With you infinity

- Зачем? - спрашивает Чимин на десятый день, когда после обеда в очень дорогом и элитном ресторане Сеула Намджун его везёт на своём отполированном Мерседесе к себе домой. Он ведь искренне не понимал. Зачем Намджун зовёт поужинать, зачем покупает фуагра для них обоих, откупоривая вино 1950 года, зачем расспрашивает о семье, о друзьях, о сугубо личном Чимина. Зачем рассказывает ему что-то своё. Чимин не понимал. Отчаянно хочется завыть "зачем, блять?!" и долбануться башкой о стену. - Захотелось поужинать, почему ты удивляешься? - пожимает плечами тот, кого он день назад опять папочка называл, лишь бы только кончить от его тёплой влажной ладони. Приплыли, конечная. - Наверное потому, что ты прекрасно мог поужинать без меня. - Тебя что, никто в ресторан не приглашал до меня? Чимин насупливается, дует пухлые губы и воротит носом к окну, где дорога и фонари. - Нет блять, меня каждый мужик водит по дорогущим плазам. - И ты признаёшь, что работаешь проституткой, - Намджун заворачивает к огромному дому. Чимин мог бы на такое обидеться. Но на Намджуна совсем обижаться не хочется, так что хуй с ним. - Я подрабатываю, - поправляет, хлопая дверью Мерседеса. - Между прочим, ты сам за меня заплатил. - Верно, - они разуваются, проходя в оживающий по прибытию хозяина дом. - Зачем тебе деньги, Чимин? Чимин очень громко фыркает, плеская себе стаканчик холодной воды. Да. За десять дней он тут как-то прижился. Не в доме даже, а у Намджуна под боком. И вот это по-настоящему заставляло сжимать булки и говорить сердцу глухое строгое «нет», потому что двадцать дней и половина из них прошла. Потом его выкинут с деньгами на улицу, так что да, надо обойтись без лишнего. - А я думал, что ты умный, Намджун, - они неспешно поднимаются вверх, к спальне с обязательно новым чистым бельём и запахом розы, идущем из ароматизированного воздухоочистителя. - Кому деньги не нужны? Я тоже хочу вот так: дом собственный в два этажа, шмотки крутые, машины и погреб вина. Красиво жить. Как ты, чисто к примеру. Намджун молчаливо соглашается. Когда Чимин, уже готовый, нагой и прекрасный, разваливается на кровати, ожидая лёгких засосов по соленым ключицам и жарких рук на своей алебастровой коже, Намджун вдруг чем-то шуршит. Ненавязчиво, тихо, но Чимин тут же подпрыгивает на кровати. - Пришла твоя очередь поработать, детка, - Намджун шумно скидывает пиджак на стул, уже отодвигая петлю с пуговицы на белой рубашке. Чимин не даёт, подлетая быстрее кометы по кровати на коленях, путаясь в одеяле и собственных блаженно-предоргазменных мыслях, потому что Намджун решает, что теперь можно потрогать его. А Чимин так хочет, что слюна собирается в открывшемся от усердия рту, когда он, стоя на коленях, по пуговке оголяет поджаристую кожу на торсе его Намджуна. И, когда он стал его не надо спрашивать. Все равно не ответит. - Наконец-то, - шипит с придыханием Чимин, уж слишком порывисто сдергивая с Намджуна расстегнутую рубашку. По комнате раздаётся треск ткани, но им обоим сейчас не до этого. - Тише, малыш, - гладит его пятерней по волосам, когда несносный мальчик целует по миллиметру кожи, вот так вот, стоя на коленях. Чимин ненасытный. Он набрасывается на голого Намджуна как гиена на кусок свежего мяса: сдирая плоть с розовых костей, стирая собственные десна в кровь и прикусывая язык от нахлынувшей эйфории. Тело у Намджуна слишком сладкое, невъебенно-прекрасное, твёрдое и поддающееся ловким умелым касаниям тёплых губ Чимина, когда тот вырисовывает красную солнечную систему ему на груди. А стоны Намджуна, басистые и приглушённые, сквозь твёрдо сжатые зубы - это самая прекрасная мелодия для чиминовых ушей. Он готов записать на аудио, чтобы потом всю жизнь, когда эти жалкие двадцать дней подойдут к концу, дрочить только на них. Чимин болюче так кусается за кожу над ключицей и царапает ноготком по простыни, потому что пробивной оргазм от слабых поскуливаний. И заливается от этого краской, ибо не маленький уже, чтобы к себе не прикоснувшись вот так вот пачкать спермой торс Намджуна, но тот пробегает пальчиками по позвонкам, поглаживая горяченную влажную кожу, успокаивает. Как бы говорит - нормально. А Чимин послушно слизывает все до последней капли, пока руки трясутся, пытаясь оттянуть пряжку ремня. Когда Намджун порывается помочь, даже задницу приподнимает от кровати, Чимин яростно шипит и мотает головой, залезая на Кима. - Я сам, - ревностно, будто самое важное сейчас в штанах у Намджуна и никто, даже сам Намджун, к этому «колечку всевластия» прикасаться не должен. Намджун позволяет. Когда пухленькие пальчики справляются с пряжкой, ширинкой и пуговицами, он срывает сразу с боксерами прямо до колен. Почти ахает. То есть он разные видел в жизни, но почему Намджун прятал от него столько дней своё немаленькие достоинство - загадка. Долбанная Нарния за слоями ненужной ткани. - Удивлён? Чимин мотает головой, отбрасывая ненужные вещи в дальний угол комнаты. И вот, они втроём сейчас наконец вместе: голый Чимин, голый Намджун и член Намджуна. - Папочка, можно? - Доставь удовольствие, - кивает Намджун, закидывая руки себе за голову. Чимин рад. Он готов визжать как двенадцатилетка, увидевшая своего кумира на улице, который только на плакате с потолка улыбался, а теперь вот реально. Потому что этого он и хотел. Осторожно ведёт носом по всей длине, вдыхая аромат геля для душа с горьким грейпфрутом и легкий отзвук запаха природной смазки предэякулята. Чимину так невъебенно хорошо, что даже не верится. А, когда красивая розовая головка оказывается зажата его пухлыми губами, кажется, что совсем сейчас откинется. Вместе с подрагивающим навстречу Намджуном. Ведёт языком осторожно, надавливая и слегка посасывая. С удовольствием и плохо скрываемым обожанием во взгляде ореховых глаз на Намджуна, который готов почку продать, чтобы Чимин на него так всю жизнь смотрел. Да не только почку, а душу дьяволу в пекло. Чимин не останавливается, проходясь зубами с языком по всей длине, перекатывая с щеки за щеку и делая вакуум. Затем во всю длину в себя, а от этой картины Намджуна откровенно ведёт. Головка упирается прямо в горло, даже чуть ниже, но Чимин глотает и глотает, сокращая вокруг члена стенки, а проступающие на глазах слезы Намджун смахивает шершавой фалангой большого пальца. Ей же пытается голову настойчивого Чимина отодвинуть. - Хватит, малыш. Но Чимин упёртый, не отодвигается и продолжает давиться, пока Намджун уже двумя руками за обе щеки его не оттягивает. - Зачем, папочка? Я хочу вот так, для тебя, - с всхлипом и разочарованием хнычет, - пожалуйста, дай я закончу, пожалуйста, хочу тебя всего, папочка. Чимин очень задней и совершенно далекой мыслью осознаёт, что это уже не игра в доминирование-подчинение. Это вот так вот на полном серьезе, как Намджун приучил, и слабо теперь Чимин представляет, что будет делать через десять дней. Без своего папочки. - Ты хорошо постарался, малыш, но я хочу кончить по-другому. Намджун садится на колени, подтягивает к себе Чимина, лбом ко лбу усаживая его, тяжело дышащего, между своих раздвинутых бёдер. Гладит по щеке, а затем опускает вспотевшую от возбуждения ладонь на аккуратный член его мальчика и свой собственный, соприкасая головки. Чимин издаёт очень громкий стон, а Намджун начинает медленно надрачивать обоим, смешившая смазку. - Ты такой сладкий, такой хороший послушный мальчик, если тебя выдрессировать, - шепчет он на ухо, зубами по проколотой мочке, в такт ладони. - Молодец, Чимини, мне слишком нравится твоё тело. Ты безумный, понимаешь? Чимин на безразборный шёпот только трясёт головой, бурно кончая. Намджун опередил его всего на три секунды. Идут в ванну. Намджун оттирает равномерно с его тела пот, обнимает и слишком нежен_нужен для человека, который просто заказал себе проститутку. - Останешься? - спрашивает, укладывая размякшее тело под скомканное одеяло. - Останусь, - говорит Чимин, обнимая тёплыми ручками Намджуна.