Make Love, Not War.

Локи рассматривает жетон, его пальцы скользят по выдавленным точками буквам, и он сам вчитывается в несколько слов, написанных на жетоне, негромко произнося имя владельца этого странного предмета вслух. - Джеймс Бьюкенен Барнс... - тихо протягивает Локи и снова кладет жетон на стол, переводя взгляд на Стива и придвигая к нему свою чашку кофе. - Такие разговоры не проводятся без кофе, но я не смогу сам сделать тебе еще одну чашку, поэтому ты можешь взять мою. Я отпил совсем немного, так что, если ты не брезгуешь, бери. Локи смотрит на Роджерса ожидающе, не смея торопить его в его решениях, не вытягивая слова, но четко понимая, что сейчас последует история того человека, чей жетон лежит на столешнице. Никакого напускного величия, никакого сарказма и даже духа иронии - Лафейсон видит в Капитане своего друга. Это, конечно, вряд ли взаимно, но Локи уважает Роджерса, да и уважал всегда, понимая, что, если б у Асгарда был такой патриот-боец как Стив, государство стало бы еще более могущественным. А потом он зауважал Роджерса за помощь в этом мире, за протекцию перед Старком и за его ненавязчивое участие. И Локи рад бы отплатить Стиву за его поддержку той же самой чеканной монетой, он бы с радостью, если, конечно, Стив ее примет. Блондин поднимает голову и заглядывает в глаза богу, все еще не находя в себе сил выглядеть чуть менее отчаянным и побитым жизнью. Он прочищает горло, кашляя в кулак, а после мягко отстраняет от себя чашку с кофе. - У тебя есть ваш хвалёный эль? Я знаю, что твой брат всегда имел с собой флягу, может, и у тебя немного найдется? - вежливо попросил Стив и слабо улыбнулся в ответ на согласный кивок Локи. - Я удивлен, что мой брат за собой на тележке бочку с элем не возит. - хмыкнул Лафейсон и, вытащив небольшой кинжал из ножен, перевернул его. Мужчина легко раскрутил рукоять и, вытащив из нее небольшую фляжку, поставил перед Стивом, присаживаясь на место и подхватывая двумя пальцами собственную чашку кофе за ручку. - Рассчитай дозу, это очень крепкая вещь, Капитан. Через два часа ты должен быть в нормальном состоянии. - назидательно произносит Локи и, опираясь спиной на угол между подлокотником своего стула и его спинкой, оборачивается к Роджерсу. - Что ты хотел бы рассказать мне? Стив легко откупоривает флягу и, делая маленький глоток, такой, что едва-едва на язык попадает хоть одна капля, отставляет флягу в сторону, снова закрывая ее и глядя на бога в упор, но тут же смущенно отводя взгляд и губу прикусывая с тяжким вздохом. Он медленно касается пальцами военного жетона и поднимает голову, глядя куда-то мимо Лафейсона, ему за спину, будто там, как на киноленте, показывают всю его жизнь с Баки. - Джеймс Баки Барнс, сто седьмой пехотный в сороковых, завербованный агент Гидры до последних лет пяти, мой... - Капитан выдерживает паузу и покусывает изнутри губы, будто снова пытаясь подобрать слова. - Друг. Лучший друг. - Чувствуешь, чем пахнет? - интересуется Локи и принюхивается к воздуху, шумно вдыхая через нос несколько раз. - Чем? - растерянно спрашивает Стив и оглядывается по сторонам, надеясь, что и он сейчас ощутит этот запах. - Утечка газа?.. - Утечка твоей морали, Роджерс, - Обрывает его трикстер и, глядя в глаза пристально, усмехается уголком губ. - Неужели ты думаешь, что врать богу обмана - твоя лучшая идея? Как тут у вас говорят... Надежно, как швейцарские часы? Лучше ничего не придумал? Стив тихо приглушенно смеется и слегка кивает головой, смущенно отводя взгляд. - Прости. Забыл, что ты чувствуешь это. Но Джеймс и правда мой лучший друг. Хотя для меня, наверное, он давно стал чем-то большим, наверное, ты понимаешь это чувство, но я попытаюсь объяснить. Мы с рождения были вместе. Вместе на школьном дворе, потом на свиданиях, после - в пекле второй мировой. Баки был со мной все время, сколько я себя помню. Я... В сороковых был тяжело болен, букет моих заболеваний можно было дарить любому врачу на праздник, и он бы скакал от счастья, потому что работы там непочатый край. Баки носил с собой небольшой ингалятор, на случай, если я начну задыхаться, потому что свой я частенько забывал дома. Когда погибли мои родители, сначала отец, а потом мама, я отдал ему ключи от своего дома, и он часто заходил ко мне. Он заваривал чай, приносил с собой небольшие странные конфеты... Это была клюква в сахарной пудре, маленькие шарики, он бросал их в чай, и обычный напиток уже становился чем-то волшебным... Он вызволял меня из всех драк. Однажды он даже нашел какую-то небольшую банду и попытался заплатить им, чтобы они, если что, меня защитили, чтобы взяли меня под опеку... Его тогда хорошо избили, он своим синяком под глазом светил ярче, чем днем солнце, но говорил, что ему было бы спокойнее, если б хоть кто-то был со мной рядом. А потом война... Мы сидели тогда на моей кухне, мы пили тот самый его вкусный чай, с клюквой в сахаре, он подливал по чашкам заварку, отрезал пирог, который испекла его матушка и рассказывал об очередном свидании. Он на секунду замолчал, сделал погромче радио, и я видел, как задрожала его рука, когда он услышал про то, что Германия продвигается к Соединённым Штатам. Угроза войны уже неминуема, она неизбежна, и мы оба понимали это. Он положил нож, схватил меня за плечи и быстро-быстро заговорил, что у его семьи хватит денег, чтобы выкупить мою свободу от призыва, что я буду в безопасности, рядом будет его семья, его родители, я всегда смогу получить их поддержку. Он судорожно сжимал ткань моей рубашки и умолял не лезть в это адище, не пытаться даже, он говорил, что, как только он получит повестку, я узнаю об этом первым, мы обязательно это отметим, как второй его день рождения. Он тогда заночевал у меня, я расстелил ему на диване. Ночью мы снова встретились на кухне. Он пил свой чай и, когда увидел меня, попросил о том, чего я до сих пор не исполнил. Он в тот момент усмехнулся безрадостно, холодно, а потом поднялся, привычным жестом подтянул меня к себе за плечи, растрепал свободной рукой мои волосы и попросил, если он умрет, принять это, отметить, как праздник. Смириться и не тосковать по нему, не убиваться, потому что он того не хочет. Роджерс выдержал небольшую паузу и, подняв вверх указательный палец правой руки в немой просьбе помолчать и подождать, улыбнулся уголками губ, нервно покручивая меж пальцами жетон. Улыбка мужчины тут же исчезла. - Жетонами мы обменялись в плену. Тогда мы смогли вытащить весь его полк, его самого. Там было много непростых моментов, но в последнее время, с того дня, как я оказался здесь, я задаюсь вопросом, а стоило ли мне его тогда вытаскивать. И я не думаю, что зря рисковал жизнью. Ты сейчас поймешь... Я собрал свою команду и, разумеется, там был он. Мы выходили в паре на все задания, и то, что нам предстояло сделать, не было таким сложным. Поезд. Нужно было проникнуть внутрь, но не будем вдаваться в подробности... Я был уверен, что мы справимся. Я всегда верил ему больше, чем себе, и в тот день я знал, что пока он здесь, мы справимся со всем - с Гидрой, с войной, с самой смертью. Я верил в него так, как дети верят в Санту, я знал, что вся Америка в безопасности, пока Барнс смотрит на меня и хоть немного смеется. Он всегда умел улыбаться глазами, его взгляд был теплый, и я чувствовал, будто даже тогда, стоя на заснеженной земле, с щитом за спиной, я все еще тот мальчишка, которому Баки заваривает свой чай с клюквой в маленькой кухне со старыми выцветшими обоями. После всего, что он пережил, он смотрел мне в глаза ласково и улыбался так, будто вся планета не залита реками крови. Мы в тот день все же попали в поезд, внутри была драка... Вагон несся над ущельем на бешеной скорости, там не оказалось двери, и Баки, упавшего на пол, буквально сдуло... Он с трудом держался за какой-то поручень, и я бросился к нему, но я не дотянулся. Он не смог взять меня за руку, поручень не выдержал, и Баки упал в то заснеженное ущелье. Его крик еще долго стоял у меня в ушах. Сейчас я слышу это только в ночных кошмарах, но тогда все, что происходило вокруг, все голоса, все события звучали поверх этого крика... В тот день я потерял его во второй раз. Он выжил чудом, но попал в руки Гидры. "Зимний Солдат" Джеймс Барнс, несчастная жертва множества сложившихся неправильно обстоятельств. Он выбрался из Гидры, и мы существенно помогли ему в этом... Только вот я тогда понял, что как бы я ни старался спасти его, каждый раз от моих стараний все становится только хуже. Я пытался защитить его - он оказался на фронте, я пытался вызволить его из Гидры - он все равно оказался у них, так еще и потерял руку. Поэтому, как только мы убедились, что ему ничего не грозит, я исчез из его жизни. Два года назад я оборвал все связи. Конечно, я приставил своих людей, я попросил Сэма следить за ним, и я постоянно уточняю, в безопасности ли он сам, но... - Но ты все еще хочешь того чая с клюквой в сахаре, Капитан. Ты скучаешь, нуждаешься в нем, так ведь? - задает вопрос Локи и смотрит в упор на Роджерса. - Да. Да, именно, и когда я раз за разом терял его, я поражался тому, что я жив сам. Весь мир всегда держался на Баки, но почему-то, когда вытащили фундамент, этот мир не разрушился, он все еще стоит на месте, вот он. Только Баки в нем больше нет. И, если честно, последнее, что захочет сделать Баки - прийти в дом Старка через два года моего отсутствия, чтобы поговорить. Это ведь он убил родителей Тони, под влиянием Гидры, но это сделал он. Поэтому этот дом - последнее место, куда Джеймс захочет идти, и тем не менее он вот-вот будет здесь. Ему явно что-то угрожает, он от чего-то бежит, наверное, и я не знаю даже, как ему помочь. Стив замолкает и, понимаясь с места, передает фляжку Локи назад, дружески накрывая его плечо своей ладонью и чуть сжимая в знак благодарности. Он уже собирается уйти, но тут же останавливается, приподнявшись на каблуке одной туфли, оборачивается к Локи и, дожидаясь, когда тот сделает еще один глоток из кружки с кофе, начинает говорить. Он бросает тихое "спасибо" и уже собирается уйти, но механический женский голос останавливает Стивена на том же месте. - Прибыл мистер Барнс. - оповещает искусственный интеллект, и Капитан вздрагивает. Блондин медленно поворачивается к двери, расплываясь в широкой улыбке и с искренним, хорошо скрываемым трепетом ожидая, когда мужчина войдет. Барнс, держа в руках большую черную сумку, проходит в комнату и, протягивая руку мужчине, пожимает его ладонь, притягивая к себе Стивена. Рука Джеймса ложится куда-то на спину, между лопаток блондина, а сумка опускается на пол. Роджерс крепко прижимает к себе друга и переходит на тихий шепот, склоняясь прямо к его уху. - Баки, если в сумке оружие, просто передай сумку мне, я спрячу ее. Если ты подался в бега, просто кивни, у меня есть поддельные паспорта, мы сегодня же скроемся, нас никто не вычислит. Я помогу тебе во всем. - тихо шепчет Роджерс, крепко прижимая к себе лучшего друга, и он уже собирается продолжить, вдыхает поглубже, полной грудью, но тут же замолкает. Из сумки доносится тихое мяуканье, и Баки медленно отстраняется, выпускает из объятий друга, улыбаясь уголком губ и проводя пальцами по собственной слегка колючей щеке. - Стивен, там Альпина, моя кошка. Просто у меня... Как бы, планы на вечер, если можно так сказать, а кошку покормить некому... Я не думаю, что до утра вернусь, вот и привез ее тебе... - усмехается Баки и, прикусывая внутреннюю стенку щечки, чешет в затылке, отводя смущенный взгляд. Капитан понимает все без слов и кивает ему легко, похлопывая мужчину по плечу, в глаза заглядывая с мягкой, но все еще немного печальной улыбкой. - Опять рыжая? Снова оставишь половину состояния в тире? - смеется Стив и, забирая сумку, притягивает ее к себе, прижимая ее к груди осторожно. - Нет. В этот раз блондинка, и она очень принципиальная, Стив. Подержишь кулаки, чтоб все получилось? - подмигнув другу, Барнс заправил назад двумя пальцами длинные волосы. - Ты на всех свиданиях обходился без моих кулаков, но, конечно, я с радостью. - кивнул Роджерс, медленно расстегивая замок сумки и выпуская из нее кошку, хотя животное не особо стремилось вылезать из сумки: только высунуло большую пушистую белую морду, зашипев и протяжно мяукнув.