Confessions of suicide

Опять ночь. Лес у подножья гор. Ветви, словно призывающие зайти в эти глубины леса и сгинуть, были широко разведены. Они черные и согнутые. На некоторых из них висели веревки или вещи. Где-то можно было найти кроссовок или кость, которая со временем стала тускнеть. Тут полно пыли, а растения, которые тут растут, возможно, так же потеряли смысл жить, ведь все листья висели неживыми тряпками на своих ножках. Девушка, как и каждый год, появлялась на входе в этот лес, поведя в этот раз по табличке своей бледной рукой. Секунда и она заметила, что лес озарила какая-то вспышка. Она прищурилась и услышала душераздирающий крик. Медленно вращая головой, ее темные и глубокие глаза замечают где-то далеко светящуюся точку, как от огня. Вздох и пошла в сторону той точки. Японка будто скользила по воздуху, еле касаясь ногами корней. Подол наряда полз за хозяйкой, дотрагиваясь до головок растений, тревожа их бесцельное существование. Ветви, будто пытаясь остановить хранительницу леса, останавливали ее, хватая ее за плечи и волосы. Но ей было без разницы. Дойдя до этого места, девушка уже не увидела ничего. Свет пропал. Теперь есть лишь кости и пепел. Она берет в руки череп и проводит по нему пальцем. Горячий, как давно она не чувствовала что-то теплое или горячее, даже солнца никогда не видела. Холодный круг луны был ей лишь блеклым напоминанием того, что у людей есть нечто большее, чем у нее. Что у этой сломанной души случилось, раз и она променяла теплоту солнца на огонь? Она понимает, что это парень, когда положила на траву череп. Девушка принюхивается и кроме запаха травы, гниения трупов на ветках этих деревьев, она чувствует запах бензина. Самосожжение. Как давно она не видела нечто экзотичного. Девушка думает, что записки тут нет, но замечает на кроне дерева, что что-то нацарапано. Удивительный этот парень, вмиг пронеслось в голове у хранительницы. Холодными пальцами она проводит по кроне дерева и читает, слегка прикрыв глаза. Девушку удивило, ведь это не те аффективные суициды, которые каждый раз она слышала. Работа и работа, любовь да любовь. Это нечто новое. Чего же так часто Японию удается удивить? Холодным лбом прижимается к кроне и продолжает бормотать одинаковое заклинание. Неприятно, ведь это не бумага. К ней кто-то притрагивается, а она без эмоций поворачивается к призраку. Голубое свечение, переходящее в красное, а потом обратно. Волосы парня, черные как смоль, голова наклонена в бок. В глазах голубых видно уже не детская, а самая настоящая взрослая обида. Сам он был одет так просто. Рубашка неаккуратна и шорты, на руках синяки и царапины. На лице злость, но он ничего не делает. Девушка взглядом намекает начать рассказывать, но он не начинал долгое время. Он держит руку впереди себя, а потом притянул ее назад. -Ты так хочешь увидеть мою историю?! Хочешь узнать, да?!- крикнул умерший, еле сдерживая горечь, прикрывая ее агрессией. От девушки раздраженный вздох послышался, что немного разозлило призрака больше.- Чего ты вздыхаешь?! Языка что ли нет?- девушка молчит и наблюдает за ним. Кореец понял, что ничего не сделать агрессией. Он решился рассказать.- Ладно, расскажу! Но тебя я так же ненавижу! *** Я был не один. У меня был брат. Такой веселый и радостный, я же наоборот. Грустный так и очень тихий. Я помню улыбку мамы и недовольное лицо нашего настоящего отца, увы, сейчас я не могу вспомнить ни его, ни ее. Могу вспомнить лишь крики и нечто страшное. Отец что-то рычал на своем языке, а мать причитала. Помню солдат. Выстрелы, а потом тишину. Брат плакал, но я его обнимал, хотя и не очень этого хотел. На моем лице был, конечно, страх, но я молчал, смотря на дверь. Надеясь, что это лишь сон, я закрыл глаза крепко и весь сжался. Но ничего не произошло. Я не проснулся от этого, не услышал недовольное бурчание отца. Ничего не было. Потом открыли дверь и нас взяли какие-то люди. Я открыл глаза лишь тогда, когда почувствовал это. Заметил я солдат в странной, не нашей, форме. Они перекидывались между собой словами на своем языке, а потом меня отдали в семью другую, а брата куда-то в другое место. С этого можно сказать начался весь "ад". А, ну, не вздыхай, а то заткнусь! Совсем оборзели! Мои новые "родители" сначала казались мне добрыми. Они воспитывали меня, так и моего приемного отца оказались еще дети, которые были очень добрые. Отец качал меня и говорил очень много хорошего, а мать пыталась научить меня многим работам. Думаешь, что из-за такой семьи я и спалил себя? Тс! Совсем ты глупая! Это все было сначала! А когда я подрос, началась самая настоящая каторга. Похуже, чем ГУЛАГ моего отца. Родители начали ставить мне планку, до которой я никак не мог дотянуться, поэтому они стали видеть во мне отброс. Так говорил мой отец. Он кричал на меня, бил ремнем, когда я всего лишь не мог что-то сделать. Мне многое было не интересно, что было интересно для моей "семьи". Поэтому я получал еще сильнее от него. Мать лишь стояла и наблюдала, а после морозилась, делая вид, что меня нет вообще. Братья и сестры начали так же игнорировать мои проблемы, а родители все ставили планку выше, когда у меня не получалось достичь прошлую. Но однажды меня это переломило. Я тогда очень сильно пытался получить одобрение от них, ведь если я смог достичь планки, они дарили мне любовь и наконец семейное тепло. Я читал, пытался все запомнить, лишь бы получить по ненавистному предмету долгожданное "отлично". Я не спал более трех суток. Все переживал, что что-то забуду, после получу этим ненавистным армейским ремнем по ногам и спине. Что ж, да, я не получил этого. Я просто напросто от сильного стресса и бессонницы просто взял и потерял сознание. Да, я был не виноват, но так не думали родители. Как только меня выписали из больницы, я получил армейским металлическим концом по лицу дома. Впервые я не мог понять, что произошло, пока не почувствовал на лице кровь. Шипение было очень сильное, как и сам удар. В тот раз меня это разозлило и я со злобой смотрел на отца. Тот недовольно смотрел на меня, а мать, как и обычно, стояла недалеко и холодно смотрела на меня. Я не знаю, что нашло на меня, но я высказал все, что о них думал, в лицо. Отца это разозлило, и он избил меня до состояния, когда думаешь, что в тебе каша, но ты продолжаешь жить. Тяжело дыша и дрожа всем телом, я вдруг то и осознал, что не будь меня, ничего особенного и не изменилось бы. Ну, тарелкой меньше, да и все. *** Холодная могила была одна. Плющ ее опутал, но грубая рука его убрала. От мужчины слышалось недовольное бурчание, но на лице были слезы. Он и сожалел о содеянном, но все же никогда не сможет этого признать и сказать это вслух. Красные гвоздики теперь лежат на земле, рядом с белыми лилиями, которые принес брат корейца. Мужчина ушел, но в спину с фотографии ему смотрел гордо его "сын". Девушка опять исчезла. Опять год души будут гулять по лесу, мечтая о свободе. И, возможно, одной из душ удастся обрести свободу, рассказав хранительнице свою историю. ....... ...... ..... .... ... .. .