***
— Полагаю, вы оба сейчас расскажете мне, что именно задумали, пока дети не вернулись. А впрочем, уверен, что и они, и Гермиона с удовольствием вас послушают. Мудень-именинник с нескрываемым удовольствием протыкает ножом моё изображение на торте. Пэнси суетится, хватая открытым ярко напомаженным ртом воздух, словно рыба. Видимо, выходка Малфоя лишила её дара речи. Пока я пытаюсь собраться с мыслями, Гермиона, молчавшая весь вечер, берёт ситуацию в свои руки. — Не стоит Драко. Мы уже всё выяснили. Грохот салютов, доносящихся из сада, становится отчётливее, а лицо Малфоя мгновенно меняется. За какие-то секунды довольную гримасу сменяет растерянность, затем ярость — и только потом напускное равнодушие. Щелчком пальцев Гермиона обращает магловское убранство торта в обычный белого цвета крем. — Мы начистоту поговорили с Роном. Поверь, между ними с Пэнси нет ни заговора, ни романа. Дети вот-вот вернутся за стол, ты действительно хочешь продолжить выяснять ситуацию здесь и сейчас? Она говорит очень тихо, но напористо. Её уверенность успокаивает и меня. Накануне мы с ней действительно имели непростой разговор. Я всегда боялся, что тема её измены рано или поздно всплывёт и тогда сохранить наш брак попросту не получится. Но теперь я понимаю, что она сделала всё, чтобы избежать катастрофических последствий подобной ситуации. Она всегда была предусмотрительнее и прозорливее, даже несмотря на то, что я обыгрывал её в шахматы. Противно прокашлявшись, внезапно решает напомнить о себе и Пэнси. Почему-то этот её кашель очень некстати напомнил Амбридж. — Заговор? Роман? Между нами? Серьёзно? — А как ещё, дорогая, ты объяснишь мне столь затянутую и периодичную историю ваших тайных встреч? — обрывает её фырканье виновник не только торжества, но и развернувшейся сцены. — Ты следил за мной? — громче возмущается Паркинсон. — А ты полагала, я дам трофею отыметь себя и свои активы, даже не проверив, к кому тот в итоге перейдёт? — Да как ты смеешь! — уже натурально вскрикивает Пэнси, но бывший муж вновь её перебивает. — Или я выбрал не ту фотографию на торт? Думала, ваши встречи с Забини останутся незамеченными? — Я не собираюсь всё это выслушивать, — явно занервничав, ретируется бывшая слизеринка. — Скажи Скорпу, что у меня разболелась голова, — выпаливает она и спешно аппарирует прочь. — Так и знал, что нужно было обновить защиту, — сетует Малфой, а затем поворачивается к Гермионе. — Не роман и не заговор? О чём же ещё интересном вы успели поговорить, не просветишь?***
Посмотрев впервые то воспоминание Гермионы, я был разбит. А ещё шокирован, возможно сломлен и точно подавлен. Ей повезло, что в тот момент я находился в своём кабинете в лавке Всевозможных Вредилок. Осев на пол, я долго не мог справиться с тошнотой. И эмоциями. Словно самый страшный в жизни кошмар осуществился. Изо всех сил я пытался проснуться, но не получалось. Гермионе тогда повезло, что ко мне в кабинет с каким-то рабочим вопросом вошёл именно Джордж. Долгое время он был единственным, кому я рассказал о произошедшем. Старший брат был тем самым человеком, что уговорил меня не поступать сгоряча. Мы проговорили несколько часов, а вечером закрыли магазин и напились в хлам. Я уже предвкушал скандал, хотя осознание грядущего разрыва отношений и пугало до усрачки. Мне было физически больно от поступка Гермионы, от её предательства. Я места себе не находил. Впервые за долгое время не знал, что теперь делать. Но затем порядком захмелевший Джордж, что сдерживал мои порывы весь вечер, рассказал о своей ситуации, чтобы я не спешил рубить с плеча. Он начал издалека. О том, что у его жены Анджелины был тройничок с ним и Фредом ещё во время учёбы, знала вся наша компания. Она тогда встречалась не с Джорджем. Их странный союз беспокоил даже маму, но война и смерть Фреда произошли слишком быстро. И всё изменили в корне. Всех насторожила скорая помолвка девушки с выжившим братом, но в те скорбные дни каждый спасался как мог. Мы не осуждали. Многие не верили, что их брак продержится долго, но они в итоге смогли. Когда у них родился ребёнок, все просто смирились с происходящим. Никто никогда не поднимал тему первой любви Анджелины. До того самого дня — самого страшного в моей жизни. Джордж часто увлекался теми же девушками, что и его брат-близнец. У них были одинаковые вкусы и предпочтения практически во всём: еде, одежде, сексе. Анджелине сперва было просто любопытно, что из всего этого получится. Они много гуляли втроём, потом встречались по очереди. Но в какой-то момент она ответила взаимностью именно Фреду, и они стали по-настоящему встречаться. Джордж отнёсся с пониманием. Когда Фред умер, они оба страдали. Оставшись впервые наедине после похорон, и Джордж, и Анджелина безмолвно согласились попробовать всё, что могло помочь унять боль утраты. Они принимали сомнительные зелья, много плакали и занимались пьяным сексом. Могли часами просто молчать друг на друга, а могли, наоборот, разговаривать ночи напролёт. — Я знал, что наши отношения нездоровые, но без неё не видел вообще никакого будущего. Часто я замечаю, что она смотрит на меня, но всё ещё надеется увидеть его. До сих пор во сне она зовёт его. Впрочем, и я тоже… — И как ты справляешься с этим? — Не знаю. Я просто в какой-то момент сделал выбор. И меньшее с ней мне гораздо ближе, чем большее с кем-либо ещё. Ни одна женщина не поймёт меня лучше, чем Анджелина. Мы родственные души с одинаковой дырой в сердце. И я понимаю, что мне делить её с Фредом это не то же самое, что тебе делить с кем-то Гермиону… Тем более с ублюдком-Малфоем… Но… просто подумай, о том, почему она так оступилась. Почему это воспоминание с плачем вышло из неё во сне. Я не говорю тебе её простить, но готов ли ты продолжить жить без неё? Я говорю тебе остыть и выяснить всю ситуацию. Мы ведь уже не подростки, чтобы поступать импульсивно.***
— Я могу просветить, если тебе, козлу, не стыдно в принципе поднимать эту тему. Мы с Пэнси начали видеться с тех самых пор, как я случайно узнал про вашу с Гермионой связь. Сперва я хотел тебе отомстить с её помощью, но она не согласилась. Затем просил её повлиять, чтобы ты оставил мою жену в покое. Время от времени мы встречались, чтобы выяснить, всё ещё ли ты трахаешь чужую супругу. Гермиона тупит взгляд и сжимает кулаки. Я вижу её реакцию краем глаза. Малфой открывает рот, чтобы ответить, а мне хочется зарядить ему по морде, лишь бы только прекратить этот нелепый разговор. Весь этот сюр, который я не верил, что произойдёт, а она понимала и ждала. Мы оказались готовы. Малфою искренне повезло, что вчера вечером мы с Гермионой всё же решились всё обсудить. Она решилась. Рассказать то, что было между ними. Что я и так уже знал. И то, что будет теперь между нами. Мы не сомкнули с ней глаз. Она выплакала едва ли не все слёзы, пока пыталась объяснить про потребность унижения, про детские травмы, про то, как причиняла себе боль и боялась мне в этом признаться. Про Салем, про наших детей, про стёртые воспоминания. Она просила прощения, рыдала, вопрошала, почему я так долго знал и ничего не говорил. А затем очень аккуратно высказала предположение, что, возможно, я поступил так в надежде сохранить брак. Я молчал, а она продолжала. Уверяла, что это единственное, чего она бы хотела. Убеждала, что между ними всё кончено. Что то была не любовь и даже не влечение, а больное изощрённое желание причинить себе боль. Я до сих пор не понимаю большей части того, что она наговорила, но когда, измотанная, она под утро уснула, я смог лишь укрыть её пледом. Лёжа рядом с ней, я встретил рассвет и решил в который раз внять совету Джорджа. Он заключался в том, чтобы не спешить. Подумать о семье. О дочери, которая вот-вот выйдет замуж. О сыне, который привык иметь любящих маму и папу. Это они импульсивные подростки, а мы теперь взрослые. И от наших решений зависит слишком многое.***
Малфой открывает рот, чтобы ответить мне, но Роза опережает его: — А вы отсюда смотрели салют? Скульптура шикарна! Уже время торта? — А где мама? — недоуменно спрашивает Скорпиус.