Make Love, Not War.

Часы на стене мерно тикали, за окном тихо пели птицы, Лафейсон позади Роджерса крутил в руках кинжал, кошка, которую выпустили из сумки-переноски, спокойно шествовала по комнате, Джеймс говорил что-то о том, что к свиданию ему нужно подготовиться, и он планирует занять ванную комнату, которая находится как раз рядом со спальней Стива, а земля медленно уходила из-под ног Капитана. Он определенно не был готов услышать, что Джеймс нашел себе пару. Конечно, Кэп сам хотел этого, он каждый раз повторял всем, что он желает Барнсу только самого лучшего, а именно спокойной жизни, счастливого будущего и замечательного настоящего, да замечательного настолько, чтоб искры из глаз, ведь он помнил радость Баки. Во всем, что желал своему другу Капитан, было всего два нюанса: первый – под счастливым будущим и искрометным настоящим шел явный подтекст «вдвоем», и Стив, упорно считавший, что защищать Баки от всего – его первостепенный долг, не мог себе представить, что Джеймс будет счастлив в безопасность достаточно долго без него. Роджерс ведь уже однажды пытался оставить Баки без своего материнского надзора, и к чему это привело? К тому, что Джеймс был обвинен в организации взрыва, а после его жизнь была подвергнута опасности, а дальше Тони ему еще и руку оторвал. Кому это нужно? Никому. Стивен чувствовал себя почти так, как семьдесят лет назад в том парке аттракционов: все события проходили буквально мимо него. Он не был их участником, ничего от него не зависело. Тогда, правда, все было еще хуже. Это их последний вечер с Баки. И он не уверен, что еще хоть раз пересечется с Джеймсом, что получит хоть одну весточку, хоть письмо. Кроме похоронного. И лучше б он не получил ни единого письма в жизни. Барнс снова обнимает его крепко-крепко, как тогда, одной рукой обхватывая за ребра, а другую опуская на плечо сверху. И Стив невольно приподнимается на носки, хоть ему это и не нужно больше, рост позволяет обнимать Зимнего и так, но он чувствует себя снова тем тощим астматиком, теряющим поддержку и в последний раз обнимающим друга. Джеймс покидает комнату, и ему вслед звучит тихая просьба «не наделай глупостей», горячим дыханием, неслышным шепотом зависающая на губах Стивена. Он не готов. Он всегда был под опекой баки в сороковых, но здесь, в двадцать первом веке все перевернулось, и Джеймсу, самостоятельному, сильному, который готов справиться со всем, самому нужна протекция и защита, которую в любой момент был готов дать Капитан. Он не готов отпустить Барнса в этот опасный внешний мир. - Кэп! – раздался громкий голос Лафейсона прямо над ухом Роджерса, и Стив впервые за последние двадцать минут смог оглядеть комнату _своими_ глазами, а не размытым расфокусированным взглядом разбитого и потерянного во времени ребенка. – Кэп, я понимаю, ложь во благо – часть ваших с Барнсом дружеских отношений, и я, конечно, как покровитель, помогу, но ты буквально полчаса назад обещал проследить за его кошкой. - Да, я помню. И что? – отстраненно хмыкнул Капитан, опустив руку на что-то мягкое на своих коленях. - То, что ты уже двадцать минут гладишь подушку, а его Альпина от тебя сбежала, как только ты сел на диван. И я это говорю к тому, что у Питера в комнате котёнок, и, если он с кошкой Баки что-то сделает, это не моя вина. И это не я подарил ему кота! И это не я не уследил за тем, что ты не уследил за кошкой! Но, смею заметить, что если кошка твоего Барнса поцарапает кота Питера и расстроит моего парня, я сделаю из нее воротник для своей парадной мантии. – Отозвался Лафейсон и, присев на кресло, с усмешкой взглянул на вскакивающего с места Капитана. Роджерс, как ошпаренный, вскочил с места и начал заглядывать под все диваны, кресла, столы, быстрым шагом перемещаться из одного края комнаты в другой в попытках найти кошку, тихо ворча и ругаясь недовольно на самого себя. Его совершенно не радовало то, что он за двадцать минут уже успел потерять то, что ему доверил его лучший друг. И это определенно могло подорвать их доверие, ведь кошка, кажется, действительно важна для Джеймса, раз он привез ее сюда. - Черт, это фиаско… - тихо прошептал Роджерс, сбоку заглядывая под кресло, на котором сидел Локи, и будто пытаясь в эту крошечную щель между предметом мебели и полом голову просунуть. - Не выражайтесь, Капитан, не выражайтесь. – усмехнулся Лафейсон и, свесив ноги с другого подлокотника кресла, вальяжно развалился в нем, голову вниз откидывая и глядя на блондина. – Ты бы поосторожнее с физическими нагрузками, не разогнешься же, массаж тебе делать придется. Я вот в прошлый раз зашел к вам в гости, представляешь, подружиться с вами хотел! А Халк мной дыру в полу пробил, можешь себе представить? Не хочу даже думать. Как эта команда садистов поможет тебе спину вылечить! Наверное, просто позвоночник выдернут. Ужасно. Ужасно, Стив! Остаться без позвоночника из-за какой-то кошки! - Локи! – фыркнул Роджерс и, поднявшись, покосился на своего приятеля, вздохнув тяжко и присев на подлокотник возле головы обманщика. – Напомню, что «подружиться, в гости» ты зашел с читаури. И это совершенно не помогает мне сейчас найти мою кошку. Лучше поднимись и найди ее. - Не боишься вообще сидеть так близко, приказы мне раздавать? – без всяких эмоций прошипел Лафейсон, взгляд недовольный поднимая на блондина. – Вдруг я, не знаю, ножом пырну? Убью? Не страшно? - Не убьешь, - отстраненно хмыкнул Стивен и, согнутыми локтями уперевшись на колени, голову подпер ладонями. – Ты не можешь убить того, кто давно мертв, Локи. Ты не можешь меня убить. Потому что все мое существование с самого сорок второго – попытка воскрешения самого себя. Ты бог, и, кажется, должен видеть истину, ведь ложь есть ее отрицание, но ты упорно не видишь, как и все остальные, что изо льда тогда вытащили мое тело, но не душу. Вы все повторяете, вся Америка, что я спас тогда страну, что я помог людям, защитил кого-то, только вот тот океан был для меня единственной возможностью отдать долг жизни. Ты вряд ли поймешь это. Я всегда был в неоплатном долгу перед Джеймсом, каждый день нашего существования вел нас к тому, что он все больше делал для меня, а я все больше не мог отплатить ему ничем, и просто «спасибо» тут уже не хватало. А потом я похоронил его в первый раз. Локи медленно поднялся с кресла и, пересев на диван, кивнул мужчине, глядя в стену и не желая ни прерывать Роджерса, ни слушать его дальше – он не хотел показать, что ему не интересно, ведь, очевидно, у Стива очень долго не было подобных разговоров. И он в них нуждался, но и разрывать старые раны героя не очень-то хотелось. Кэп мог быть каким угодно занудным, но он помог Локи, он помогал ему не один раз, и подобное не оставляют незамеченным даже трикстеры. - Я понимаю, Стивен. – тихо произнес Лафейсон, и уже собрался сменить тему разговора, вернуть поток мыслей блондина к пропавшему коту, но у него совсем не получалось это сделать, так как его грубо оборвали. - Ты не понимаешь. Ты ничего не понимаешь. – бросил ему Капитан и, прикусив губу. Устало закрыл глаза. – Никто не понимает, Локи. Потому что даже я сам не до конца могу понять, что произошло тогда. И я сейчас говорю про всю нашу жизнь в том времени, а не про один сорок второй, когда он сорвался в то ущелье. Он всегда любил тусовки, развлечения, девушек, проводить время в шумных местах, задерживаться там на ночь. Он приходил домой под утро, весь в помаде, едва стоя на ногах, и он светился от счастья. Он рассказывал смешные истории, анекдоты. И он улыбался так, как никогда больше. Он посещал все выставки техники, обожал физику и особенно механику, его приводила в восторг одна мысль о том, что благодаря правильно поставленным шестеренкам мы видим время на наручных часах, и он объяснял это, жестикулировал, словно одержимый, обвешивал наш холодильник листовками с подобных мероприятий, и тогда он искрился от радости. Света, который тогда исходил от его улыбки, хватило бы, чтоб осветить Нью-Йорк. Он улыбался, когда забрал форму, когда получил на руки карту с пометкой, что он годен. Он улыбался, держа в руках повестку. Только тогда это было так мрачно, что от одной его улыбки по коже проходился холод, и мы оба понимали, что он совсем не рад этому, и это просто попытка уберечь нас всех от переживаний. Он говорил о форме с гордостью. Он радовался, что на его фуражку ведутся девушки, что его называют сержантом, кокетливо улыбаясь. Он смеялся, а я при каждом взгляде на его форму ясно видел, что не сегодня, так завтра у него на груди слева будет алое пятно, а эта форма, которая ему так нравится, превратится в похоронный костюм. И все, что останется от этого человека, который был для меня тогда важнее Америки, это нацарапанная ножом на деревянном кресте надпись с именем, датой рождения и датой смерти. Роджерс замолчал ненадолго и, поднявшись с места, проследовал на кухню, где налил себе немного воды себе в стакан, а после, остановившись на входе в комнату, оперся спиной на косяк двери, отпив немного из сосуда и продолжив уже чуть тише. Просто потому, что о таком не кричат. Просто потому, что силы на крик о том, как больно терять Джеймса раз за разом, он исчерпал еще в прошлом столетии. Просто потому, что Барнсу, который находится всего на этаж выше, совсем не надо знать об этом разговоре, как и обо всех реакциях Стива на действия лучшего друга. - Не смей мне говорить, что ты понимаешь. Потому что ты не понимаешь, что такое, когда ты не знаешь дату ухода на фронт твоего лучшего друга. Потому что невозможно понимать, как чувствует себя человек, когда на прямой вопрос «когда отбываешь» ты слышишь размазанное «скоро. Не бойся, уеду, приеду. И заскучать не успеешь.» Я слышал это ежедневно, наивно тешил себя надеждами на то, что он просто сам не знает, а может, он и не годен вовсе, а просто, как я, подделал документы. Я хотел верить, что завтра, когда на очередной клок земли упадет тысячная по счету бомба, Баки будет в своей комнате, а не на той территории, от которой останется только кучка обгоревшей черной земли и глубокий кратер. Я хотел верить, что он найдет способы остаться, ведь это уж точно не его война, и она не нужна ему, как не нужна и всей Америке. Я до последнего думал, что четвертого июля мы сможем задуть хоть одну свечу на пирожном. Пусть и в подвале, прячась от бомбежки. Он же не верил уже ни во что, только одно было для него априори ясным – на фронт он уйдет без меня, потому что нет в нашей стране такого человека, который в здравом уме отправит астматика на передовую. Не было. По крайней мере, он хотел знать и думать, что никто не возьмет на себя такую ответственность, и он именно так и думал. В тот вечер мы разошлись в парке аттракционов, я попытал свою удачу снова, пообещав ему не наделать глупостей. В тот вечер он снова на мой прямой вопрос уклонился от ответа, так и не сказав, когда отбывает. Следующим утром, когда я пришел к дому его матушки, чтобы увидеть его и сказать, что меня приняли, показать ему отметку «годен» и рассказать про человека, который тогда был на моей ступени важных людей где-то на второй ступени после семьи Барнсов, я встретился с его семьей. Его отец был как никогда тих, в доме было как-то гнетуще неуютно, хотя обычно их гостиная была похожа на то, что сейчас мы видим в рекламе строительных – комфорт, семейный очаг и любовь всех членов семьи друг к другу. Его матушку я тогда так и не увидел, зато его заплаканная сестра рассказала мне, что утром Джеймс ушел на фронт, как и весь сто седьмой пехотный, в котором он числился. Это была самая ужасная его попытка защитить меня, и с тех пор я стараюсь делать все, чтобы защищать его. Так что, поверь, ты не понимаешь, каково это, когда каждый день в сводках новостей вот уже сотню лет ты ждешь известия о смерти человека, который сделал для тебя за всю свою жизнь больше, чем целый мир. Локи, за время рассказа Роджерса уже перетащивший кошку с книжной полки в сумку-переноску и закрывший ее, сосредоточенно взглянул на своего собеседника и, чуть сведя брови к переносице, хмыкнул тихо. - Почему ты ему не сказал? Ты не говорил раньше, но не думаешь ли ты, что сейчас упускаешь последнюю возможность? Эксперт в вопросах ожидания, не устал ли ты ожидать? – поинтересовался трикстер, задумчиво проводя пальцами по корешкам томов, стоящих на книжной полке. - Не нужно иметь много ума, чтобы сломать человеку жизнь. И я не хочу лишать его последнего шанса на нормальное будущее, без вечной угрозы его жизни. Мне просто сейчас нужна гарантия того, что он будет жив, счастлив и хотя бы в относительной безопасности. – тихо прокомментировал Стив, явно собиравшийся что-то сказать, но тут же замолчавший от звука шагов на лестнице. Стив был даже счастлив, когда в дверном проеме появилась фигура, явно не соответствующая силуэту Баки по ширине плеч и высоте роста. Ему хотя бы не придется оправдываться перед другом, который мог услышать их с Локи разговор, только вот для бога обмана это не предвещало ничего хорошего. Трикстер, увидев брата в комнате, обернулся к нему и, тихо хмыкнув, бровь приподнял удивленно, руки на груди скрещивая. - Сам царь Асгарда почтил нас, жалких плебеев своим визитом. И чем же обязаны такой чести? Не уж-то снова пришел мне читать морали о мидгардских правилах и том, что связь с детьми у них называется педофилией? Ну, так я тебя разочарую, у меня уже есть здесь тот, кто в состоянии мне говорить о людских законах. – Фыркнул Локи и, бровь подняв, взглянул на брата, оперевшегося на секиру и так и остановившегося в дверях. - Прекрати паясничать. Я так и знал, что, если тебя нет у паучьего человека, ты обязательно находишься тут, – рыкнул на брюнета громовержец и, секиру взяв в руки и откинув ее на плечо назад лезвием с опорой рукояти на ключицу, к брату направился. – И да, у мидгардцев связь с человеком, психологический возраст которого – два года, не считается педофилией. Ты обещал больше никаких фокусов! Ты обещал прекратить после того, как три ночи насиловал подростка! Я простил тебе это, я прикрывал тебя перед своим другом! И чем отплатил ты мне, брат? Очередной своей шуткой? Локи, медленно отступив назад, резко расправил скрещенные на груди руки, в которых оказались два кинжала, на брата взглянул, сводя брови к переносице и стискивая зубы так, что еще немного и можно было бы услышать их скрип. - Во-первых, ничего я не делал, и не было никаких фокусов. Во-вторых, что ты делал в комнате Питера? Кажется, тебя никто туда не звал. – Зашипел тихо Лафейсон, медленно приближаясь к брату и покручивая меж пальцами кинжал. - Усмири пыл, Локи! – рыкнул Тор, желая успокоить брата, пока он не начал снова бросаться холодным оружием. – В комнате стажера Тони я искал тебя! Хотел проверить, правда ли ты проблем мидгардцам не создаешь, и на что же я наткнулся! На твою очередную шутку? Ты мне обещал, что не будет никаких иллюзий! И что! И в итоге я полчаса разговаривал с твоей проекцией! - Там нет моей проекции, брат, там Питер проверяет голограммные технологии, а ты пришел, начал ему мешать. Теперь нам мешать пришел, мы тут, между прочим, заняты. У нас, в отличии от тебя, есть личная жизнь, которую неплохо бы обсудить, так что, будь добр, вернись туда, откуда пришел. – отмахнулся Лафейсон и, присев на свое место в кресле, убрал кинжалы назад. - Ох, ну, да! Мне ли, Локи, не знать о твоей личной жизни, твоими трудами же у меня теперь чуть ли не каждый месяц года – день рождения племянника! А ты еще и Капитана Америки сейчас научишь, что, оказывается, с конями спать и до подростков в гостях домогаться – дело праведное! – пикировался Одинсон и, рукой махнув, секиру поставил в угол комнаты, снова направляясь в сторону лестницы, откуда он и пришел, разговор ведь давно уже был закончен. - Да ты просто завидуешь, что ты, как мы со Стивом, не умеешь нормально говорить о своей большой любви. – важно произнес Лафейсон вслед медленно уходящему брату. - Вообще-то, могу. Не хуже тебя. – отмахнулся от комментариев брюнета громовержец. - То, что ты вчера полчаса вспоминал название пива, брат, совсем не значит, что ты можешь. – Подметил Локи и тихо усмехнулся. С лестницы, которая в эти полчаса превратилась в один большой портал, из которого постоянно кто-то появлялся, спустился Барнс, попутно застегивая пуговицы на рубашке, начиная с нижней и заканчивая верхней, той, что за две до самой последней. Джеймс, увидев недовольный и сосредоточенный взгляд громовержца, брови которого были сведены к переносице максимально близко, так и застыл на ступенях, держа руку в волосах. - Это наш друг-воитель, брат, дай ему пройти, загородил собой дорогу. – Попрекнул родственника Локи и, нож подкинув, слабо улыбнулся Капитану, который уже успел шагнуть вперед, явно собираясь встать на защиту своего давнего друга. - Воитель! Друг-воитель это здорово! – улыбнулся довольно Тор и, стиснув Барнса в крепких объятьях, по плечу его похлопал. – Чувствуй себя как дома, друг-воитель! Для тебя всегда открыты двери в мои покои, приходи, я угощу тебя пивом и послушаю все твои истории про твоих друзей-воителей! Громовержец еще раз напоследок похлопал по плечу нового друга и, улыбаясь счастливо, удалился вверх по лестнице, оставив Баки, расправляющего рубашку, на лестнице в одиночестве. По крайней мере, именно так он думал, пока сверху не донесся какой-то шум. В полной тишине отчетливо слышалось, как что-то под потолком тихо шипит, словно компьютерный процессор, а после донесся тихий звук, похожий на «чпок». Из темного угла под потолком вылетела белая нить, и, как только она зацепилась за потолок где-то над диваном, на этой белой нити из затемненной области над лестницей перелетел Паркер, приземлившийся на диван со своими тетрадями. Он вытащил из-за уха ручку и, присев на диван, раскрыл тетрадочку, начиная писать там что-то, изредка тихонько ворча. - Я теперь понял, почему Локи переехал от своего брата. При всем уважении, он тридцать минут кричал на голограмму на стене, пытался дать ей подзатыльник, и, как только его рука оставила в стене вмятину, он понял, что это проекция! – начал бормотать Питер, пересаживаясь на тот край дивана, что был ближе к креслу, в котором сидел Локи. Локи тихо усмехнулся, переводя свой взгляд с Барнса, который уже остановился около Капитана и втянул его в уже вторые за день объятья ( а это уже на два больше, чем за последние пару лет!). Руки Зимнего сомкнулись в замок за спиной Роджерса, а он, крепко притянув к себе друга, усмехнулся. - Не наделай глупостей, Баки, – тихо прошептал Стив, крепко притягивая к себе друга и похлопывая его одной рукой по лопаткам. – Тебя ждать на ночь? Мне же надо будет собрать кошку, приготовить тебе постель, если ты останешься. - Все глупости останутся с тобой. – усмехнулся Барнс и, отстранившись медленно, легко пожал плечами, улыбаясь счастливо и сжимая плечо Роджерса одной рукой. – Не знаю, вернусь ли. Надеюсь, что нет, но кто знает. Спутница моя иногда бывает слишком правильной. Джеймс подмигнул заговорщически другу и, отсалютовав ему двумя пальцами, покинул гостиную, скрывшись в ответвлениях коридора.