With you infinity

Важная официальная версия идет нахрен, когда Сокджин, очень напившийся в честь какого-то выдуманного повода и точно такой же очень грустный — Тэхен на секунду даже позволяет усмехнуться ядовитой мысли, что смотрит в чужие глаза как в зеркало, настолько все это становится страшно — делает одну несоизмеримо крохотную глупость. Большая маленькая ложь рождает коллапс в задушенном мирке, стены которого и так были из картона. Сокджин, который аккуратно перехватывает тэхеньи запястья своими пальцами пианиста — когда-то они громко и натужно шутили, что собачий вальс для слабаков, а Сокджин взял и сыграл так, что даже Тэхена пробрало уважением — и смотрит в глаза. Вместо собачьего вальса выводил на клавиши собачью тоску. И рушит все на-х-рен. Сокджин пьяно говорит: «Я в тебя сильно уже так давно». Сокджин очень трезво несуразно продолжает: «Будь со мной, пожалуйста». Тэхен не взвизгивает как школьница, не впадает в истерику и не сбегает, покраснев от смущения. Может, только совсем чуточку позволяет себе драматично растеряться со всех их вырисовавшихся многоугольников, в остальном Тэхен слишком пьян, болен и свободен в ту секунду, чтобы много думать. Тэхен улыбается. Почему-то задирает голову, смотрит на небо — черное-черное, ни звезды. Сокджин вяло цепляется указательным пальцем за его смешную дутую куртку с вышивкой зайца на спине. Тэхену до жути хочется рассмеяться, а потом заплакать. Или подойти к Чонгуку, просто подойти, стоять рядом, плечом к плечу, сказать куда-то в тишину — смотри, звезд не видно, жутко, правда? Тэхен хихикает: «Да пошло оно все в пизду!» и первым целует Сокджина в этом странном темном переулке Тондэмуна, пока недовольный Хосок не орет о том, что их двоих вообще-то потеряли. «Где эти пьяни? Я ведь серьезно уже замерзаю до лодыжек! Мне, получается, ноги при обморожении отрежут до какого места?», — у Хосока очень звонкий голос, когда Хосок пьяный — вопит на две октавы выше и несет всякую чепуху. Кажется, начинается возня в сугробах и то ли Намджун, то ли Чонгук макают орущего Хосока задницей в заиндевелый асфальт. Тэхен успевает подумать, что если бы они не праздновали какую-то абсолютную ерунду вроде допуска к сессии или закрытие позапрошлогодних долгов, то Хосок вряд ли бы осмелился кричать на Сокджина. Ведь Сокджин хен и, на секундочку, глава университетского студсовета, Хосок бы хрен потом вымолил прощение. Но в этот самый момент Сокджин слишком занят губами Тэхена на своих. Тэхен решает не отпускать Сокджина как можно дольше, обвивает руками и жмет по лопаткам, кусается, облизывается и очень не хочется складывать штыки в этом глупом крестовом походе против всего мира. Хочется только держать Сокджина, уткнуться ему в плечо и не отпускать, остановить время, чтобы потом, гораздо позже, не встречаться глазами. Или запрокинуть голову и кричать в беззвездье, что пожалуйста, пожалуйста, блядь, пусть только все это будет тупым сном. Тэхен с удовольствием бы провалился на десятый круг по Данте, когда на вопли Хосока Сокджин все же обращает внимание. И когда они выползают, никто не спрашивает, где же сникерсы, за которыми они по условности… Чонгук очень косо-пьяно смотрит на счастливого Сокджина, совершенно неправильно жмущегося под бок Тэхена. Сокджина, который красный-красный, с распухшими влажными губами. Точно такими же, как у Тэхена. На самом деле, Тэхену космически плевать, что Чонгук о чем-то там думает. Чонгук не слепой и все знает, и походу может сложить дошкольное два плюс два. Или не может и поэтому последующую неделю делает вид, что не знает нихрена. Тэхен его даже не винит. Тэхен бы на его месте тоже так поступил. Делал этот шутовской вид, что ничего такого, моя большая тайная и невзаимная не встречается с парнем, которого я систематично ебал просто так. Не хватает только поролонового красного носа. В телефоне сразу же появляется заметка — подарить Чонгуку на Новый год костюм клоуна, чтобы быть в конечном итоге избитым, со сломанным носом, но чистой кармической картиной. Тэхен на Чонгука честной верой и правдой не обижается, потому что в кой-то веке Тэхен с грохотом признает, что смертельно устал от своей прежней жизни. Тэхен жмется лбом к лопаткам Сокджина, для таких манипуляций ему приходится чуть наклонится, но плевать, плевать вообще на все, плевать Тэхен хотел на этого Чон Чонгука, который строит теперь из себя святую деву Марию. Они стоят тогда в очереди Старбакса, Тэхен невесомо проскальзывает руками по куртке, обнимая Сокджина, дышит часто-часто, и это на самом деле самая большая подлость, которую он только мог сделать. Сокджин замирает, останавливается на полуслове, а потом так же легко накрывает тэхеньи ледяные пальцы своими теплыми. Тэхену даже завыть хочется. Тэхен говорит: — Пожалуйста, люби меня, — и обнимает Сокджина крепче. И он не должен так. По крайней мере, не с ним. Не опять. Тэхен чувствует себя главной скотиной года, когда Сокджин нежно переплетает их пальцы, но даже не целует, настолько Сокджин надломленный, отчаянный — боится, что оттолкнут, откажут, стопчут его чувства. А Тэхен скотина. Самая подлая и несчастная. И нельзя так, совершенно нельзя с Ким Сокджином. Потом они долго целуются в туалете кофейни, настолько, что почти до грязной дрочки, ведь Тэхен мудачье сраное. С Сокджином у Тэхена все совсем плохо. На самом деле, гораздо хуже, чем с Чонгуком. Потому что… Потому что. Потому что Тэхен в этих отношениях теперь сам Чонгук.