Дочки-матери

      Становиться старше мне разонравилось в день моего шестнадцатилетия. И хотя с тех пор утекло немалое количество огневиски, а я обрёл уникальные опыт, навыки и знания, удовольствия от празднования своего старения всё меньше с каждым годом.       Я бы и вовсе не отмечал этот сомнительный праздник последние лет десять, если бы не редкая возможность собирать за одним столом разношёрстную публику, не имеющую возможности отказать мне — имениннику — в любой просьбе по случаю глупой календарной даты.       Пэнси обожала всё это устраивать. Подобные приёмы были её страстью. Она проводила порою рауты такого уровня, что статусность фамилии Малфой не могла не крепнуть. Люди завидовали нашей семье. Сотни волшебников мечтали оказаться на нашем месте, несмотря на всё, что мой род пережил во времена войны.       До того, как Грейнджер промыла мне мозги, я искренне считал, что зависть — наивысшая форма лести. А посему наслаждался своим положением в обществе, упиваясь раздражением на лицах и вожделением во взглядах окружающих.       Она же клещами доставала из самых потаённых и тёмных уголков моей души такие вещи, о существовании которых я и не догадывался. Считая едва ли не единственным своим недостатком трусость, я и помыслить не мог, что в равной степени подвержен чувству стыда, к примеру. Гермиона умела извлекать из него пользу, но не я. Я прятал его за честолюбием и тщеславием, вместо того чтобы принять или побороть. Это сейчас я понимаю, что моё прошлое меня не определяет, как не определяет и толщина моего кошелька, стоимость костюма или счёт в Гринготтсе. Понять, что я свободен, было очень трудно. Осознать наконец, что вот он я, волен делать всё, что захочу. Но главное — быть кем захочу.       Сейчас я каждый день напоминаю себе об этом, пытаясь убедить Гермиону, что и она тоже вправе это сделать. Стать той, кем она на самом деле является. Сорвать маску прилежной праведницы и обрести счастье. Со мной, естественно.       Но в то же время я понял главное и отдаю себе в этом отчёт: не стоит цепляться ни за кого в мире, кроме себя самого. Но как научить её не делать этого? Не только прошлое, но и семья не определяет того, кто мы есть. Я самодостаточен не только потому, что волен себе это позволить. Я наконец обрёл чёткую опору на себя, и это ни с чем не сравнимое чувство.       Вот только, как заставить мою любимицу это уразуметь… Загадка, над решением которой я сегодня поработаю.       Этот год особенный. Сегодня здесь не будет партнёров по бизнесу или представителей прессы. После развода всё изменилось. И мне кажется, что даже к лучшему. Я соберу под одной крышей три семьи — бывшую, нынешнюю и будущую. Вот бы в первых двух произошла рокировка.

***

      — Пэнс.       — Сволочь, — улыбается мне моя бывшая, отвечая в тон и протягивая упакованный в зелёную фольгу свёрток. — С днём рождения.       — Скорпиус с Роуз уже на террасе. Эльфы накрыли там. Гойлы не смогут прийти, но ты, полагаю, и так уже в курсе.       — А родители Розы? Ты действительно их пригласил? — недоверчиво уточняет Паркинсон.       — Конечно, дорогая. Иначе и ты бы не пришла, верно?       — Что ты задумал, Драко, — шипит она, чуть сощурившись. Благодаря этому я замечаю щедро накрашенные серебристыми тенями веки.       «Она осталась верна себе, надев сегодня изумрудного цвета платье», — думаю про себя, вынуждая её нервничать от затянувшейся паузы.       — Ничего особенного, Пэнс. Лишь достойный ответ, не более.       Пэнси едва ли успевает открыть рот, как раздаётся грохот дверного молотка. Эльф-камердинер спешит отворить входные двери, а я лишь с улыбкой добавляю:       — Прости, малышка, долг зовёт поприветствовать последних приглашённых. Или, может, хочешь составить компанию, а? Как в старые добрые.       — О, предпочитаю остаться здесь, в сторонке. Дабы в полной мере насладиться этой картиной: Драко Малфой в роли радушного хозяина принимает Рона Уизли.       — Беру с тебя пример, ma chérie. Вынужден откланяться, но лишь на несколько минут, — подмигиваю ошарашенной матери своего ребёнка и, разворачиваясь на каблуках, замечаю, как сжимаются от злости её кулачки с наманикюренными коготками.       Шоу начинается.

***

      Когда все колкости и неловкости миновали, все наконец рассаживаются по местам. Со стороны даже может показаться, что мы цивилизованные волшебники, собравшиеся вместе по доброй воле, а не из злого умысла: Пэнси без устали болтала с Роуз о предстоящей церемонии. Мой будущий сват в основном набивал желудок. А Скорп неловко перебрасывался парой незначительных фраз то с ним, то с Гермионой. Последняя сидела точно в воду опущенная. За весь вечер ни разу не посмотрела мне в лицо, избегая не то что случайных прикосновений, но даже моего взгляда. В женских разговорах тоже участвовала неохотно, была скованна и молчалива, отвечая Скорпу односложно, а иногда и вовсе короткой улыбкой.       Когда приходит время для десерта, я объявляю о сюрпризе для молодых, что ждёт их в саду. Нарцисса прислала из Франции огромную ледяную скульптуру, зачарованную так, что её проще было увидеть, нежели слушать мои рассказы. И хотя все оживляются, я предлагаю сладкой парочке первыми пойти посмотреть на сие произведение искусства.       — Взрослые пока должны обсудить организационные вопросы, — говорю я, буквально физически ощущая напряжение обеих женщин, оставшихся за столом.       Роза-умница тащит Скорпиуса из-за стола, не заподозрив подвоха или, по крайней мере, сделав вид, что не заподозрила. Я же хлопаю в ладоши, после чего шепчу материализовавшемуся эльфу принести то самое.       — Кроме статуи, их ждёт ещё зачарованный салют. Но мы насладимся зрелищем отсюда.       Первым, как это ни странно, начинает рыжий мужлан:       — Я думал, организационные вопросы взяла на себя твоя… бывшая жена. — несколько тушуется он от формулировки, после чего бросает: — или у вас возникли финансовые разногласия?       — Не утруждайся, Рон, — презрительно протягиваю я, едва сдерживаясь, дабы не высмеять его потуги говорить со мной о финансах.       В эту же секунду раздаётся тихий хлопок. Эльф приносит торт на подносе. Щелчком пальцев зажигает свечи, а затем учтиво ставит его в центре круглого стола, за которым все сидят.       Я встаю. Быстро задуваю свечи, не загадывая желания. Беру с подноса большой нож и подхожу к Паркинсон.       — Не могла бы ты оказать мне услугу, дорогая? — я протягиваю ей нож, после чего подхожу к Рону с Гермионой.       — Уизли, ты не поможешь ей? Это новомодный десерт. Ты знал, что кондитер сейчас может нанести на глазурь любое изображение? Магглы часто делают такие торты с фотографиями по особым случаям, и я подумал, что это идеальный вариант для сегодняшнего вечера.       Нож со звонким звуком нависающей опасности выпадает из рук Пэнси, когда она рассмотрела, что именно за фото на миндальном креме.       Грейнджер и так всё поняла. Я замечаю, как она рефлекторно сжимает волшебную палочку в потайном кармане своей вызывающей мантии.       Уизли прослеживает за взглядом Паркинсон. Узнав себя и её на изображении, он пытается сорваться с места:       — Что, дракл его дери, всё это значит?       Но я не даю долговязому это сделать, с силой вжав ладони в его широкие плечи:       — Мне вот тоже интересно, — протягиваю я.       Отпустив его, я делаю несколько шагов в сторону.       Подняв нож, я остервенело вонзаю его в лицо своему будущему родственнику. Отрезав наконец первый кусок, я понижаю голос:       — Полагаю, вы оба сейчас расскажете мне, что именно задумали, пока дети не вернулись. А впрочем, уверен, что и они, и Гермиона с удовольствием вас послушают.       Вдалеке раздаётся грохот салютов. С днём рождения меня.