With you infinity

Конечно, тюремная атмосфера его ничуть не прельщала. Все эти амбалы с желанием ебаться в жопу на прогулке за массивным дубом, что растёт совсем рядом с баскетбольной площадкой, если асфальтированную поверхность с покосившимся кольцом можно так назвать; постукивание дубинкой смотрителя, когда тот вечером совершал обход и его этот взгляд, прямо-таки кричавший «отбросы, мусор под ногами», за который хотелось отпинать до полусмерти и перевестись в карцер на пожизненной основе. Сойдёт с ума, так хоть житься будет легче эти три года. Юнги попал в колонию случайно. Он не убийца и не сумасшедший, просто двадцатилетний парень с кривой линией жизни на бледной ладони. Как бы все, вопросы должны отпасть, но. Без но не бывает. Первый месяц его почти никто не трогал. Садился за обедом он всегда один, абстрагировавшись от приятного быдловатого общества за нависшей белой чёлкой Юнги мог бы сказать, что за эти три года он даже и, возможно, такая вот шальная мысль, не сдохнет тут. Его никто не замечал и жилось как-то спокойно, коротая время за прочтением тупейших романов и игрой в баскетбол на прогулке с 14 до 16 каждые понедельник, среду и воскресенье. Суббота была днём посещений. Юнги повезло, что его никто не тревожил в этот день. Ну а что? Кому нужен двадцатилетний уголовник, если даже собственная мать не явилась на вынесение приговора в суд, говоря о том, что сына больше у неё нет. Юнги причинил слишком много неудобств, чтобы существовать даже в жизни собственной матери. Ну, он и не надеялся больше ни на что. В тюрьме было собственное течение жизни. Валютой тут являлись сигареты, которые для начала можно заработать в поединках, а затем вести игру, будто ты сигаретный миллионер и ставишь ставки на лучших скакунов; тут мужики делились только на две группы - ебари и те, кого ебут. Юнги выиграл первые две помятые сигареты на прогулке, забросив трехочковый четыре раза, а затем скурил одну за обконченным дубом, наслаждаясь никотином в лёгких. Вторую припас до следующего раза. По итогу, он на руках имел сигарет побольше, чем некоторые амбалы. Такой уклад их не устроил, поэтому они решили поставить точку в спокойной жизни Юнги - выебать, проще говоря. Только Юнги оказался тем, кто ебет, поэтому жирная после так себе обеда вилка насадилась чисто случайно на ладонь подкатывающего свои яйца уголовника. Его избили. Потом посадили в карцер на неделю. А когда вышел, снова избили. Суть была в том, что больше к нему не подходили, молча принимая тот факт, что у Юнги много сигарет под подушкой и он, несмотря на свою хрупкую комплектацию, трахает, а не его. Жизнь текла. Сигареты крутились. Печень после избиений функционировала на так себе, а фонарь под глазом не хотел проходить очень-очень долго. Юнги подумал, что три года - это не так уж и много, а в тюряге у него есть сигареты и он воткнул вилку чуваку в ладонь даже не моргнув глазом. Прижился, в общем-то. - Привет, - на обеде к нему впервые подсаживается какой-то парень. Хлипкий на вид и совершенно не похожий на сумасшедшего или убийцу. Юнги стал похож и на первого, и на второго, а парень новенький, сразу видно. Совсем ещё не тронутый суровыми законами тюряги. - Уебывай отсюда, - не прошло ещё даже года, но Юнги стал той самой единицей быдловатого общества. - Неа, - тянет парень, подкидывая кусок смятого в пальцах хлеба. Промахивается мимо рта и заливисто ржет, - Тэхеном зовут. Сколько мотаешь тут? Юнги странно. Но он отвечает от скуки. - Три. - Оооо, я тоже три. Судьба, - хлопает в ладоши Тэхен слишком заговорчески, чтобы это понравилось Юнги. Так случается из раза в раз. На третий совместный обед Юнги рассказывает Тэхену, что его зовут, собственно, Юнги. На десятую прогулку он делится премудростями системы оборота сигарет. Ему как бы не нравится, что к нему липнут, но Тэхен такой странный. Он ведь как инопланетянин, даже видеть, что Ким быстро адаптируется к тюремной жизни, само по себе вызывает противоречивые чувства у Юнги. - Мне вообще восемнадцать, - признается вдруг Тэхен, накручивая на затупленную вилку холодные несъедобные спагетти. - А за что ты сидишь, Юнги? Прошло уже два месяца их «дружбы». К Тэхену никто не клеился (а очень хотелось, потому что парень смазливый и зад зачетный, а он точно тот, кого ебут) только потому, что тот водился с Юнги-вилкой-раз. И Мин думает, что пора уже переходить на новый уровень общения. - Бабу типо изнасиловал, - зарывается в прохимиченные и сожженные к хуям осветлениями волосы, - шлюха думала, что я не в просаде с деньгами. А в итоге только посадила меня, от матери ни гроша не получила, сука. Тэхен вновь слишком заговорчески хлопает в ладоши. Восемнадцать лет сказываются. - Судьба, говорю же тебе, Юнги. Я тоже за бабу сел, соседку свою. Ее какой-то мужик трахнуть хотел, а я заступился. Ну и пырнул мужика сдуру, - говорит Тэхен так легко, будто не бился тогда в истерике и не прятал кровавые руки в чёрной толстовке, - зато тебя встретил. - Угу, - почти молча соглашается Юнги, чувствуя, как три года утекают сквозь пальцы, хотя читать становится нечего уже сейчас. - Тупые бабы, да, Юнги? Все из-за них. - Тупые бабы, Тэхен. А потом все получается как-то само собой. Если женский пол - это поголовно сучки без одной хромосомы, то почему бы и да. Решает Юнги, первый раз засаживая Тэхену у злополучного обконченного дуба близ баскетбольной площадки. Сказал тогда, что он Тэхена «не беспокойся, не променяю за сигарету». Три года пролетают без карцеров и как-то не так, как должно быть в тюрьме. Юнги выходит на свободу первый. Тэхен плачет и берет обещание, что они найдут друг друга.