Дорогая Елиза, приглашаю тебя на прием в честь своего дня рождения 4 апреля в «Hotel Bel-Air». Дресс-код: синий цвет. Буду рад, если ты придешь, малышка Елиза. С уважением, Роберт Дауни мл
Бью себя в лоб. Как я могла забыть про день рождения Роберта? До четвертого апреля еще около недели. Надеюсь, что я смогу выбрать подарок и надо сообщить Тайре об этом мероприятии, чтобы мы подобрали наряд.***
Мысль о том, что я не виделась с мамой больше месяца меня больше волнует, чем-то, что скоро нужно пройти весеннюю сессию в университете и постараться её не завалить. Как бы мне не хотелось, но из-за своей работы я не могу её часто видеть. С мамой у меня прекрасные и доверительные отношения ещё с самого детства: я ей всегда рассказывала, что меня волнует, что происходит в моей жизни, просила совета, плакала у неё на плече и вместе пыталась научиться готовить ту проклятую шарлотку, будь она не годна. Она, кстати, у меня так и не получается. Я вообще готовить особо не умею, все мои способности останавливаются на жалком салате из одной травы и кофе. Чувствую себя очень жалкой и растерянной, когда стою напротив той самой белой двери, которая врезалась мне в голову с каждым воспоминанием из детства. Никогда не забуду, как отец, играя в футбол с Серёжей, зарядил мне мячом по носу, когда я неудачно открыла дверь. Мой плач был слышен на весь район, в этом я точно уверена. Я не предупреждала маму о своём приезде, она вообще до сих пор думает, что я во Франции. Если, конечно, не видела в интернет-новостях фото, которые сделали папарацци, когда я выходила из аэропорта. Уж так получилось, что моя мама разбирается в интернете и прочей технике получше, чем я, поэтому она зарегистрирована в инстаграме, где постоянно выкладывает фото и видео своих детей, то есть меня и моих любимых двух засранцев в виде брата и сестры. Поэтому она могла с легкостью посмотреть новости обо мне. Это меня немного напрягает и расстраивает, так как некоторые новости я хочу ей рассказать от первого лица, то есть от себя. Горло резко начинает болеть, а по ребрам проходит холодок. Протягиваю руку чуть выше головы и нажимаю на белый звонок. Через несколько секунд повторяю действие и слышу громкий голос матери о том, что она уже идёт. Улыбаюсь её голосу, такой родной и любимый, что в душе начинает теплеть, и по телу проносится еле заметное тепло. Дверь открывается настежь, и моя улыбка расползается от уха до уха. Мама стоит в небольшом шоке - обычно я заранее предупреждаю о своем приезде. — Доця, — слышу знакомый русский язык с небольшим американским акцентом и обнимаю маму, немного привставая на мыски. Мама выше меня примерно на два-три фута, как и моя старшая сестра. Я самая низкая и младшая в нашей семье, — почему ты мне не позвонила? — спросила мама, пропуская меня в коридор, объединённый с гостиной. Наспех разуваюсь и вешаю лёгкую ветровку на крючок рядом с входной дверью. — Хотела сделать сюрприз, — горло немного першит, поэтому я прочищаю его не громким кашлем. Мы проходим на кухню, в духовке что-то печется. Беру в руки стакан и набираю воду, а затем быстро осушаю его. Слишком жарко для апреля, — надеюсь, у меня получилось, — хмыкаю и смотрю на маму, которая закрывает крышку ноутбука и уносит его куда-то в зал, а затем быстро возвращается, — мам, может ты уже уйдёшь с работы? — спрашиваю в которой раз за три года, видя её уставший вид. Не раз маме говорила, что я, так же как и Серёжа, и Саша, хорошо зарабатываю, чтобы обеспечивать ещё и её. Не хочу, чтобы она портила свое зрение из-за этого ноутбука. Но мама лишь пожимает плечами и говорит о том, что она лучше будет работать, а не просиживать штаны. Подруг у неё здесь, как и у меня, собственно, мало, а Сьюзан не всегда свободна, поэтому ей нечем заняться в свободное время. Тема работы у нас в доме так-то запрещена, особенно работы мамы. Но это не даёт мне запрет на то, чтобы немного давить на неё. Ей нужен отдых, который я ей устрою с сестрой в конце мая. Мы собираемся ей купить путёвку на небольшое путешествие по Европе и Азии. Пусть поедет и наконец-то развеется. — Лиза, не дави на меня. — вздыхает она, и сразу же пищит духовка. Мама достаёт оттуда противень с бёдрами курицы и картошку, и я мысленно пытаюсь вспомнить калории в этом блюде - всё же мне нельзя набирать вес. По кухне сразу разлетается вкусный запах, и я уже пускаю слюнки. Мы накладываем еду по тарелкам и достаём апельсиновый сок, который любит абсолютно каждый член нашей семьи. — Как работа? — спрашивает мама, хмурясь от того, что откладываю курицу обратно в противень, стоявший посередине. — Как Франция? — Я устала, если честно. — устало выдыхаю. И правда, эти все перелёты, вечные съёмки напрягают и выматывают. — Франция хорошо. Давай не будем о работе?! Мама кивает. — Тебе пришло приглашение от Роберта? — спрашивает мама. Я быстро киваю и хочу спросить насчёт подарка, поэтому быстро проглатываю картошку и открываю рот, горячо. Мама закатывает глаза. — Как ребёнок, Лиза. — она укоризненно смотрит на меня, и мне хочется стыдливо опустить глаза вниз. Рассматриваю лицо мамы. Кто бы что ни говорил, но я пошла в отца: такие же голубые глаза, нос, даже мой натуральный цвет волос — шатен — такой же, как и у отца. Серёжа тоже пошёл в отца, Саша же в маму. У мамы красивые блондинистые волосы с несильным отливом в золотой и зелёные глаза. Единственное, что нас, так сказать, объединяет во внешности — пухлые губы. Многие мне говорят, что это моя изюминка. — Я не знаю, что подарить Роби, — нежно произношу имя лучшего друга нашей семьи. Последние полтора года Роби заменил мне отца, за что я благодарна. Кстати, если вы когда-нибудь встретите его — даже не смейте говорить на него «дядя» — он может обидеться. Поэтому я его называю просто Роби, а мужчина меня называет просто «малышка Елиза», — что подарить человеку, у которого все есть? — спрашиваю скорее саму себя. — Сама не знаю, — пожимает плечами мама, — завтра спрошу у Сьюзан, может, она поможет, — благодарно улыбаюсь. — Ты уже подумала, в чем пойдёшь? — Нет ещё, — вспоминаю о том, что Тайра должна позвонить мне ближе к одиннадцати вечера, чтобы поговорить и выбрать нужное платье, — а ты? — Да, — мама улыбается и вскакивает со стула. Подношу вилку ко рту и так и застываю. Что-то она гиперактивная сегодня. Спустя несколько минут она возвращается на кухню с вешалкой в руке. Осматриваю свободное платье в пол и показываю «класс». Думаю, маме пойдёт оно. Она точно сразит всех наповал. — Мне нравится! — искренне улыбаюсь и утыкаюсь в тарелку с едой. В миг вспоминаю то, что хотела спросить у матери давным-давно, но никак не могла: боялась и стеснялась. Обычно на такие темы разговаривают именно матери с дочками, но никак не наоборот. Начинать разговор не хотелось, но надо было. Не хочу, чтобы мама думала о том, что мне неинтересна ее жизнь и что меня только волнует собственное «я». Перед тем, как хочу задать вопрос, мну пальцы от волнения, тело бросает в дрожь. — Мам? — тихо начинаю, голос режется, и я откашливаюсь. Беру в руки стакан с соком и осушаю до конца. — А у тебя есть мужчина? — блондинка давится курицей и начинает кашлять. Хочу встать и помочь ей, но та быстро выпивает сок. Ее ладонь ложится на грудную клетку, и мама громко вздыхает. В то же время я не могу понять: то ли мой вопрос был слишком неожиданным, то ли у нее и вправду есть мужчина, и она думает, что я о нем знаю. После развода с отцом она ни разу не контактировала с мужчинами, помимо нашего соседа Карла, Роберта и нескольких мужчин, которых она сто процентов не рассматривала на роль своего молодого человека или мужа. Мой отец тем временем уже завел отношения и спокойно поживает в Москве со своей новой женой. Но я ни в коем случае не виню его, что он так быстро забыл маму — это его жизнь и он вправе делать то, что считает нужным. Мама же, насколько мне известно, такого же мнения. Они расстались на хорошей ноте, что меня не может не радовать, и даже иногда переговариваются по видеосвязи. А еще моя мама хорошо знакома с новой женой отца, и, вроде, между ними враждебных искр не пробегало. — Ну, так что? — накалываю на вилку кубик картофеля и отправляю в рот. Больше не хочу есть, поэтому отставляю тарелку подальше и наливаю сок в пустой стакан. Маме, видимо, неловко об этом говорить, поэтому она потупляет взгляд вниз. — Ты ставишь меня в неловкое положение, — отшучивается она, и я улыбаюсь, — у меня есть мужчина, который пытается за мной ухаживать, но я не хочу сейчас как-то контактировать с ним. Может, чуть позже, но не сейчас. — Почему? — Я еще не отошла от Вовы (мой отец). — вмиг вспыхиваю и хмурюсь. — Но не всю же жизнь отходить от моего отца, — звучит слишком грубо, — прости, — пытаюсь произнести это мягче, но получается не очень. Смотрю на маму, которая кивает мне, — Мы хотим, чтобы ты была счастлива, мам. — Я счастлива, когда знаю, что с вами все в порядке. Ты же знаешь, доця. — Знаю, — киваю, — но не стоит и забывать про себя. — Я подумаю над этим. — искренне улыбаюсь и выдыхаю.***
Прихожу домой и скидываю ветровку на тумбу возле входной двери. На кухне горит свет, и я закатываю глаза, когда захожу туда и вижу Хосе, который с закатанными рукавами рубашки ест какую-то стряпню и спорит с Тайрой, что спокойно смотрит в окно и разглядывает ночной город. Я уже привыкла к таким посещениям моих апартаментов. Они часто приезжают без моего ведома в квартиру, и Хосе объедает мой холодильник, в котором и без того мышь повесилась. — Привет, Елиза. — Тайра в миг оказывается возле меня и сжимает в объятиях. Кажется, я скоро попаду в больницу из-за перелома ребер. Это женщина слишком дружелюбная и слишком любит меня. Надеюсь. Не, ну, иначе смысл ей возиться со мной и продвигать на вершину «Модельного Олимпа», на котором сейчас находятся нелюбимые мне сестры Кардашьян-Дженнер, а так же невероятные сестры Хадид, с которыми я очень хорошо знакома. — Привет, — громко говорю, обращаясь при этом и к своему агенту, который лишь помахал мне рукой и продолжил жевать, — что-то вы поздно. Мы же хотели созвониться по видеосвязи? — обращаюсь к Бэнкс, которая пожимает плечами и указывает ладонью на мужчину. — Хосе узнал, что я в Лос-Анджелесе, и вызвал меня, как проститутку, сюда, — издаю смешок. Уж эти двое не сугубы на выражения, — чтобы обговорить что-то. Плюс ко всему, я привезла платье. Думаю, оно тебе понравится, я сама выбирала. — Да, — испанец вытирает руки бумажными салфетками и берет с соседнего стула свою сумку, доставая оттуда прозрачную папку, — на, — он отдает мне папку в руки. Быстро пробегаю взглядом и понимаю, что это контракт на три недели на практику в «People». В смысле? — Не смотри на меня так, — он достает еще одну папку и протягивает Тайре, — я договорился с твоим ректором, что вместо сдачи сессии, ты пройдешь практику в каком-нибудь модном журнале, напишешь ему доклад, гендиректор напишет тебе характеристику за хорошую работу, и ты уходишь в отпуск от этого университета аж до сентября, — он самодовольно ухмыляется и расставляет руки в стороны, — а сказать папочке спасибо? — Меня интересует один вопрос: а как я буду успевать с этой практикой, если мне чуть ли не каждые два дня надо летать на съемки? — сажусь напротив Хосе, и наклоняю голову немного вправо. Я, конечно, рада такому раскладу, но я не успею все это сделать, я не робот все-таки. — Я все продумал, детка, — испанец подмигивает. И смотрит на Тайру, которая до сих пор что-то читает в папке, — заплатим твоему гендиректору для того, чтобы он посылал тебя только на интервью, и чтобы ты не сидела в офисе. Дальше я найму человека, который будет вместо тебя сдавать всю твою работу, и все. — А если интервью будут Елизе давать каждый день? — Тайра отвлеклась от папки и недовольно посмотрела на мужчину. Ей явно не понравилась эта идея. — Не будут. Они же понимают, что за день она не успеет все это сделать. — Окей, я согласна. — киваю. — Да тебя и никто не спрашивал, — он хмыкнул, — твоя подпись уже стоит в договоре. Закатываю глаза, подделывать мою подпись — смысл жизни Хосе. — И, кстати, не забудь, что на дне рождении Роберта Дауни младшего будет гендиректор этого журнала, так что будь готова к тому, что ему нужно понравиться. Еще раз закатываю глаза и, вспоминая про платье, беру за руку Тайру и тяну в гостиную, чтобы она показала его.