With you infinity

С Чонгуком случается Сокджин. Очень большой и невзаимный Сокджин случается с Чонгуком еще тогда, на далеком первом курсе. Это была глупая и наивная детская вера в силу студенческого совета — Чонгук, выращенный на стрейтовских видео с ютуба «как подготовиться к жизни в университете» за лето понял только одно — студенческий совет будет синонимом крутости в любом из предполагаемых вариантов. А Чонгук, как типичный деревенский плейбой, бывший этим плейбоем в Пусане только по причине ничего так внешности, поступив в Сеул понял одно — город-муравейник не то место, где можно выжить на красивом эгье. Хотя эгье у него было красивым в любом случае. И первым делом, минуя все манящие киоски с рекламками спортивных клубов, после объявления о наборе в такую престижную организацию как студенческий совет, Чонгук берет ноги в руки, чтобы отбить себе место на солнышке. Было неловко и незнакомо, щеголять прекрасным лицом не получалось вовсе — без Чонгука там и так красивых не сосчитать, каждый третий как будто прошел конвейерную обработку в Каннаме. У одного парня для умного вида были напялены дурацкие круглые очки без стеклышек. Чонгук засмеялся, конечно, но того парня взяли. Желающих оказаться под боком у преподавателей набралось много, в зале терлись и задолбанные первокурсники, и поосвоившиеся второкурсники, кто-то совсем постарше — добавить баллов для практики, как потом окажется. И там, в этом пропахшем потом и сыростью мелком актовом зале, был Ким Сокджин — что-то принимал, рассказывал, улыбался, так ослепительно улыбался, что смертельно облучало этой невыводящейся радиацией, кажется, всех в радиусе километра. Когда Чонгук увидел его, захотелось заплакать или засмеяться. Если девчонки из его школы в Пусане наивно полагали, что Чонгук красивый, то они просто не видели Сокджина. Это была эстетичная красота. Не та, про которую пишут в книгах второсортных романов. Страницы часто опошляют идеальность в притягательную ассиметрию, а Сокджин был прекрасен в том самом понятии, как Галатея для своего Пигмалиона. Это не была красота в глазах смотрящего. Это была просто — красота. В мягкости, улыбке, голосе, движениях руками, как моргает и как кивает, когда слушает. Чонгука заело. И в мгновение с ним случается все то, что так старательно избегалось во всей его судьбе. Потом Чонгук и остается в этом совете, когда становится понятно, что то видео с ютуба было классическим наебаловом, только из-за Сокджина, и остается там уже три года — тоже, а признавать такое хотя бы самому себе ужасно стыдно. И Чонгуку иногда очень хочется, глядя на себя в зеркало, с ноткой сраного цинизма в голосе информативно поинтересоваться — доволен? Ты как, доволен своей жизнью, Чон Чонгук? Но в какой-то момент Чонгук понимает, что если произнесет эту оглушающую правду вслух, то он сломается настолько, что будет уже не собрать, там слишком много праха. И не говорит ничего. Зеркала все же старательно игнорируются. Игнорировать Сокджина не получалось никогда. И не получится — тоже никогда, очень тупо, но правда. Для всего этого Сокджин слишком хороший, радостный, добрый, и очень-очень много всего другого. Для Чонгука Сокджин — очень-очень самого светлого. И может быть, может быть, правда, скажи Чонгук все еще тогда, на первом курсе, когда их познакомил Намджун, или вообще в тот самый момент, как первый раз увидел в том зале на приеме в студсовет — отдал бы свое заявление, а потом пулей в лоб «я тебя, кажется, люблю, прикинь, а это даже не шутка», и никаких проблем. Может быть, если Чонгук сделал все правильно с самого начала, жизнь повернулась бы иначе. Может быть, Сокджин смог полюбить его в ответ. Может быть. Может. У Чонгука к концу третьего курса хронический недосып, еле закрытая зимняя сессия, еле держащаяся сломанная ножка стула в общажной комнате, на каплях дорожающего по часам ред була остающийся в живых он сам. У Чонгука Тэхен — систематичный секс каждую неделю, хорошие друзья и все слова без подтекста, очень легко и приятно, и Тэхен Чонгуку в какой-то прогрессивной мере даже нравится за то, что нихрена не надо усложнять (для этого у Чонгука и так все сложно); Тэхена забавы ради для, ничего серьезного, но приятно. У Чонгука Хосок — дофига понятливый, которому очень жаль, что у Чонгука нестираемый Сокджин. И Хосок одно время даже пытался помочь, что-то там подстраивал, неубедительно, но вообще-то спасибо. Нифига не вышло. Спасибо, Хосок, за сочувствие твое сраное. И у Чонгука Сокджин. Просто и понятно. На самом деле. Хронический клеймированный по сердцу Ким Сокджин, это как двойное суперкамбо, от такого не встают. И от такого не лечат, совершенно. От такого к середине двадцати трех перманентно начинаешь задумываться, а какого хрена происходит и куда катится моя жизнь. Смотреть на билеты домой — периодами всплывающая глупая мысль, что свалить подальше и оно там переболит, в этой зоне недосягаемости, но — глупая, и Чонгук просто вклинивается в Сокджина, выцепляет его острым взглядом вечной принадлежности, думает. Дофига дерьмовое. Что скоро он сорвется и заорет в голос. Про любовь. Про — «поцелуй меня, сука, пожалуйста».