба, Седрик, ты что, решил защищать этого пересравшегося ублюдка? - Ну да. Он единственный, кто может не только вывести нас обратно, но еще и дать нам подзаработать чуточек денег. Самую капельку, тысчонок эдак по тридцать-сорок. Кстати, Кертис наверняка огорчится, если ты вдруг прибьешь его человека, пусть даже такого, как этот хмырь.  - Твоя взяла, - неохотно ответил Клаус.  Роджер Димс откашлялся, зачем-то поправил волосы надо лбом и сказал: - Господа, будем считать, что досадный инцидент исчерпан, но я хотел бы заметить, что нам необходимо двигаться, если мы не желаем заночевать здесь.  Я поежился, представив ночь в подземельях мертвой столицы Древних. Археолог уверенно вел нас по коридорам и без умолку болтал, какие удивительные магомеханические конструкции мы найдем, когда доберемся до отдела экспериментальных технологий, откроем дверь и взломаем замки на хитрых сетранских сейфах.  - Понимаете, друзья, две тысячи лет назад здесь находился Институт Прикладной Магии. Самые новейшие разработки по нейтрализации саммонов, технологии создания Материи из Лайфстрима, удивительное оружие, способное рушить горы и поворачивать реки вспять — всё создавалось в этих глубоко запрятанных лабораториях. И не надо думать, что Сетра были глупцами, совсем не заботившимися о технике безопасности! Пусть Институт и располагался под центром города, все исследовательские отделы были вынесены далеко за его окраины, надежно защищены мощными наговорами и, в случае чего, могли блокироваться и существовать автономно от всего мира.  Я не обращал внимания на его пустопорожние разглагольствования, просто шел и запоминал дорогу. Никогда не знаешь, что может случиться с проводником, поэтому лучше перестраховаться на всякий пожарный случай.  В сине-серых одинаковых коридорах ничем не пахло. Разве что нашим потом, но этот запах мы принесли с собой. Воздух был самым обыкновенным, сухим и ничуть не затхлым: либо здесь работали чудом сохранившиеся кондиционеры, либо магия, целиком пропитавшая Институт, еще не выдохлась... Черт возьми.  Какой кондиционер протянет больше двух тысяч лет без ремонта, смазки и замены стершихся в порошок железных подшипников вентилятора? Правильно, только магический. Ну и ну!  Непорядок.  Если магия тут жива, стало быть, охранные системы тоже пока не умерли. А что там при первой встрече говорил наш малоуважаемый археолог? «Лабиринт, сплошь утыканный коварнейшими ловушками!» Надо бы осторожно поспрашивать его, что и как. Я-то знаю, сколько промысловиков каждый год пропадает без вести, и не хочу свалиться в горящий ров, заморозиться в ледяную статую, разорваться на тоненькие полоски или размазаться по полу, попав под гигантский молот! Я тремя шагами догнал Роджера, так и не прекратившего свою трескотню о чудесах, поджидающих нас в хорошо запрятанных шкафах Древних, нежно взял дурачину под ручку и прошептал: - А скажи-ка мне, мил человек, скоро ли начнутся обещанные тобой сюрпризы?  Роджер нервно заозирался по сторонам.  - В-вы о чем? Нам пока что ничего не грозит, я вас уверяю, что поблизости нет ни одного проявления враждебной магии. - Не трынди. Эй, ребята, остановились и послушали, - крикнул я, оборачиваясь к остальным. - Роджер хочет сказать нам, какие подарки приготовили для нас Сетра.  - Но я вовсе не хотел... - Да ну? Почему же ты сразу догадался, о чем я хотел спросить? Под «сюрпризами» люди обычно понимают что-то неожиданное и приятное. Например, витрину с образцами или склад, напичканный Материей для экспериментов Древних. Ты же махом стал затирать мне о проявлениях магии. Клаус неслышно передвинулся за спину нашему археологу. Эзра с Николасом подошли справа и слева, я уже стоял перед ним и неторопливо засучивал рукава куртки.  - Ну так что? Говори уже, не то сейчас тебе будет хреново.  Роджер сник.  - Вы не можете так поступить со мной. Если вы меня изобьете, я не смогу провести вас дальше, - он глотал окончания слов, трясся как припадочный и часто-часто моргал, сглатывая слюну.  - Ты, по-моему, и так нас провел, ублюдок! Ты знаешь, где западня — так? Но не говоришь. Почему? Отвечай, скотина! - Подождите, я имел в виду абсолютно другое. Я... - Что ты? - грубо перебил его Клаус. - Или ты сейчас рассказываешь, или мы оставляем тебя здесь с переломанными ногами, а сами идем обратно. Роджер Димс посопел, выпрямился и посмотрел на него как на несмышленыша.  - И лишитесь изобретений Древних? Да уж, этот чудак определенно знал, что сказать.  Мы враз опустили руки, нам уже не хотелось чесать кулаки об его перепуганную физиономию.  - Ладно, Роджер, ты давай, объясни, когда тут начнутся капканы, если говоришь, что рядом с нами их нет. И заодно поведай, каким духом ты догадался, о чем тебя спрашивал Седрик, - пробурчал Клаус из-за плеча этого недоумка.  - Все очень просто, - жалобно заулыбался Димс. - Мы на гостевом этаже, до самих лабораторий нам еще топать и топать, стало быть, ничего особенного Сетра поставить здесь не могли. А Седрик так старательно нюхал воздух... Я и догадался, что он думает про вентиляцию. О том, каким образом она проработала без починки. Ну, и сделал выводы. И ответил, когда он меня спросил.  Я никак не мог для себя решить: то ли у него сумасшедшая, прямо-таки феноменальная интуиция, то ли он хорошо мыслит логически, то ли он нам безбожно врет. Первое было бы предпочтительнее, право слово. Потому что третье заставило бы задуматься над всеми его поступками, а мне было банально лень. Второе же не вязалось с его профессией: он не сыщик, не профессор математики, а всего-навсего археолог, а эти субчики в большинстве своем не склонны к систематизации и анализу наблюдений. Они копаются в земле, а не в человеческих душах и всяких научных формулах.  - Ребятишечки, не пора ли нам пошевеливаться, как вы думаете? - поинтересовался Николас Верт, приземистый здоровяк с вечно сальными рыжими волосами, по-детски наивными голубыми глазами и веснушчатым носом, напоминавшим небольшую картофелину. - Время идет, мы стоим. Я лично не хочу ночевать на холодном полу в какой-нибудь мерзлой дырке.  Мы с готовностью закивали. Нам тоже не улыбалось проторчать весь день тут.  Шли мы долго. Я старательно считал повороты и пытался оставлять в самых видных местах окурки, но проклятые камни глотали их не жуя. Просто втягивали в себя с тихим противным хлюпом. Пол под моими подошвами становился вроде густого овсяного киселя с мутной подсохшей пленкой, вздрагивал как спящая корова, которую укусил комар, коробился, корка трескалась и расползалась лохмотьями, тонула в полупрозрачной жиже, кисель подергивался мелкой блестящей рябью; раз — и моего бычка нет. Тогда я начал рисовать пеплом кресты на стенах. Они держались какую-то пару секунд, потом пропадали, будто стертые мокрой тряпкой. Видимо, Древние любили убирать за собой, если вложили в свой Институт столько бытовой магии.  Коридоры, покатые спуски, опять коридоры, лестницы, что-то похожее на транспортер в смеси с площадкой лифта. Я почти физически ощущал тысячи тонн земли, навалившиеся на мои плечи.  Когда мы все-таки добрались до лабораторий, я чувствовал себя выжатым мандарином.  Тут-то и началось самое интересное. Роджер Димс, подойдя к большущей железной двери, встал на четвереньки и принялся обнюхивать стыки не хуже поисковой собаки. Он бормотал что-то себе под нос, выводил руками кружочки и загогулины, а потом вдруг звонко чихнул и повернул к нам голову.  - Чисто, - пробубнил он. - По крайней мере, хотя бы здесь. Дальше — пока никаких гарантий. - Ты что, носом определял магию? - недоверчиво поинтересовался Эзра Колтрейн, тощий как палка, сероглазый и русоволосый тип, длиннолицый, вечно неуклюжий, сутулый, но очень хваткий. Он был нашим бухгалтером, скрупулезно высчитывал все расходы, говорил мало, зато по делу, и никогда не встревал в споры, не касающиеся его лично. Я как-то раз шутки ради нарисовал его вытянутую рожу. Все смеялись, а он обиделся. Пришлось дать ему в челюсть, чтобы он перестал орать.  - Ага, - деловито подтвердил Роджер Димс. - Магия пахнет кориандром. Знаете, такое растение с зубчатыми листочками. Немного отдает кислятиной, немного свежестью, и совсем чуть-чуть — давлеными клопами.  Ну и фрукт! Я и не думал, что наговоры могут иметь свой запах.  Так, логика тут явно не при делах. Стало быть, оставались отличная интуиция и вранье. Если Роджер обманывал, то кем он был — случайно дожившим до наших времен Сетра или ловкачом, которому мы понадобились лишь для снятия ловушек с сейфов? Мог он быть и тем, и другим сразу? Пожалуй, нет. Или все-таки да? Кто знает.  Додумать я не успел: Клаус уже достал отмычки и вовсю ковырял ими в замочной скважине. Сломав две штуки, он витиевато выругался, помянув происхождение мастера, его неблагополучную семью, род занятий его почтенной родительницы и чьи-то хитровывернутые мозги, придумавшие такой несуразный и плохо открывающийся замок; я слушал Клаусовы загибы, а краем глаза поглядывал на нашего археолога. Роджер стоял, пялился куда-то в пространство, шевелил губами и очень напоминал моего преподавателя по аналитической геометрии: тот просто обожал зависать посреди своей лекции, размышляя над очередной научной статейкой, а мы беззастенчиво этим пользовались, чтобы перекатать домашнее задание из тетрадки какого-нибудь задрота. Правда, Роджер, в отличие от занудного геометра, просиживавшего штаны за столом на кафедре, не казался мне таким уж сдвинутым дураком. Чудаком — да, маленько отставшим от жизни — да, наивным теленком — снова да, но сумасшедшим — нет.  На пятой отмычке замок сдался с прощальным «Скржш-ш-ш»; мы расступились, пропуская вперед нашего нюхача Роджера. Я тогда еще удивился, почему за две тысячи лет металл скважины не заржавел, но рассуждать мне было просто-напросто некогда. Списал все на магию и махнул рукой, потому что Роджер уже ползал по зеленому кафельному полу лаборатории, а у противоположной стены стояли здоровущие столы со всякими приборчиками, микроскопами и большими прозрачными шарами, из которых торчали разноцветные проводки. Пыли не было. Впрочем, вожделенных шкафов тоже как-то не наблюдалось. Я расстроился и стал оглядывать комнатенку, соображая, куда Древние могли засунуть свое добро.  Большие белые вытяжки с застекленными дверками, похожие на старинные фонари, железные коробки, утыканные зелеными, желтыми, синими и красными лампочками, непонятные круглые штуки на гнутых ножках, сверху донизу ощетинившиеся стальными прутьями на манер свернувшегося ежа, громадные, с меня ростом, четырехгорлые колбы, заткнутые длинными прозрачными палками со змеевиками и рыжими резиновыми трубками, уходящими прямо в стену. Оборудование словно у химиков, причем видно, что хорошее, фабричное, не какая-нибудь самоделка, впопыхах состряпанная газовой горелкой на прожженном по всем местах лабораторном столике. Всю правую сторону занимала муфельная печь, накрытая чуток подпаленным, размахрившимся по обрезам ковром, сделанным из асбеста. С белого потолка свисали витые лиловые матерчатые шнуры с узлами, сплошь обвешанные коричневыми квадратиками картона с неровно начерканными невесть какими буквами — я так и не понял, сетранский это был или нет, - крупно нарисованными формулами и символами пяти стихий. Нет, хорошая аппаратура и обереги — это, безусловно, здорово, но где же прячутся обещанные нам цацки? И что поделывает знаток сетранского, будущее светило археологии — Роджер Димс?  Он, оказалось, уже встал с пола и неторопливо прохаживался, принюхиваясь ко всему, что лежало или стояло в лаборатории, ничего не трогал, и вообще осторожничал, боясь даже дунуть, чтобы невзначай не повредить какой-нибудь особо чуткий охранный наговор. Он то слегка кивал, соглашаясь с самим собой, то чуть мотал головой вправо-влево, то замирал на одной ноге, явно боясь опустить вторую, и долго втягивал ноздрями воздух — кстати, безвкусный, будто теплая дистиллированная вода, - то снова шел, стараясь не пропустить ни самомалейшей мелочи. У стены с муфельной печью он задержался, несколько раз прошелся туда-обратно, и огляделся по сторонам, выискивая только ему известные признаки. Чего — я не понимал, да и не мог понять, я же не археолог, а бывший физик. Он же, видимо, прекрасно разбирался во всех этих причиндалах, и я надеялся, что нам все-таки повезет. Иначе не миновать нам нахлобучки от господина Кертиса.  - Нашел, - одними губами прошептал Роджер. - Я нашел. Вот.  Мы выдохнули и заулыбались. Наконец-то! Кажется, наша веселенькая прогулка в Аджит начала обретать смысл.  - Где? Прямо здесь? Или тут есть тайник? - наперебой спрашивали мы, сгрудившись вокруг нашего археолога.  - Да, тайник. Или, если хотите, запечатанное хранилище.  Я враз перестал скалить зубы. Чем, интересно, оно запечатано? - Ну и как? - Да, в принципе, крайне просто, - ответил, повернувшись ко мне, Роджер Димс. - Ученые любят страдать забывчивостью.  Этот субчик положительно начинал мне нравиться. - Хочешь сказать, что на какой-то из висящих картонок написан код? - Ага. Вон на той, - Роджер ткнул пальцем в ничем не отличающийся от других квадратик.  - Седрик, сделай милость, объясни, о чем вы беседуете, - вкрадчиво спросил Клаус. - Я вот не понимаю, а вы? - Мы тоже, - в один голос протянули Эзра и Николас.  - Да что тут непонятного? - добро усмехнувшись, ответил я. - Роджер сказал, что тайник закрыт, я поинтересовался, как его обезвредить и не попасться под что-нибудь смертоносное. Выяснилось, Древние тоже были склеротиками, и записывали на бумажках фразы для снятия наговоров и печатей. Роджер нашел, на какой из картонок написаны нужные нам слова.  - Ну вас, умники, - разочарованно вздохнул Эзра. - Я-то думал, вы телепатией побаловаться решили.  Если учесть, что телепатов он видел исключительно на экранах кинотеатров, то вы уже поняли, каков уровень его мозгов.  - Закрой пасть, - лениво посоветовал ему Клаус, хлопнул по спине Роджера и сказал: - Молодчага! Давай уже открывай дверь, заберем все и пойдем отсюда, покуда целы.  Наш археолог переглотнул, деловито подергал себя за нос и сорвал со шнура картонку с начириканными на ней буквами.  Слова сетранского языка падали будто камни в стоячий пруд: я всей шкурой чувствовал, как от них расходятся круги, успокаивая проснувшуюся было магию. Воздух загустел; мне казалось, что я не дышу, а проглатываю куски мутного полурастаявшего желе, вязко и противно растекавшегося по моим многострадальным легким. Вокруг муфельной печи порхали крохотные голубые искры; эта махина вдруг сдвинулась на пару метров в центр комнаты, чуть не придавив зазевавшегося Эзру, а за ней я увидел самый обычный дверной проем. Пустой. И в нем каким-то чудом держалась медная ручка с защелкой. Тоже обыкновенная, шариком, с выдавленным на ней узором из листьев дуба. Роджер смешно зашевелил ноздрями. Ничего не нашел, поэтому смело шагнул, повернул ручку и вошел внутрь. За ним потянулись мы. Настороженно озирающиеся, готовые чуть что — бежать без оглядки, наплевав на все сетранские ухоронки, лишь бы унести ноги.  - Вот он! - тихо, но внятно прошипел Роджер, показывая на деревянный шкаф.  - Он, значит, - не веря самому себе, сказал Клаус.  - Он, - этом отозвались Эзра и Николас.  Я молчал.  - Ну что, Роджер, ты свое дело сделал. Теперь отойди в сторонку, а мы тем временем пошуруем в этом чудесном шкафчике, - буркнул Клаус, скидывая с плеч рюкзак.  Археолог послушно остался караулить несуществующую дверь, а мы столпились возле старшего, жадно смотря, как открываются створки, и предвкушая появление несметных сокровищ Древних. - Все назад! - не своим голосом заорал Роджер, извернулся и прыжком выскочил в лабораторию.  Я не успел выпрыгнуть вслед за ним.  В голове будто взорвалась граната, мир потек, очертания расплывались, теряя четкость, в глазах темнело, руки не слушались, ноги словно примерзли к полу.  Я... умирал? Всегда думал, что это случится как-то не так. Представлял себе старость, рыдающих у постели внуков и правнуков, остановившееся сердце и мирный уход в Поток. В крайнем случае — выстрел и несколько секунд сильной боли, а потом тишина, спокойствие и уют мерно вздыхающих зеленых волн, принявших мою душу в свои объятия. Я же, будто здоровенный мыльный пузырь, летал по всей комнате, глядел вниз и ни шиша не понимал, что теперь со мной будет.  А где все? Да вот же они, то есть их тела. Трое. Клаус только что умер, а Эзра с Николасом погибли, наверно, раньше. Почему Роджер не предупредил нас? Нет, он же крикнул: «Назад!», стало быть, не виновен, просто не сумел вовремя определить запах.  Но позвольте, а я-то где?  Вероятно, меня испепелило на месте взрывом.  Мне было легко без моего тела. Я покачивался под потолком, разглядывал полки, заставленные побрякушками, равнодушно определял их цену и думал, что бы я купил за такие деньги. Выходило немало, на сотню тысяч можно жить безбедно до пенсии. Жаль, конечно, но мертвому они уже ни к чему.  Что-то я тут засиделся, однако. Где мой зеленый свет? Сверху мне было видно, как Роджер вытаскивал из шкафа вещи. Он плотно набил ими большой мешок, оглянулся, и достал с верхней полки невзрачный камешек. Серый, овальный, похожий на обкатанную морем гальку. Сунул его в карман, закрыл глаза Клаусу, Эзре и Николасу, и убрел, загребая носками ботинок, вон.  Я почуял, что на моей шее словно затянулась веревочная удавка. Ну и ну! Я же умер, какая сила может тащить меня за поводок, как щенка?  Мертвые знают все. Я понял. Моя жизнь стала силой для давным-давно выдохшейся побрякушки. Теперь я привязан к ней, и пока она не истратит заряд, мне не светит уйти в Поток.