Футон, очки и прочие прелести жизни.

Новый век приносит с собой новые проблемы: двадцать первый же приволок и новую технику, и новое устройство социальной жизни, и головную боль заместителю главы Вооруженного детективного агенства — Куникиде Доппо. За этот месяц уже четыре покушения на базу данных организаций. Более молодые сотрудники поправляют Куникиду, называя покушения «хакерскими атаками». Хотя разница в возрасте у них всего год или два, Куникида по-старчески хмурится. Он в последнее время часто хмурится. Имеет ли это значение? Общественной безопасности его улыбка не поможет. Усовершенствовав систему защиты и сделав ее многоуровневой, работники все равно упустили проникновение вируса в информационные сети, и теперь обыкновенный пройдоха с самым громоздким динозавром в компьютерном слове способен выведать коды от окружных тюрем и оружейных складов, например. Куникида изначально ратовал за письменное ведение документов и не изменил себе, ночами печатая или переписывая все на бумагу — надёжность превыше всего. Поэтому он прослыл консерватором, что считал, конечно, полной чепухой, — так рассуждают все латентные консерваторы. Уважение этот молодой человек с оливковыми волосами зарабатывал именно своим подходом и отношением к работе, а уж крайности перфекционизма и дотошность… Куникиде прощали это за сильную харизму; люди ведутся на силу и следуют за ней неосознанно, как металлическая крошка — за магнитом. Юношу позвали в кабинет босса, когда он лихорадочно нажимал на клавиши в окружении растерянных «зелёных» программистов. Куникида тут же сменил раздражение и гнев на смиренное спокойствие, как будто смыл их с лица, и перед Фукудзавой Юкичи предстала уверенная скульптура бойца с живыми и блестящими от влаги глазами: парень явно спал меньше установленного собой же режима. — Доппо, — начал босс; Куникида не подавал вида, но покорно сжал челюсти — если к нему обращаются как к ребенку, значит, ему есть куда стремиться, — нынешнее положение дел в агенстве затрагивает не только нас и ставит под угрозу безопасность жителей, но и вредит нашим отношениям с государственными органами. Упрека среди голой правды нет, и тон Юкичи звучит по-отцовки, но Куникида знает, что вся вина лежит на его, таких несовершенных, плечах. — Среди наших бойцов нет должного специалиста, который отвечал бы за область компьютерной и информационной безопасности, — и это тоже правда. Куникида медленно кивнул, смотря боссу в глаза. Фукудзава не отчитывал его, а срезал все неточности, обличая проблемную сердцевину, а после садил туда семя порядка. Юкичи строг, но не толст кожей, и за это молодой человек с фисташковыми глазами уважает его и профессиональную пропасть, которая лежит между ним и мужчиной в кимоно. Пара редких морщин на лице сребровласого стали менее резкими, когда он прикрыл глаза и выдохнул. — Босс, считайте, что я уже занялся поиском… — Никого не нужно искать, Доппо, кандидатура уже найдена, — за замком из пальцев юноша, клянётся, видел мелькнувшую полуулыбку. — С ней какие-то проблемы? — Проблема одна. Мы не можем заставить этого человека работать. Так что за это дело берешься ты, — заключил Фукудзава, опустив руки на колени. — Тебе должна быть хороша известна данная личность. Если бы на секунду Куникида растерялся, то только потому, что складывал бы факты друг с другом. Если бы на секунду юноша задумался над задачей, то только потому, что планы босса открылись ему с другой стороны: не только благом общим они являются, но и проверкой для Доппо. Шансом исправиться. Юкичи передал ему данные о субъекте, с которым Куникиде предстоит работать, но он даже не читал их — ему известно намного больше. Имя: Катай Таяма. Номер: 13_1.871.

***

Ранняя весна целовала ботинки Куникиды тонким слоем инея и снега. Ветер иногда колыхал его шарф, словно рассматривал, а после незаинтересованно отбрасывал мягкую ткань; снисходительно он трепал волосы Куникиды. Ещё короткие, чтобы собирать в хвост, уже слишком длинные, чтобы оставлять без внимания. Юноша находит в этом пародию на себя самого. Фукудзава не зол на ошибки своего подчинённого, но он должен быть абсолютно уверен в дееспособности того. Как настоящий воин, босс расчётливо делает ход, чтобы с минимальными потерями добиться результата. Куникида почти дошел до дома старого друга. Друг, которого Куникида Доппо не видел пару лет. Память его никогда не подводила, но все же для уверенности он одним глазом пробежался по графе «адрес». Его домоседливый товарищ не удосужился сменить место обитания. Скорее всего, он и за пределы квартиры за два года почти не выходил. Не по вине идейных разногласий или тления личной связи они столь долго не виделись, а по вине разного… положения. У Катая оно преимущественно горизонтальное, а Доппо — не успевает иногда присесть. Последний уверен, что затишье обоюдное и без горькой подоплёки. Не зря же молчание с Катаем всегда было лёгким, обыкновенным. Оно было идеально правильным. Поднимаясь по мокрым ступеням на холм, где расположены панельные пятиэтажки и многоквартирные коробки-двуэтажки, Куникида окунулся в лёгкий туман. Он не скрывает от себя трепет, с которым открывает дверь знакомого подъезда, и задумчиво останавливает руку перед тем, как постучать. «Та ли это дверь? Четвертая от угла. Да, должно быть, она». Куникида вздыхает облаком тумана — в подъезде холоднее, чем снаружи. — Не заперто, — нахмурив брови, шепчет молодой агент, сразу же нащупав через карман заряженный пистолет. Никогда не знаешь, чего ожидать на улицах Йокогамы. Он аккуратно вошёл в темноту квартиры, которая оказалась ещё холоднее, чем подъезд. Кажется, с отоплением Катай снова проглядел и не заплатил. Мешки с мусором и хлам в углах примерзли по ощущениям. Куникида с силой отодвинул один. Не просто примерзли — приросли к полу. — Катай, живой ли? — крикнул Куникида, заглядывая попутно в черную бездну переполненной раковины. Оттуда на него взирали когда-то падшие от холода и времени цивилизации. — Катай! — отворив единственную дверь, которой кончался проход, Доппо оказался в четырех стенах, вдоль которых были протянуты различные провода, развешены внушительные мониторы компьютеров, какие-то лампочки, которые давно потухли, не выполнив своей великой миссии. Из окна сбоку лился слабый свет, который освещал бугор в центре. Натюрморт из бутылок, тряпок и техники с центральным предметом в виде Катая Таямы дурно выглядит. А пахнет, на удивление, свежестью: то ли от сырости неотапливаемой комнаты, то ли Таяма действительно открывал окно. Удивительно. Юноша не ослабил хватки на пистолете, готовый в любой момент откинуть край пальто и схватить оружие, как учил Фукудзава… Но пока что взгляд его сосредоточен на бесформенной куче, которая называется его старым лучшим другом. Свободной рукой Доппо медленно поднял край футона. На него возрели два выпученные недвижимые глаза. — Привет… — проговорили из темноты одеяла. — Таяма, черт тебя дери, ты что вздумал?! — взвизгнул Куникида, ударяя предположительно туда, где у затхлых хикк находятся почки. Испуг аль нет, но одна струнка нервов точно проиграла, и зрачок, спрятанный под запотевшими очками, на фисташковой радужке превратился в крохотную точку. — Куникида, не кричи… И без тебя голова пульсирует, — промычал человек, прижимаясь к коленям. В интонации его капризные нотки себя не изжили, они завывали тихо от недовольства. — Чтобы ты под Ёсико заболел? Ни за что в это не поверю, — сказал Доппо, оценивающе рассматривая черты Катая. Совершенно не изменился; очки другие купил только из-за упавшего зрения, и те уже с царапинами на стеклах. — Не в физическом здоровье дело. И не в обстановке. Хотя, она вносит свою лепту… В душе болен я, Куникида. Внутри изгнил! Не способен я даже с собой заговорить, а что уж про других… Веришь, а уже начал от совпадений судьбу видеть: и моя оборвана. Зачем ты пришел? — протяжно лепетал парень с тоской в глазах. — Ни расслабиться, ни пользы никакой, ни дохода — только технику всю попортил в истерике! Отстал я, потонул я в страхе и нищите, я… Куникида влепил ему пощёчину. — Твое «Я» пропиталось эгоцентризмом за эти два года, — резко оборвал Доппо монолог своего товарища. — По твоему мнению все беды в тебе самом. — Да разве не так? — губы Катая сжались в тонкую линию. Он держал ладонь на горящей от удара щеке, со смиренным и даже апатичным взглядом смотря в пол. Разум его одобрял поступок друга, и даже ждал его, все два года ждал, чтобы его встрясли резким ударом. Оба парня не отличались алекситимей, но Куникида всегда был более… твердым в своих решениях и действиях; он уверенно плыл и карабкался. Катай на своей силе воли может только потонуть. — Так, — с растоновкой начал Куникида, смотря в глаза Таяме. — Ты себя запутал, как запутал и эти провода, не разобравшись. Самолюбие твое по-детски капризное и ранимое. Большие надежды возложил ты на себя и свою способность, избрав ее единственной отдушиной. — Кроме нее у меня ничего более нет, — ответил Таяма, сжимая кулаки. Руки его показались из-под Ёсико — на них виднелись неловкие, ленивые рубцы от лезвия. Куникида заметил их. — Не способность делает тебя уникальным в век, когда мир шагает вперёд, а ты сам. После — ты сам и гаразд будешь сделать век уникальным, — не дождавшись от Катая ответа, Доппо продолжил чуть тише: — Кроме нее у тебя есть я. — Мы раньше выживали вместе, — меланхолично сказал домовой, как его когда-то прозвал Доппо, снимая свои очки. Нагловатая манера разговора друга и его способность менять темы по желанию вызывала у агента краткую улыбку. Их разговоры всегда начинались без прелюдий, словно с паузы снимали. — Да, точно, что вместе. — Верно. Потому я пришел, чтобы сказать, что… — Скучал. Я скучал, Доппо. Знаешь, я ведь даже телефон выбросил в окно, думал, ждать мне звонков больше не от кого да и незачем, — кашлянув, проговорил Таяма, глядя то в окно, то на мельтешащего гостя. На последнем, впрочем, он долго удержать взгляда не мог. — Бегал потом за ним и ногу сломал, и ведь и позвонить тебе не смог: денег кот наплакал… — А банковские счета взломать тебе совесть не позволила, — заметил Куникида. — Да, я совестлив! Преступление — самое отвратительное явление. — И верь после этого, что ты изгнил, — сказал Доппо, усмехаясь мягко. Он уже пару минут как занимал себя уборкой бутылок в один мусорный пакет, который отыскал в ящиках — грязь мозолит глаза. — Запутался ты, и в этом все дело. Я о том и начал речь, Катай. Ты как никогда мне необходим. Куникида, завязав готовый мешок с мусором, присел рядом с другом, чтобы глаза их оказались на одном уровне. — Ты необходим как ценный кадр Вооруженному детективному агентству. — Нет, нет, нет, опять твои общественно благие намерения! — закричал Таяма, зарываясь обратно в свой мягкий кокон. — Я же говорил, что для такой работы попросту не создан! Говорю ему про невозможность расслабиться, а он все об этом! Я тебе понадобился спустя столько времени, чтобы проблемы ваши решать, верно?! Яростный бубнеж затворника приглушался слоем одеяла. Куникида вздохнул, чуть вскинув брови, и мягко положил свою руку сверху на футон. — Когда ты начнёшь делать что-то с порывом, то обретёшь спокойствие. Ведь его отсутствие и неудовлетворение ни жить тебе не дают, ни умереть. Чуть помолчав Куникида слегка прикусил свою губу, сказав: — Я тоже скучал. И лучше буду видеть тебя рядом, чем здесь, умирающего от холода и тревоги. Катай так ничего и не ответил. Спустя даже час он не вздумал пошевелиться, пока Доппо от закравшегося чувства заботы (и ощущения неидеальности) разгребал бардак этого дома. Он знает Катая, своего Катая, как собственные пять пальцев, и сейчас тот вовсе не спит, а усердно ведёт войну с самим собой.