Время может изменить нас и окрасить всё в серый, но воспоминания, что мы создаём, никогда не изменятся
На следующее утро Лука проснулся с адской болью во всем теле, но сильнее всего боль была в пояснице. Он осторожно развернулся в руках Шарля и оценивающе взглянул на парня. Тому должно быть немногим лучше, потому что засосы багровели по всей шее парня, где-то отчётливо были видны от зубов, некоторые царапины оказались глубже, чем Лалльман рассчитывал. Он едва касаясь провёл пальцем, соединяя синяки в причудливые созвездия. Шарль нахмурился во сне, когда Лука осторожно нажал на один из синяков, и открыл глаза. — Доброе утро, — он потянулся за поцелуем, и Лалльман с удовольствием на него ответил. — Как ты? — Мне не помешало бы обезболивающее и хороший завтрак, — усмехнулся Лука. — Будет исполнено, — Мюнье отбросил одеяло и встал на ноги. Лучи солнца позволили Лалльману в полной красе оценить собственную работу. По крепкой спине тянулись тонкие красные линии, и он с каким-то садистским удовольствием отметил ещё несколько синяков на теле Шарля. Парень вышел из комнаты, оставив Луку в одиночестве, и скоро тот снова задремал. Организм требовал ещё хотя бы часок сна. Мюнье готовил завтрак на кухне, когда услышал, что кто-то пытается открыть дверь в квартиру. Он уменьшил огонь на плите, где жарилась яичница, и открыл дверь. На пороге стоял Николя с изрядно выпившей девушкой, которая похоже ничего не соображала и продолжала виснуть на старшем брате Мюнье. Взгляд Нико был удивленным, а после на его лице растянулась улыбка. Девушка тоже заметила Шарля и сказала, что не рассчитывала на тройничок, но вполне не против такого развития событий. Шарль укоризненно покачал головой, глядя как Нико пытается отлепить от себя пьяную даму и объяснить ей, что сегодня уже ничего не будет. Они вошли в квартиру, и девушка упала на банкетку в прихожей и уснула. Нико раздраженно закатил глаза. Он извинился перед братом и понёс девушку в свою бывшую спальню. Сейчас старший Мюнье жил в собственной съемной квартире близко к университету, в котором с переменным успехом пытался получить степень по психологии. «Эти психологи корчат из себя умных, я чувствую себя тупым и иногда мне кажется, что меня просто-напросто дурят. Почему бы не разобраться с этим самому?» — сказал как-то парень. Отец с братом его поддержали и порадовались, что Нико взялся за ум. Правда скоро студенческая жизнь вновь поглотила его, и он вернулся к образу тусовщика. Но с чуть большим уровнем ответственности. Отец не был против того, что Нико пропадает на вечеринках, пока это не сказывается на его отметках. Но вряд ли бы он порадовался принесённой утром младшекурснице, которая была буквально в хлам. Нико объяснил, что она начала подкатывать к нему на вечеринке и вцепилась мертвой хваткой. Парень не мог просто так оставить её, поэтому решил провести до дома, но та отказывалась говорить свой адрес. Тогда он подумал отвезти её к себе, а, когда та протрезвеет, он со всем этим разобраться, но под градусом перепутал адреса и приехал к отцу. Нико заварил себе кофе, понимая, что вряд ли он сможет хоть немного поспать в ближайшее время. В этот момент на кухне появился заспанный Лука. — Оу, вот оно как, — усмехнулся старший Мюнье. — Всё хотел спросить брата, кто его так хорошенько обработал. Теперь всё понятно. Хорошо развлеклись мальчики? — Нико, — тихо проговорил Шарль. — Не начинай. Лука, это мой брат Николя. Николя — это Лука, мы… Он мой парень. — Очень приятно, — усмехнулся кудрявый парень. — У моего брата наконец-то появился вкус, хоть и сбилась ориентация. Такой лицемер… А ведь сам меня упрекал за мои эксперименты с мальчиками. — Забавно, мне кажется, что с твоей внешностью эксперимент для тебя — это секс с девушкой, — ухмыльнулся Лука. — Так значит, ты признаешь, что я привлекателен для парней. Уверен, ты уже подумал, как было бы классно потрахаться со мной. Обкатать обоих братьев Мюнье, — улыбка не сходила с лица Нико, пока он наблюдал как напрягся его брат за плитой. — По очереди или, если хочешь, одновременно. Но всё же я бы предпочёл один на один. Поверь, ты не пожалеешь. — Надеюсь своим раздутым эго ты не компенсируешь маленький член или импотенцию, — отмахнулся Лука и обнял Шарля со спины. Лалльман пытался игнорировать колкие замечания со стороны брата своего парня, потому что он невероятно хотел позавтракать, а потом запереться в спальне и полежать ещё немного в объятиях Шарля. Но такой возможности, к сожалению или к счастью, ему практически не представилось до самого нового года. Мюнье составил программу посещения достопримечательностей на неделю вперёд, а Николя с удовольствием присоединился к ним и подсказывал всё новые и новые бары, пабы и клубы, где можно было отдохнуть от древних достопримечательностей. Они обычно выходили из квартиры рано утром, посещали несколько исторических мест исключительно вдвоём, а после получали сообщение от Николя с адресом очередного кафе, где они встречались. Через несколько дней Нико удивил их тем, что ждал их не один, а с той самой девушкой, которую парой дней ранее привёз пьяной. Оказалось, что она учится с ним на потоке и давно хотела познакомиться, а в тот вечер решила выпить для храбрости и немного перебрала. Нико, конечно, говорил, что это ничего не значит и они просто хорошо проводят время… Но Лука и Шарль уже видели, что скорее всего это выльется в нечто большее. Лалльман знал, что было эгоистично без предупреждения сбегать от всего вместе с Шарлем, оставив собственных друзей без объяснений, поэтому он решил, что отправит каждому из них письмо. Парень полностью игнорировал свой мобильный, включив его лишь несколько раз, чтобы позвонить отцу. Лалльман с недовольством отметил огромное количество пропущенных звонков и сообщений от своих друзей, отвечать на которые совсем не хотелось. Отправить письма у него получилось только тридцатого декабря, и он молился, чтобы его затраты на экспресс-доставку окупились и письма пришли до нового года. «Привет, Ян, я знаю, что пропал неожиданно, я видел твои гневные сообщения, извини. Я сам не до конца понимал, что происходит в моей жизни. Ты знаешь, что мы с Элиоттом расстались не на лучшей ноте и при неприятных обстоятельствах, но я пытался двигаться дальше. И, когда мне понадобилась помощь, рядом оказался Шарль. Я клянусь, я не планировал ничего такого. Я бы не поступил так с Манон, не после всего, что она для меня сделала. Но всё сложилось так, как сложилось. Сейчас я в Лондоне, вернусь в Париж к началу занятий, и мы всё с тобой обсудим, я обещаю. Больше не буду пропадать. Отправляю тебе фото из бара, который когда-то был незаконным стрип-клубом, клянусь, тебе бы здесь понравилось. Брат Шарля помог найти мне поддельное удостоверение личности, так что у меня теперь есть нелегальное гражданство в Англии, хотя скорее всего оно сработает только в клубах и барах, где не слишком тщательно проверяют документы. С наступающим новым годом! Скоро увидимся» — Лука довольный собой запечатал первое письмо и сразу принялся за следующее. Вместо скучных открыток парень решил отправлять друзьям полароиды со своих каникул. На фотографиях для Яна уже немного пьяный Лука тянется за новым бокалом пива. Лалльман отлично помнит, как на следующее утро с похмельем отправился на поиски обезболивающего вместо запланированного визита в музей мадам Тюссо. Артуру он отправил фотографии на фоне королевской оперы, а для Базиля сфотографировался рядом с гвардейцем, чем одновременно рассмешил Николя и разочаровал Шарля. Гвардеец, привыкший к выходкам туристов, никак не отреагировал на поведение Лалльмана. Друзьям Лука написал примерно то же, что и Яну: извинился за то, что сбежал без предупреждения, и пообещал всё рассказать, как только вернётся, пожелал всего наилучшего в новом году. «Как тупо, что в поздравительных письмах мне приходится извиняться и оправдываться», — вздохнул Лука. Он пересматривал фотографии экспонатов из Британского музея, и подумал, что Иман бы оценила их. «Иман, я понятия не имею, что ты сейчас обо мне думаешь, и мне от этого не по себе. Я знаю, что ты, вероятно, давно догадывалась. Может даже раньше, чем мы с Шарлем поняли это сами. Но я не хочу, чтобы ты осуждала меня или наши отношения как-то, изменились. Да, я знаю, как это выглядит. Оправдания. Но я никого не уводил, вряд ли вообще можно увести человека, если он сам не хочет уйти. На самом деле это не то, почему я пишу тебе. Я хотел всего лишь по-дружески поздравить тебя с наступающим Новым годом и отправить эти фотографии. Я надеюсь, что всё ещё могу называть тебя своим другом. Уверен, ты разбираешься в истории лучше, чем я. Советую тебе посетить Британский музей. Это почти как Диснейленд для любителей истории и искусства. Ещё раз с наступающим Новым годом!». Почему-то Луке было очень неловко писать Иман. Всё же она хорошо общается со всеми девчонками, а они все подруги Манон. И, скорее всего, они все сейчас на её стороне. Но терять дружбу с девушкой ему на самом деле не хотелось, за это время она стала кем-то больше, чем просто напарница по лабораторным. "С новым годом, Лука. Твой друг, Иман", - такое сообщение получил парень в за несколько часов до нового года и вздохнул с облегчением. У него оставались только два конверта, которые нужно было заполнить. Отец и Элиотт. Элиотт и отец. Решив оставить самое сложное напоследок, Лука начал писать письмо для отца. Он коротко рассказывал о событиях последних дней. Походы по памятным местам, свидания с Шарлем, дружеские посиделки с Нико и Джессикой, которая к новому году успела дождаться официального предложения встречаться и гордо называла себя девушкой главного бабника университета, — Лука удивлялся тому, как легко и быстро всё это смогло войти в его жизнь и стать чем-то обыденным. К хорошему привыкаешь быстро, в этом Лалльман убедился на собственном опыте. Он вложил в конверт фотографии, где они с Шарлем вместе на вершине Лондонского глаза. Мюнье целует его в щёку, а Лука стоит с комично-удивленным лицом. — Лука, ты скоро? — Шарль недовольно щурился. Он успел ненадолго заснуть, пока ждал своего парня, но его разбудил свет настольной лампы. Лука только кивнул и принялся за последнее письмо.***
«Счастливого нового года! Пишу тебе из Лондона, это так странно. После событий на вечеринке чувствовалось очень большое давление, мне стало страшно. На самом деле, я испугался. Что будет дальше? Как отреагируют другие? Манон, Ян, Артур, ты. Я не могу выразить насколько я благодарен тебе за то, что ты с пониманием отнёсся ко всему и не стал меня порицать или упрекать. Ни за мои отношения, ни за мой побег. Я был в Гайд Парке. Сейчас это место подобно сказке. Оно переливается огнями, Элиотт. Почему-то именно там я понял одну вещь. Я так сильно зациклился на твоей болезни, что запер нас в небольшой съёмной квартире. Я боялся, я не справился. Прости меня, что из-за моего страха, тебе пришлось почувствовать себя заключённым. Но ты был не один, кого я запер в той квартире. Спасибо за то, что дал мне свободу, которой я сам себя лишил. Я ценю каждую минуту и наконец-то чувствую себя живым. Надеюсь, у тебя есть, кого поцеловать в полночь, кто-то, кто не облажается как я, с кем ты будешь жить без страха. С любовью, Лука». Элиотт усмехнулся, взглянув на часы. До полуночи оставалось ещё около двенадцати часов. Письмо пришло как раз в канун Нового года. Элиотт отложил письмо от Лалльмана и достал из конверта фотографии. Он рассматривал полароиды, которые парень прислал ему. На одних были подсвеченные карусели, на других просто природа. Если первые искрились жизнью, красками, то вторые были мрачными, задумчивыми и только Лалльман привносил жизнь в кадр. На одной из фотографий парень сидел и медитировал прямо посреди парка. Демори улыбнулся, глядя на то насколько расслаблен Лалльман, и как он практически светится от счастья. На удивление он не чувствовал никакой боли, ревности или обиды. Ничто не кричало о неправильности того, что Лалльман не с ним, не он причина его улыбок, не с ним он чувствует себя счастливым. «Наверное, лекарства работают», — подумал Демори. — «Или же я просто люблю его? Ведь когда любишь кого-то, то желаешь ему счастья, даже если он находит его не с тобой». После вечеринки и визита Манон он практически ничего не слышал ни от Луки, ни от девушки. Несколько раз заходили друзья Лалльмана, которые пытались разузнать, где парень может быть. Но Элиотт, как и они, ничего не знал. Всё же любопытство взяло над ним верх, и он позвонил отцу бывшего жениха. Тот не был сильно дружелюбно настроен, потому что сын успел рассказать ему об их расставании. Но всё же заверил Демори, что с Лукой всё в порядке, и тот просто уехал на каникулы к родственникам своего парня. Демори не сильно хотел делиться этой информацией с остальными, уважая решение парня побыть вдали от эпицентра скандала. Но Ян был готов идти в полицию и заявлять о пропаже. Тогда Демори сдался и рассказал о том, что ему передал Лалльман-старший. Друзья сначала не поняли о каком парне говорит Элиотт. А потом Базиль вспомнил, что Дафна упоминала ссору Манон с Шарлем и Лукой. Артур спокойнее всех воспринял эту информацию, не понимая из чего все разводят такую драму. Девичья банда во главе с Микой кричала, что удушит обоих стоит им только вернуться во Францию. Голосом разума у них выступала Иман, которая немного остужала пыл озлобленных девушек. Но Элиотт постарался максимально оградиться от этого. Он свёл на нет общение с друзьями своего бывшего и постарался завести новых друзей на учебе. — Скучаешь? — раздался голос за спиной. Элиотт сидел на барном стуле за стойкой, когда его глаза закрыли тонкие длинные пальцы. Он почувствовал чужое сердцебиение напротив своих лопаток. Демори сидел в майке и широких домашних брюках, в которые медленно спускалась рука его соседа по квартире. Ксавье. Он с сестрой вернулся буквально на следующий день после Рождества, сказав, что в их семье вновь произошли разногласия. Как выяснилось позже причина разногласий крылась в том, что у Ксавье и Кристин были разные матери, а сам парень был совсем не против поразвлекаться со сводной сестрой. И та лишь поощряла его действия. Однажды ещё до каникул, застав своих соседей за одной из таких игр, Демори получил предложение присоединиться. У него не было никаких причин говорить «нет», и с тех пор они время от времени развлекались втроём, а иногда Ксавье хотел провести время только с Демори. — Мы не будем ждать Кристин? — спросил Демори, чувствуя, как пальцы медленно сжимают его член, а горячее дыхание опаляет затылок. Воздух наэлектризовался. Пальцы умело ласкали уже затвердевший член, растирая по головке вытекающий предэякулянт, а язык провел дорожку от затылка к уху Демори. — Она присоединится позже, — прошептал парень и развернул Элиотта лицом к себе. — Может быть. Ксавье Арни Бонне был худшим, что случилось с ним этой осенью, после попытки суицида и расставания с Лукой. Но в то же время он то, что не дало Элиотту скатиться в очередную депрессию. Демори с головы до ног осмотрел своего соседа, который заметив пристальный взгляд лишь повернулся полубоком, чтобы выставить на обозрение свой зад. На парне были новогодние гольфы до колена, джоки, под которыми проглядывался эрегированный член, а сзади две полоски алой эластичной резинки поддерживали аппетитные ягодицы, кроме этого на нем были подтяжки и ободок с рогами оленя. Элиотт неосознанно провел языком по своим губам. Было что-то особенное во внешности его соседа, что могло завести его буквально за секунду. Смуглая кожа, черные как смола вьющиеся волосы, карие глаза, всегда смотрящие с вызовом. Вызовом, который Элиотт с удовольствием принимал. А осознание того, что сейчас он нарядился для Элиотта и только для него, окончательно сносило крышу. Ксавье был немного ниже, что давало небольшое преимущество, он не был худым, но и не перекаченным. У него было плотное натренированное тело, и Элиотт мог часами наблюдать как напрягаются его мышцы. Сосед подошёл вплотную к Элиотту, и тот почувствовал через два слоя ткани как их члены соприкасаются и трутся друг об друга. Желания Ксавье сегодня были предельно ясны. Он ластился, пытался угодить Элиотту. Сегодня он хотел, чтобы им безраздельно владели. Демори сжал своей рукой член парня сначала сквозь алую ткань, а потом отвел её в сторону и провёл по стволу одним пальцем, наблюдая за реакцией парня. Тот глубоко дышал от предвкушения, и Демори собрал пальцем смазку с головки члена и положил его в рот Ксавье. Тот забрался на колени к Элиотту и принялся умело сосать палец, слизывая свою собственную смазку. В то же время он принялся ерзать на коленях Демори, с силой надавливая на член. Элиотт осторожно оттянул подтяжки «оленя» и отпустил их, наслаждаясь звуком, который они издали, когда вновь встретились с кожей, он повторил эти манипуляции несколько раз, пока не услышал сдавленные всхлипы. Парень переместил свои руки на задницу соседа и осторожно провёл по краю анального отверстия. — Так значит ты развлекался без меня? — спросил он, нащупав анальную пробку. Он осторожно надавил, загоняя игрушку ещё глубже, в ответ на что получил очередной стон. Ксавье не любил говорить во время секса, он считал, что в акте должен участвовать лишь язык тела. — Тебе больше это не понадобится. Демори резким движением вытянул пробку и отбросил её, чувствуя, как на пальцы стекает смазка. Так даже лучше. Ему не придётся долго готовить соседа. Он приподнял его над собой и стянул с себя брюки. В следующий момент Ксавье начал медленно насаживаться на член Демори, но тот резко подался вперед и вошел до конца. В комнате раздался крик, а в плечи Демори врезались ногти. — Нет, так не пойдёт, руки за спину. Ксавье повиновался, а Элиотт отцепил подтяжки от резинки трусов парня и связал ими кисти рук соседа. Тот лишь одобрительно кивнул и прижался своей грудью к груди Элиотта. Демори дал ему буквально минуту передышки, чтобы почувствовать, как жарко внутри его соседа и привыкнуть к ощущению горячей плоти вокруг себя. Он подхватил соседа за ягодицы и задал темп удобный им обоим. Ему нравилась такая податливость, он знал, каких усилий это стоит своенравному Ксавье. За несколько месяцев жизни вместе большую часть времени они спорили, а вторую боролись с необъяснимым сексуальным напряжением. Сначала Элиотт этого не замечал, будучи погружённым в самоанализ, который больше походил на самоуничтожение. Он едва не сорвался на новом соседе в первые недели, а тот лишь рассмеялся и поцеловал его в щёку. Со временем Демори стал проще относиться к поведению его соседей. Сейчас он смотрел в темные от возбуждения глаза и видел в них своё отражение. Он запустил руку в волосы на затылке Ксавье и оттянул назад, а сам принялся оставлять поцелуи-укусы на его шее. Через некоторое время Элиотт поднялся на ноги, не выходя из Ксавье, и осторожно дошёл до дивана в гостиной зоне. Он уложил парня лицом вниз, алые подтяжки на руках были словно упаковочный бант на новогоднем подарке. Демори нажал ладонью между лопаток, прижимая парня грудью к дивану, а коленом он развел его ноги, так чтобы зад парня находился на нужной высоте. Он вновь приставил головку к сжимающемуся входу. — Продолжим? — ухмыляясь спросил Демори. В ответ Ксавье лишь подался бедрами назад, самостоятельно насаживаясь на член Демори.