скрась моё свободное падение

      Выглянув из-за угла старого амбара, Рита издалека осмотрела нужную им постройку, напоминающую огромный гараж, тонущий в ночной темени. Лишь длинная узкая полоска света, льющаяся из единственного входа, расположенного с торца здания, освещала старые морские сети и прочий корабельный хлам, покрывающий грязный бетон причала у доков.       Около получаса назад, не доезжая до порта, чтобы оставить машину чуть выше по шоссе, девушки, настороженно переглядываясь между собой, пролезли в дыру в ограде с колючей проволокой, избегая гигантских прожекторов пункта охраны, то и дело пробегающих ровными кругами света по пустынной территории. Они долго искали среди бесконечных рядов грузовых контейнеров, складских и технических помещений нужное здание, небрежно отмеченное обычным на вид граффити – перечёркнутой буквой «А».       Глянув на часы, Сащеко уже который раз ощупала гладкий ствол глока во внутреннем кармане и собралась было, скользя в тени вдоль стены амбара, двинуться в сторону здания, но вновь ощутила холодную ладонь Оли на своей. В этот раз это нельзя было списать на простую случайность – Савченко, крепко ухватившись обеими руками за рукав плаща подруги, прошептала:       — Умоляю, пообещай, что всё будет в порядке.       — Ничего не обещаю, но искренне надеюсь, — стараясь успокоить бешено колотящееся сердце, Сащеко обернулась, отбрасывая тень на лицо Оли.       Радуясь тому, что подруга не заметит её розовых щёк и глаз на мокром месте, Савченко засунула руки в карманы и прислонилась спиной к ржавому забору.       — Возможно, мы совершаем самую большую ошибку в нашей жизни.       — По крайней мере, мы делаем это вместе. Оля едва заметно улыбнулась, опуская взгляд, и Рита, медленно приближаясь к ней, продолжила:       — Если ты боишься за себя, то не волнуйся, я смогу...       — Я боюсь не за себя! — вдруг заорала Савченко, но, стыдливо оглянувшись вокруг, добавила практически шёпотом, скрывая срывающийся голос: — За тебя.       Сащеко ошарашено уставилась на девушку, но, спустя пару секунд раздумий, выдохнула, прислонившись к забору рядом с ней. Ощутив лопатками холод стали через слои одежды, Рита, собравшись с мыслями, прервала неловкое молчание:       — Каждый раз, ложась спать, я понимаю, что завтра мы наверняка увидимся, и, если честно, это одна из причин, почему я хочу просыпаться снова и снова, — сглотнув, Сащеко остановилась, но, заметив в потерянном взгляде Оли что-то, напоминающее надежду, продолжила: — Но ты должна знать, что так будет не всегда. Однажды меня не будет рядом, и...       — Мир станет пустым, — перебила Савченко и, отлипая от забора, сделала шаг вперёд спиной к Рите.       — Что? — тихо переспросила Сащеко, опуская скрещённые на груди руки, будто готовясь к тому, что Оля может в любой момент на неё напасть. Впрочем, в следующий момент что-то подобное и произошло. Резко развернувшись, Савченко крепко прижала подругу к забору, приблизившись к её лицу настолько, что между их губами оставались считанные миллиметры. Рита, замерев, почувствовала, как подкосились ноги, но глаза не закрыла.       — Мир станет пустым без тебя, — безэмоционально, но жарко выдохнула Оля в губы Сащеко и, сокращая расстояние, прижалась к ним своими.       Она хотела сделать это с их первого знакомства – искры в горящих агатами глазах, левая рука, забитая чёрным до локтя, длинные пальцы, тонкие запястья, непослушные тёмные волосы, волной спадающие на плечи, и бледная шея, усыпанная родинками, манили к себе. Савченко стоило лишь перегнуться через кухонный стол на той вписке, чтобы история началась тогда, а не сейчас, спустя два года, но она совершенно не жалела об этом: в своих многочисленных снах, мечтах и желаниях она целовала Риту нежно и долго, притягивая за талию и ощущая на своих плечах её прохладные ладони, постепенно спускающиеся вниз. Но мечты на то и мечты, что являются улучшенной, но искажённой версией реальности. Жадно приникнув к Сащеко, Оля тут же рассеяла все надежды на романтику, с неприятным звуком столкнувшись с ней зубами, но, к их обоюдному удивлению, этот безумный, пылкий поцелуй, наконец-то давший всем долго скрываемым чувствам вылиться наружу, такая мелочь не испортила. Рита, сразу смекнув, к чему идёт дело, как можно увереннее обхватила Савченко руками, прижимая ещё ближе, будто желая застрять в этом моменте навечно. В итоге, неловко цепляясь за куртку Оли, Сащеко поглаживала её то по кудрявым волосам, то по талии, как вдруг, на долю секунды остановившись, она резко осознала, что делают они всё абсолютно правильно, будто так предрешено. Будто так всегда было, будет и должно быть.       Пару минут назад она и мечтать не смела об этом, но, видимо, «Мэджик сити» не случайно заимел такое название. Почувствовав, что воздух стремительно улетучивается, а лицо сейчас треснет от улыбки, растягивающейся до ушей, Сащеко, положив ладонь на лицо Оли, отстранилась, глядя в её глаза с едва различимыми ободками радужки за расширенными зрачками.       Вспыхнув, Савченко попробовала отскочить от девушки, но, ощутив, что застряла в крепких объятьях Риты, сокрушённо спрятала лицо у неё на груди и пробурчала:       — Чёрт, извини. С трудом сдерживая так и рвущиеся наружу дикие крики радости, Сащеко отпустила подругу и рассмеялась от чувства лёгкости, наполнившего сердце.       — После такого уже не извиняются, пёс. Жду продолжения после удачной сделки, которую мы, мать твою, сейчас обязательно провернём.       Савченко наконец-то пришла в себя и, натянув обычную для деловых переговоров доброжелательную, но хитрую ухмылочку, уверенно кивнула. Она ничего не сказала вслух, но, как и Сащеко, прекрасно поняла по широкой улыбке и тёплому взгляду, что ответ на долго мучащий их обеих вопрос – «да».       В какой-то момент гулкий стук каблуков по бетону сменился железным и грохочущим – Оля, оглядываясь по сторонам, вошла следом за Сащеко в помещение. Источником света, ставшего их ориентиром, были газовые лампы, тихо гудящие под высокими потолками. По мере того, как девушки продвигались вглубь амбара, разглядывая грязные стены вокруг и силуэты связанных между собой канатами корабельных ящиков, свет этот становился всё более тусклым, пока наконец и вовсе не растворился во мраке дальнего угла помещения.       Поморщившись от затхлого запаха, Рита указала на камеру под потолком, но, судя по слою грязи, паутины и ржавчины, она не работала. Оля кивнула и постучала в единственную дверь с небольшим мутным окошком, едва различимую на фоне болотного цвета стены. Савченко показалось, что всё это сырое помещение, напоминающее давно заброшенный склад, окутывала вполне подходящая для всех этих тёмных, как в кино, делишек мрачноватая атмосфера, если не брать в расчёт мёртвый свет ламп, да и те через раз мигали, нагоняя напряжение. Ответа из-за двери, как и ожидалось, не последовало.       — Сегодня меня никуда не хотят пускать, — пожаловалась Сащеко, разглядывая чёрный лак, частично облезший с ногтей.       Оля уже хотела было ей иронично посочувствовать, но из-за двери послышалась возня, и кто-то, видимо, вплотную прижавшись к окошку с обратной стороны, громко произнёс:       — Пароль? Антихайп! Рита резко отскочила от двери, попутно стряхивая с плаща кусочки плесени, покрывающей стены, и уставилась на Савченко чтобы, выразительно артикулируя, прошептать одними губами:       — Какой ещё пароль?! Тишина застыла такая, что Оле показалось, будто она услышала шум волн, разбивающихся о бетонные причалы далеко в доках.       — А я откуда знаю!? — пребывая в недоумении похлеще, чем подруга, Савченко пожала плечами, замерла и, умоляюще глядя на Риту, уже громче ответила: — Ебал вас в рот?       Сащеко уже схватилась руками за голову, но, к невероятному удивлению обеих, спустя пару секунд, дверь открылась. На пороге появилась невысокого роста девушка, скрестившая руки на груди, а сзади толпились ещё несколько человек, заглядывая ей за плечо.       Удивившись, видимо, тому, что незнакомые ей люди знали фирменный ответ, девушка, молниеносно дав знак своим товарищам, направила на Олю с Ритой пистолет, всё это время находящийся в кармане её розовой толстовки. Не успели четыре дула поравняться с уровнем груди Савченко, как Рита, всё это время судорожно сжимающая рукоятку глока сквозь ткань пальто, вытащив его, быстро выбросила руку вперёд и, сняв оружие с предохранителя, резко выпрыгнула перед застывшей Олей в попытках загородить её своей тощей фигурой.       Понимая, что преимущество явно на их стороне, голубоглазая девушка усмехнулась, опуская ствол магнума вниз:       — Кажется, я вас знаю. Ну и что шестёрки Мирославы забыли здесь?       Примирительно подняв ладони вверх, Оля пропустила нелестное высказывание мимо ушей – не в таком они были положении, – но удивилась, услышав, что девушка, имя которой было, как Савченко догадалась, Аня Замай, назвала Фёдорову по имени, вопреки всем негласным правилам – не поминать имени Оксаниного всуе.       — Сдаёмся, — нервно улыбаясь, Оля сделала шаг вперёд и, поравнявшись с Сащеко, сдавила ладонью предплечье той, заставляя опустить пистолет, — проблемы нам не нужны. Мы к Славе по личному делу.       — Оксана здесь не причём, — метнув злобный взгляд на людей напротив, Рита присела, чтобы, бросив глок перед собой на пол, под прожигающим взглядом Ани подтолкнуть его носком кед в её сторону.       Кто-то из свиты поднял пистолет и спрятал его в складках одежды, а Замай сказала, махнув рукой за спину в сторону основной части помещения, отгороженной от входной двери плотной стеной каких-то ящиков и контейнеров:       — Ладно, раз уж вы вовремя, то проходите. Соня Мармеладова в своём кабинете.       Кабинетом оказался закуток, отделённый такой же горой ящиков от основного помещения, наполненного какими-то людьми, всё прибывающими из широкого прохода с трапом, ведущего прямо на пристань, которые, быстро бегая туда-сюда, определённо знали, что делали: пересчитывали что-то, размахивали руками и парами таскали крупные мешки, громко переговариваясь при этом. Освободившись от конвоя, состоящего из Ани с её недружелюбными коллегами, девушки облегчённо выдохнули. Нахмурившись, Савченко взглянула на мрачноватую Риту, двигающуюся в сторону входа, представляющего собой лишь пустое пространство, свободное от контейнеров.       — То, что ты там пыталась сделать, это... — подходящие слова не шли, и Оля, оглянувшись вокруг, быстро догнала Сащеко и, положив ладонь на плечо девушки, легко коснулась губами её щеки. — Спасибо, что ли, Ритка.       Тут же засмущавшись своей же смелости, Оля отвела взгляд, а Рита, расплывшись в улыбке, коснулась пальцами бледно-розового следа помады, отлично вписавшегося между россыпями маленьких родинок.       — Маргарита Николаевна к вашим услугам, миледи, — сделав кривой реверанс, Рита предупредительно постучала по деревянному ящику и вошла первой.       Слава разбирала какие-то бумаги, небрежно сваленные на покосившемся деревянному столе, и, обернувшись в сторону вошедших, широко улыбнулась.       — Ой, друзья, здравствуйте, — смахнув со лба гладкие каштановые волосы, Карелина снова принялась за бумаги, — вы по поводу завтрашней разгрузки? График можете взять...       — Нет, мы по поводу Микси, — долго не церемонясь, перешла к делу Савченко, — меня зовут Оля, это Ритка. Мы ЛСП.       Слава от неожиданности выронила листок, и он, изогнувшись в воздухе, соскользнул под стол. Обернувшись, но на этот раз без улыбки, она, на мгновение замерев, произнесла, как-то снисходительно поднимая брови:       — У Миры какие-то проблемы с ним?       — Ещё нет, но будут, если она узнает кое-что, — протянула Рита, прохаживаясь вдоль стены, увешанной какими-то бумажками, напоминающими вырезки из газет.       — Удивите меня, — усмехнулась Карелина и, пригнувшись, полезла под стол за листком, пачкая колени серых треников в грязной воде, повсеместно заливающей небольшими лужами весь амбар.       Оля бросила вопросительный взгляд на Риту, и та, оторвавшись от созерцания макулатуры на стенах и стопок бумаги в картонных коробках под ногами, пожала плечами: тоже не понимала, почему это Слава издевается над ними, если это они пришли поиздеваться над ней.       — Хочешь сказать, что не знаешь ничего о том, что Микси состоит сразу в двух, вроде как, враждующих организациях?       — Мы с Мирой, между прочим, в довольно тёплых отношениях, — Карелина вылезла из-под стола с пропитанным затхлой водой листком и, оценив ущерб от мокрого развода цвета плесени, забросила его в мусорную корзину, предварительно скомкав, — уж кому, как не вам, знать, чем каждые выходные занимается ваша начальница.       — Дело в том, что очень скоро она перестанет ей быть, — Оля уселась верхом на ящик и принялась болтать ногами, — и, надеюсь, с твоей помощью.       — Ладно уж, я поняла, к чему вы клоните, — удручённая серьёзным настроем собеседниц, Слава заметно сникла и, достав из ржавого подобия холодильника глазированный сырок, принялась его распаковывать. — И как мне оплатить ваше молчание?       — Мы собираемся, грубо говоря, кинуть Фёдорову, и знаем, чем это грозит, — объяснила Сащеко, не оборачиваясь.       — От тебя требуется обеспечить нам протекцию. Исходя из твоей общей влиятельности и, скажем так, особых привилегий в нашей организации, для тебя это не будет проблемой, — добавила Оля тоном чуть более умоляющим, чем следовало бы.       — И что мне мешает сейчас пустить в вас по пуле, а трупы скинуть в доки?       — Есть один человек, который знает, с какой целью мы сюда явились. Не вернёмся – она всё равно сдаст твоего агента Фёдоровой. Можешь звать её, скажем, Фараон.       Рита вспомнила изрядно упоротую Голубину ещё в коридоре «Мэджик сити», и решила, что если Оля блефует, то весьма удачно и вовремя. Однако Карелина, задумчиво пережёвывая сырок, судя по всему, повелась:       — Поняла, — пробубнила она с набитым ртом, вытирая бледные губы рукавом свитшота, — мне не в лом. Подпишем соглашение?       Импровизированный договор, который Оля со Славой на ходу составляли и записывали на клочок бумаги, Сащеко считала бесполезным и вообще сущим гемором, вследствие чего не принимала в этом никакого участия. Она нашла для себя куда более увлекательное занятие – не без удивления разглядывала бумажки, приклеенные скотчем к стене, действительно оказавшимися аккуратно вырезанными из газет желтоватыми статейками о Фёдоровой в духе «неуловимый криминальный авторитет или сексуальная скинхедка?».       Вообще, картина, открывшаяся перед Ритой – множество фотографий, одна перекрывающая другую; упоминания в печатной продукции и СМИ; какие-то, написанные от руки, возможно, самой Мирославы, записки, покрывающие стену так, что из-под бумаги не было видно ни клочка облупившейся краски стены, — все эти вещи, включая, конечно же, ящики снизу, полные, видимо, такого же хлама, только датирующегося чуть ранним сроком, напоминали что-то типа алтаря имени Фёдоровой.       Рита напряжённо обернулась, чтобы исподтишка взглянуть на Славу, о лёгком помешательстве которой на их общей подруге уже ходили какие-то слухи, но встретилась с ней глазами. Та, сопоставив свою работу, украшающую кабинет, и недоумевающее лицо Сащеко, улыбнулась.       — Если вас вдруг интересует, с какой целью Микси работает на меня, то я вас расстрою – наш порошок здесь не при чём. «Антихайп» сейчас делится на дорожки не на одном столе, и, между прочим, довольно влиятельными людьми, — криво расписавшись в конце документа, Карелина протянула ручку Оле. — Не хочу хвалиться, но в материальных благах, как и в сотрудничестве с «Букинг машин», мы уже давно не нуждаемся. Деньги не проблема, так? В общем, вы, наверно, не хуже меня знаете, что график Миры плотный, как пиздец.       Оля расписалась рядом с размашистым «КПСС», а Слава, доставая ещё пару сырков в картонных упаковках, продолжила:       — Нам сложно пересечься, да и как-то неправильно это, но, знаете, запретный плод та-а-ак сладок. Короче, думаю, она не поймёт, если узнает, что Микси шпионит за ней для меня, — изобразив страдальческий вид, Карелина протянула сырок Оле. — Будешь? «Б. Ю.», между прочим.       Натянуто улыбнувшись, Савченко тактично отказалась, пробубнив что-то типа «спасибоненадо», а Рита, засунув бумажку в карман, спешно потащила подругу под руку в сторону выхода, на ходу прощаясь, помахивая ладонью. Слава, усмехнувшись, остановила взгляд на особенно крупной фотографии Фёдоровой, висящей на стене, и бросила в след:       — Передайте ей при встрече, что я уже битый месяц жду, когда она придёт и, наконец, охладит мой пыл!       Как только девушки, хватаясь друг за друга, вышли за пределы порта и доковыляли до машины, то наконец-то дали волю смеху, который всё это время далеко не без усилий сдерживали. Сгибаясь пополам на пассажирском сидении, Оля не могла перестать хохотать, а Сащеко вырулила на шоссе, наслаждаясь самыми лучшими звуками в мире – смеха любимого человека.       — Пиздец! — заключила Оля, откидываясь в кресле, и, стащив туфли, элегантно закинула ноги на приборную панель перед собой, разглядывая яркий лак на пальцах под сеточкой колготок.       — Сучка-а-а! — ощутив волнами накатывающую эйфорию, Рита заорала в темноту пустого шоссе за опущенным стеклом и протянула Савченко заветную бумажку, обеспечивающую им долгую и спокойную жизнь.       Словив очередной приступ смеха от этого перформанса, Оля, наконец-то успокоившись, гордо рассмотрела листок, вытягивая руки перед собой.       — Нам довелось познакомиться со Славой КПСС, — Савченко тыкнула пальцем в подпись, — всё могло быть гораздо хуже.       — Кстати, сомневаюсь, что она коммунистка.       — Имеешь ввиду это нетипичное увлечение идеями империализма?       — Почти, — ухмыльнулась Сащеко, — я бы причислила её к лагерю нацистов, исходя из того, что она определённо жарит нашу еврейку.       — Твою мать, ну вообще не смешно, — с укором пробормотала Оля, но, встретившись с двусмысленным взглядом Риты, смущённо отвела взгляд. — Как-то... всё слишком просто получилось, не находишь?       — Да всё охуенно, кис, забей. Ты же знаешь, что такое ЛСП? Ты красивая, я красивая, а, значит...       — Господи, да завались уже, — едва сдерживая глупую улыбку, пробормотала Оля, вызвав неописуемый восторг девушки рядом.       Глубоко в душе она согласилась с Сащеко, ведь всё было действительно охуенно: ночной равнинный пейзаж, быстро бегущий за окном; редкие фонари, летящие на встречу; стрелка спидометра, давно ушедшая за сто; прохладный ветерок из приоткрытого окна, развивающий тёмные волосы любимого человека рядом; её хриплый смех, искры в знакомых глазах и руки на руле. Оля бы совсем не удивилась, если бы звёзды, ярко сияющие в глухом тёмно-синем небе, начали падать, обрушившись на Землю метеоритным дождём – все её желания сегодня, так или иначе, уже исполнились.       — Давай съебём отсюда на какое-то время, а? — Савченко наконец-то расслабилась, озвучив безумную идею, давно крутившуюся на языке, и, встретив вопросительный, но полный энтузиазма взгляд, продолжила: — Оставим клуб на Денчика, а сами свалим куда-нибудь на недельку... В Могилёв, например, ты же уже давно хотела родных навестить, да?       — С тобой – хоть в Могилу, — хмыкнула Сащеко, положив свободную ладонь на бедро Оли, тут же накрывшей её руку своей. — Кстати, как думаешь, Лаврова обрадуется, если мы вернём ей тачку только через неделю?       — Мне похуй, — ухмыльнулась Савченко, прекрасно зная, что сейчас ответит Рита.       — Мне тоже.       — Базаришь?       Сащеко, почувствовав, что от улыбки уже сводит скулы, на мгновение заглянула в глаза Оле – такие же, как и у неё самой: сумасшедшие после дикого выброса адреналина, но безумно счастливые. На долю секунды замерев, чтобы запомнить этот момент во всех мельчайших подробностях, она усмехнулась.              «Конечно».