скрась моё свободное падение

      Стрип-клуб встречает приятной вечерней суетой перед долгой ночью – обычная практика для такого места, но Рита не привыкла разделять всеобщего воодушевления. С тех пор, как они с Олей наконец-то выкупили «Мэджик Сити», ставший объектом сладких фантазий Савченко с первого взгляда на неоновый фасад, минуло уже больше двух недель, но, судя по тому, что количество стопок бумаг, как и деловых посетителей в кабинете администратора только прибавилось, Сащеко придётся отстоять очередь в собственном клубе к заветной чёрной маленькой двери, чтобы просто увидеться с подругой. После неудачной попытки прорваться с боем, провалившейся из-за железного «девушка, все по записи», и жалких объяснений, кто она вообще здесь такая, Сащеко, сдавшись, отправилась топить раздражение в коктейлях за стойкой бара.       Рита предполагала, что Савченко, этой кудрявой садистке, доставляет удовольствие мучить её ожиданием после долгой разлуки ещё как минимум полчаса, и поэтому, раз выпала такая возможность, решила как следует изучить своё заведение, начав прямиком с основы – алкоголя. Краткий экскурс начался и тут же закончился репликой Дениса Астапова, до блеска натирающего бокалы за стойкой:       — Точно пина-колада, Рит? Если честно, выбрала самый жестокий из всех кокте...       — Да, давай, давай, — явно не ожидая последующего результата, поторопила Сащеко, локтями расталкивая подвыпивших мужчин вместе с их не менее трезвыми спутницами у бара.       Следующие двадцать минут остро запомнились ей ещё двумя окончательно уничтожающими цинизм бокалами того же чудесного напитка и девочкой Сашей, утверждавшей, что закончит лишь в шесть, и сейчас, к сожалению, не может составить Рите компанию ещё на пару бокальчиков. Астапов, сокрушённо качая головой, направил её прямиком к администраторской двери, в перерывах между потоками ругани и нотаций приговаривая о том, что что-то кого-то нехило так наебало.       Длинный тёмный коридор с мигающими неоновыми лампочками и прохлада маленькой комнаты в полуподвале, напоминающей больше подсобку без швабр, чем кабинет, которым она гордо именуются, довольно быстро привела Сащеко в себя, напоминая о цели её визита. Неделю она была в разъездах по разным причинам: в первую очередь, это сбор информации касательно их непосредственного участия в делах агенства «Букинг машин», точнее их степени вовлечённости в контрабанду оружия из Беларуси за последний год - именно столько они сотрудничают с этой организацией, и сейчас, когда их личные дела пошли в гору независимо от их старой подруги Оксаны, Савченко всеми силами желает разорвать этот контракт. Однако «Букинг машин» - агентство ещё и похоронное, поэтому Оля предусмотрительно отправила Сащеко копать на них самих, дабы легко и непринуждённо ощутить вкус свободной жизни, но так, чтобы не валяться без пульса в канаве.       Во-вторых, Савченко, как инициатор всего и вся вокруг, наверняка уже давно поняла, что, когда в отношениях относительное затишье, и всё вполне неплохо, это прямой знак того, что в них давно пора добавить перца. И Рите не составило труда догадаться, что это умозаключение относится далеко не к «Букинг Машин» и агентам группы оперативного реагирования «ЛСП», а напрямую к отношениям между этими самыми агентами. Мысль о том, что Оля может догадываться или, зная Савченко, уже догадалась о далеко не дружеской привязанности Риты к ней, тяжёлым грузом висела на плечах девушки последние два года. Она прекрасно понимала, что неприятный разговор рано или поздно случится, а в свою защиту могла сказать лишь, что, зная Олю хотя бы десять минут так, как знала она, не попасть под её очарование сразу и надолго просто невозможно.       Рита не знала, благодарить или проклинать судьбу за тот день, когда она, уже порядком накидавшись, познакомилась с определённо самым важным человеком в её жизни за столом грязной кухни на чей-то вписке, где основной контингент составляли такие же молодые и перспективные, но всё ещё, как и она, не разобравшиеся в себе люди. Оля, тоже под градусом или чем-то менее легальным, говорила много и с энтузиазмом, в основном строя планы о простой, но классной жизни и собственном клубе, «если, конечно же, повезёт», а Рита молча слушала, кивала и снова слушала, не замечая, что чем дальше стрелка часов уходит за полночь, тем сильнее её усталый взгляд становится всё более по-щенячьи восхищенным, а улыбка на обычно сдержанном лице глупо расползается до ушей.       Проснувшись на следующее утро с новым номером телефона в своём, Сащеко поняла, что наконец-то нашла то самое «что-то ещё», которое так долго искала среди денег, таблеток и одноразовых любовников, в этой странноватой, но невероятно притягательной девушке, имеющую забавную привычку, испытывая волнение, накручивать на пальцы и без того кудрявые локоны. Взгляд на мир Савченко, где серьёзные вещи легко граничили с жизнерадостной любовью ко всему и милой детской наивностью, был тем, чего не хватало Рите - её вкус к жизни, а точнее, его отсутсвие, сказывался в основном на перманентном мрачном настроении и жалости к самой себе, провоцирующей запои и прочие вещи, о которых ей было стыдно рассказывать даже Оле.       Обоюдный интерес быстро перерос в привязанность, а общие дела только закрепили отношения, которые Оля считала исключительно сестринскими, о чём не раз с долей смущения заявляла. А Рита, с улыбкой кивая, но молча скрипя зубами, пыталась понять, как её угораздило влюбиться в лучшую подругу, да ещё и так, что была готова не только жить ради неё, но и умереть в любой подходящий момент. И если брать в расчёт то, что она узнала за неделю отсутствия, то этот момент, возможно, настанет довольно скоро.       Из-за двери, слегка пошатываясь, протиснулась Галя, общая подруга девушек, и, заметив Сащеко, подпирающую стену в резком свете кислотно-розовых светодиодов, улыбнулась:       — Ух ты, а вот и Англичанка! Только что тебя вспоминали, давай, заходи, заходи, я последняя была. Рита хотела напомнить, что не обязательно называть её по никнейму в нерабочей обстановке, но Голубина, отсалютовав, уже скрылась в другом коридоре, взметая в воздух светлые локоны под быстрый цокот каблуков. Сащеко, проводив её взглядом, осмотрела себя с носков кед до ворота белой рубашки и попыталась оттереть от грязи полы чёрного плаща, но стало только хуже. Сдавшись, она привычным движением закинула длинную челку назад, чтобы, глубоко вдохнув, открыть дверь.       В полутьме этой комнаты без штор, на широком диване, закинув ногу на ногу в туфлях на высокой шпильке, сидела Оля. Рита сразу отметила колготки в сеточку под короткими джинсовыми шортами и укорочённую чёрную куртку прямо на лифчик – весьма странный прикид для должности администратора клуба, но, стоит отдать Савченко должное, смотрелся на ней он просто пиздецки шикарно.       С трудом подавляя волнение, Сащеко нетерпеливо раздвинула перед собой китайские колокольчики, сплошной стеной висящие над порогом, частично скрывая происходящее внутри. Их мелодичных звон, бесцеремонно нарушенный ладонями Риты, шорох кед, расталкивающих пустые зиплоки и прочий хлам, плотным слоем покрывающий пол маленькой, но уютной комнатушки, скрип кожаного дивана, на который девушка с напускной небрежностью упала, глядя в хитрые глаза подруги, – все эти приевшиеся слуху Оли звуки слились в резкую и рваную, но ритмичную мелодию. Не говоря ни слова, Савченко достала из кармана шорт монетку - обычный рубль, - и щелчком пальца пустила её по стеклянной крышке кофейного столика в сторону вошедшей сквозь разбросанные купюры и неровные дорожки порошка. Громкий периодический звук, который невозможно спутать ни с одним другим звуком в мире – быстро крутящаяся на столе монета - резко прервался хлопком ладони Сащеко, с характерным скрежетом прижавшей её к стеклу. Оле не нравились подобные завершения их бессловесных приветствий, и, не в силах больше сдерживать улыбку, девушка начала выстукивать длинными ноготками с аккуратным маникюром вариацию продолжения их мелодии по стеклу, склонившись над столом, но не сводя глаз с Сащеко.       Рита часто думала, что из них вышла бы охуенная музыкальная группа, выбери Оля спокойную, «чтобы всё как у людей» жизнь, а не ежедневное хождение по лезвию, включающее в себя в основном алкоголь, наркотики и оружие, а точнее, их покупку, контрабанду и продажу. Но иррациональная связь между ними, так пригодившаяся бы при создании музыки, в реальности же затащила Сащеко в этот мир следом за подругой, а это значит, что менять что-то уже давным-давно поздно. А если дело касается Савченко, то, к счастью или сожалению, для Риты всё было предрешено ещё с самого начала.       — Как дела? — встав с дивана, поинтересовалась Савченко и отошла куда-то в прохладную полутьму в глубине комнаты.       — Пока не умерла, — не долго думая, выдала Рита в своей обычной манере, разглядывая изредка мигающий светильник под низким потолком, светло-жёлтым пятном выделяющий художественны беспорядок на столе среди пурпурного полумрака помещения. Сащеко не без удовольствия почувствовала, что Оля, склонившаяся над какими-то коробками спиной к ней, расплылась в улыбке.       — Приятно слышать, — усмехнулась девушка, вернувшись к столу со светло-розовым париком в руках, который она, присев обратно на диван и собрав копну тёмных кудряшек на затылке, аккуратно надела. — Ну, как тебе?       Сащеко, наконец-то позволив себе улыбнуться в ответ, закинула руку за спинку кресла.       — Хочешь составить компанию нашим девчонкам за шестом?       — Даже если и так, думаю, ты бы поддержала меня, но нет. Есть кое-какое дело, — сняв парик, Савченко протянула его девушке напротив, — для нас обоих, между прочим.       — Если ты предлагаешь станцевать вместе, то заранее скажу, что я против, — оглядев со всех сторон предмет гардероба, Рита неловко натянула его боком. Розовые локоны удлинённого каре полностью прикрыли половину лица, и Савченко с глубоким вздохом, сосредоточенно сдвинув брови, склонилась над подругой, чтобы их поправить.       — Нет, шутница, но место, в которое мы направляемся, требует подобного дресс-кода.       Почувствовав, что пряди больше не лезут в глаза, Сащеко приоткрыла их и тут же пожалела об этом: взгляд, блуждающий по до боли знакомому лицу от бездонных тоннелей зрачков до ушей с аккуратными серёжками, подаренными ей же самой на Олин день рождения, в конце концов всегда останавливался на покрытых светлым блеском чуть приоткрытых губах. В этот раз руки Оли блуждали по плечам Сащеко, сладкий запах парфюма завораживал, а лицо было так близко, что Рита на долю секунду представила, как было бы до бабочек в животе захватывающе сократить это расстояние до минимума, чтобы узнать, действительно ли эти губы такие мягкие, какими кажутся на первый взгляд. Но сразу же отбросив эту дикую мысль как самоубийственную, Сащеко, резко отстранившись и опустив взгляд, холодно, скрывая накатившую волну стыда, произнесла, радуясь лишь тому, что локоны парика отлично прикрывают её алеющие уши:       — Наверное, ты хочешь узнать, что я выяснила за неделю? Савченко удивлённо и с долей обиды взглянула на неё:       — Я думала, ты захочешь отдохнуть от этого дерьма какое-то время...       — То, что я узнала, это уже какой-то новый уровень к дерьму, если честно. Конец света для нашей с тобой приятной истории. Перескочив через стол, Оля уселась обратно на диван, и её беззаботное лицо резко приняло серьёзное выражение.       — Только не говори, что мы не сможем уйти.       — Мы не сможем уйти, — отрезала Сащеко, но, заметив неопределённое выражение лица подруги, намекающее на то, что Оля вот-вот либо зарыдает, либо разразится бесконечным фонтаном проклятий, продолжила, — если не попробуем кое-что радикальное.       Савченко, затаив дыхание, вопросительно заглянула подруге в глаза, и Рита продолжила:       — Они знают всё: адреса, друзей, адреса друзей, короче, найти нас не будет проблемой, контактов достаточно. Слышала уже о Злых голубях?       — Ну, разумеется, название-то – огонь...       — Они и являются проблемой. Как любимчики Фёдоровой они обязаны сделать всё, чтобы, чуть что, быстро найти и ещё быстрее избавиться от нас.       — Это, конечно, мило, — вздохнула Савченко, — но к делу?       — В общем, среди них есть... чужой солдат! — Сащеко, наигранно озираясь вокруг себя, медленно провела в воздухе ладонью, переходя на шёпот.       — Чего?       — Ну, предатель, понимаешь? Оксана умудрилась проморгать в своей личной армии агента из «Антихайпа». Вот почему Карелиной стало так легко толкать им товар.       — А нам до этого какое дело? — достав из-за спинки дивана такой же, как надела Сащеко, парик, только голубого цвета, удручённо пробормотала Оля. — Я слышала, у них со Славой особые отношения, какие-то там свои мемы и подъёбки, может не стоит лезть, а?       — Информация точная. Взаимные рофлы – это да, но не думаю, что КПСС заранее отнесла Микси к объекту области постиронии. По крайней мере, всё законспирировано до пизды, а мне невероятно, просто чертовски повезло.       — Микси? — застыв, Савченко вскинула брови. — Чёрт, если ты не прикалываешься, это очень, очень кстати... — радостно запричитала она, поправив надетый парик. — Давай уже, скажи, как узнала, только не лопни от гордости. Сащеко, заранее приготовившись обороняться, привстала в кресле.       — В общем, захожу я как-то в ресторан «Версус»... Резко вскочив, Оля вспыхнула и собралась было бросить в покатывающуюся со смеху Сащеко довольно плотную пачку денег, удачно подвернувшуюся под руку, но, с секунду подумав, вздохнула и засунула её в карман куртки.       — Так вот, заказываю я себе рюмочку Тёмного рыцаря, а приносит её сама Саша Тимарцева, прикинь? Ну, я и спрашиваю, чем удостоилась чести отужинать, точнее, накидаться с самой хозяйкой столь престижного заведения, а она, значит, интересуется, как там дела идут, как Оля поживает, поёт ли до сих пор?       Едва оторвав лицо от ладони, Савченко перебила:       — У всех были периоды поиска себя, так что давай просто забудем об этом, хорошо? До сих пор ума не приложу, зачем я потратила на это время.       Иногда, исподтишка наблюдая за Савченко, Рита представляла вместо затасканной футболки и скинни-джинс элегантное вечернее платье, оголяющее острые лопатки и плечи, подчеркивая красивую, иногда просто сводящую Сащеко с ума фигуру. Из тех редких песен, подслушанных около ванной, и моментов, когда Оля думала, что она одна и её голоса никто не слышит, было сложно собрать что-то цельное, но у Риты далеко неспроста сложилось стойкое впечатление, что Оля не просто напевает - она умеет петь, и поёт действительно хорошо.       — А я люблю, когда ты поёшь, — отведя взгляд, сообщила Рита. Фраза показалась ей более безобидной, чем «я люблю, когда ты поёшь, потому что люблю твой голос, вызывающий мурашки, потому что люблю всё, что ты делаешь и всё, что с тобой связано, потому что, твою мать, я люблю тебя». — Голос у тебя охуенный.       Савченко, казалось, была польщена и даже немного смутилась, но, картинно закатив глаза, съехала с темы:       — То есть, ты хочешь сказать, что, стоило Тимарцевой накатить с тобой разок, и вся сверхсекретная информация тут же твоя?       — Да. Полагаю да, — усмехнулась Сащеко, — если всё ещё сомневаешься, то, может быть, тебе станет легче, если узнаешь, что первоисточник – Большой Русский Босс.       — Можно было и догадаться, — сокрушённо пробормотала Оля, щёлкая костяшками тонких пальцев, — кстати, думаю, ты уже поняла, что сегодня мы двигаем к ней. Если, конечно, ты считаешь, что затея с Микси прокатит.       — Если разрулим – классно, а нет – умрём, пытаясь.       Оля, вскочив с дивана, снова перепрыгнула через стол и, быстро догнав Сащеко, уже собравшуюся выходить, прижалась к ней со спины, крепко схватив ладонями за предплечья.       — Ты же говорила, что бессмертная, да?       Рита остановилась и удивлённо обернулась, окутанная ароматом чуть более резкого, чем требуется, но такого родного парфюма Савченко. Ей показалось, что она заметила в её глазах то, чего ей ещё никогда не доводилось видеть в них раньше. Отчаяние?       — Тебе тоже нельзя умирать, — натянуто улыбнувшись, Рита неловко похлопала подругу по плечу, стараясь не обращать внимания на её ставший вдруг по-детски испуганным взгляд.       Мысль о том, что Савченко волнуется за неё, грела, но в то же время Рита просто презирала себя за свои неосторожные слова и действия, а особенно за то, что в подобные моменты старалась лишь отшутиться, ещё сильнее это волнение провоцируя. Отодвинув ладонью колокольчики над порогом, она пропустила вперёд Олю, не сводившую с неё всё ещё укоризненного, но уже более привычного хитрого взгляда.       Девушки покинули клуб под жёсткий качающий бит – первый признак того, что ночь наконец-то полноценно вступила в свои права. Сащеко, на ощупь проверяя наличие во внутреннем кармане плаща сигарет и глока, ощутила то самое радостное возбуждение, которое испытывала лишь в подобных ситуациях - они снова вдвоём, вместе, а впереди у них вся ночь и весь день, и следующая ночь, и следующий день, и ещё одна ночь, и, если повезёт, ещё много-много времени.       — Превратим в «Мэджик сити» особняк Лавровой? — поджигая сигарету, Сащеко скользнула взглядом по фигуре подруги, пожимающей плечами от холода в ореоле света неоновой вывески.       Савченко, обернувшись, чтобы взглянуть Рите в расширенные от темноты зрачки глаз, ухмыльнулась.       — Да запросто.