Дурные последствия преступлений живут дольше, чем сами преступления.
Шарль мгновенно переменился в лице. От натянутой улыбки ничего не осталось, губы вновь сжались в тонкую линию, а в глазах бушевало столько разных эмоций, что Лалльман не мог понять, какая из них берёт верх над его парнем. Он видел как сжалась Манон, девушка будто стала ещё меньше и незаметнее. Будто она хотела раствориться и исчезнуть. Шарль взглянул на неё ещё раз и сказал: — Ты не могла. Ты бы не сделала этого. — Но это именно то, что я сделала, — пожала плечами Демисси. Шарль развернулся и быстро, едва не срываясь на бег вышел из студии. Лука побежал за ним, оставляя на собой, плачущую Манон и оставшихся недоумении друзей, что стояли в коридоре и сами о чем-то активно спорили. Лалльман сосредоточился на быстро удаляющемся от школы Мюнье. Мысли в его голове путались, и он не до конца понимал, что произошло. Холодный ветер обжигал горло, он неожиданно понял, что выбежал на мороз без куртки, и всё это грозило как минимум простудой. Парень отмахнулся от этих мыслей также легко, как от снежинок, что больно царапали лицо. Началась метель. Тяжёлые свинцовые тучи затянули небо, лишая город солнечного света. Путь до парковки казался Лалльману бесконечным, его пальцы покраснели от холода, и он едва смог найти машину Мюнье. Внутри парня не оказалось, и Лалльман принялся оглядываться вокруг, пытаясь различить знакомый силуэт сквозь снег. Но Шарль будто бы растворился. Лука отбросил промокшую чёлку с лица и обошёл машину. Мюнье сидел на корточках, прислонившись затылком к дверце машины. Лалльман присел рядом и осторожно коснулся плеча парня, но тот его будто не заметил. Шарль прижимал руки к лицу и что-то неразборчиво шептал. «Она не могла», — раз за разом повторял Шарль. Его голос срывался, Лука отчетливо слышал слезы и рыдания, которые рвались наружу из Мюнье, но тот из последних сил их сдерживал. Глаза и нос Мюнье покраснели, как и руки. Лалльман медленно развернул парня к себе и обнял, чувствуя, как Шарль осторожно ответил на объятия и уткнулся в его плечо. Впервые он увидел его таким разбитым и слабым. — Отпусти себя, — прошептал Лука, поглаживая волосы Шарля. — Будет только хуже, если ты будешь сдерживаться и копить всё в себе. Кричи, плачь, никто тебя здесь не увидит, а я никому не расскажу. Лалльман почувствовал, как Шарль сжал его сильнее в объятиях, а по телу Мюнье пошла дрожь, его сотрясало в рыданиях. Его разум был заполнен страхом и тем, что он порождает: обидой, злостью. Мюнье чувствовал себя слабаком, который ничего не может сделать в ситуации, в которую сам себя загнал. Он разозлил Демисси, и та ударила в ответ. Ударила по одному из самых больных мест Шарля. Отец попросил его не паниковать раньше времени, но было слышно, что мужчина и сам в состоянии близком к панике. Эта новость сильно подкосила старшего Мюнье, но он постарался собрать все свои силы, чтобы действовать по зову разума, а не сердца. Мужчина связался со своими адвокатами и попросил взяться за это дело. Мужчина уже трижды пожалел, что не заставил девушку нотариально заверить их соглашение. Мюнье старший в очередной раз разочаровался в женщинах. Шарль не знал как выразить то, насколько он был благодарен Луке за возможность быть слабым в тот момент. За то, что он без стыда мог показать свою сломленность. Что он мог довериться Лалльману, что тот мог защитить и скрыть его своими объятиями от всего мира, пока он даёт волю своим эмоциям. Лука начинал дрожать от холода, пальцы уже перестали его слушаться, он не чувствовал пальто своего парня под ними, одежда промокла насквозь, когда Мюнье осторожно отстранился от него. Снегопад утих, превратившись в морось. Всё утопало в серых цветах. Будто вместе с эмоциями Шарля утихла и погода. — Ты замёрз, и скорее всего заболел, — прошептал Шарль. — Прости, садись в машину и снимай мокрую одежду. Лука медленно встал, мышцы одеревенели от долгого сидения на холоде в не самой удобной позе. Он забрался в машину и включил обогрев. Его пальцы не гнулись, как и пальцы Мюнье. Их обоих трясло. Шарль нахмурившись стянул с Луки промокшую байку и майку, а после набросил плед, который всегда возил с собой в багажнике. Шарль замечал признаки обморожения на теле Луки, успешно игнорируя точно такие же у него самого. Он резко уменьшил мощность обогрева до комнатной температуры, проигнорировав недовольство Луки. — Нельзя резко отогреваться. Потерпи. Скоро будем дома, — ответил Мюнье, заводя автомобиль. — Блядь! Парень вцепился в руль. Одна проблема отвлекла его от другой, но злость на себя никуда не ушла. Нашел время и место для срыва. Из-за своей дурости навредил не только себе, но и Луке. Чем он лучше Демори? Эта мысль стала ударом под дых. Демори оставил на Луке синяки, а Шарль… Чуть не заморозил до смерти! Он в очередной раз взглянул на взъерошенного и обеспокоенного подростка в зеркало, отмечая красные уши, руки, нос. Он старался ехать так быстро, насколько позволяла погода и его собственное состояние, но это было недостаточно быстро для него. Мокрые вещи неприятно липли к телу и будто тянули куда-то вниз. От тепла начинало клонить в сон, а чувствительность возвращалась медленно. Он не собирался рисковать жизнью Луки или своей жизнью, поэтому не ускорялся. Мюнье впервые настолько был благодарен за то, что его дом подразумевал подземный паркинг. Парень разбудил задремавшего Луку, и они поднялись в квартиру. Там Шарль поспешно начал скидывать с себя одежду. Борясь с желанием забраться в горячую ванну или душ, парень переоделся в чистые сухие вещи и пошёл на кухню. Он замёрз не так сильно, как Лалльман, но чувствовал неприятное першение в горле. Лука сидел на кухне в одних боксерах и кутался в плед. Мюнье пытался вспомнить ещё хоть какие-то способы помочь, но организм так устал от переживаний и холода, что был готов отключиться в любой момент. Мюнье заварил горячий чай и заставил выпить Луку вместе с ним несколько кружек. После они направились в спальню, где проспали до позднего вечера. Для Шарля не было удивлением, когда он проснулся рядом с пылающим Лукой. У парня был жар, он сильно потел и много ворочался. Шарль, выпив таблетку от головы и приняв душ, почувствовал себя гораздо лучше. Последние симптомы обморожения пропали. Решив не откладывать ничего в долгий ящик, Мюнье померил спящему парню температуру и, увидев цифру 38,9, мгновенно вызвал врача. Лалльман не просыпался. Шарль намочил свою майку и положил на лоб парня. Предпринимать что-то ещё он попросту боялся. Из симптомов у него была лишь высокая температура и переохлаждение. Собственная температура Мюнье близилась к температуре Луки, но он без лишних колебаний принял жаропонижающее. Ему нельзя болеть, нельзя опять давать слабину. Луке понадобится уход и забота. — Лука, — Мюнье осторожно потряс парня за плечо. — Проснись. Врач пришла достаточно быстро. Она сходу начала заваливать Шарля тонной вопросов, ответы на которые тот не знал. Есть ли у Луки аллергия? Были ли операции? Какие заболевания переносил? Прививки? Шарль был сбит с толку. Женщина покачала головой и настояла на том, чтобы осмотреть самого Мюнье. У него была ангина на ранних стадиях, как позже оказалось у Луки тоже. Врач сказала, что это не единичные случаи. В этом году многие слегли с ангиной из-за переменчивой погоды. Она покачала головой, выписала обоим антибиотики, жаропонижающее и полоскание горла. — И ближайшие два дня не вставать с кровати, не дай бог на улицу. Попросите кого-нибудь из знакомых сходить за лекарствами и не высовывайтесь по возможности из комнаты. Только отдых, лекарства и много теплого питья. Встретимся с вами в пятницу. И женщина ушла. Шарль намеревался пойти в аптеку, но после нескольких весомых аргументов от Луки, которые больше походили на угрозы, остался, а Лалльман позвонил Яну. Парень пришёл достаточно быстро, он отдал вещи Лалльмана, который тот оставил в школе и сходил в аптеку. Лалльман не вставал с кровати до самого утра. Шарль несколько раз за ночь менял компресс, следил за приёмом лекарств, сам с недовольством принимая те же самые микстуры. — Ты спал? — спросил утром Лалльман. — Мне не спалось, отдыхай, — Мюнье коснулся губами лба парня, пытаясь понять есть ли температура, но сдался и просто передал Луке градусник. — Пойду сделаю что-нибудь на завтрак. — Нет, Шарль, ляг и поспи. Если ты умрешь, никому лучше не будет, мне уж точно, — упрямо заявил Лалльман. Температура спала до 37,5, и парень хотел просто отрубить себе голову. Он осторожно встал на ноги, пару секунд постоял, пока комната не перестала плыть и подошёл к Мюнье, осторожно подталкивая того к кровати. Очевидно организм Шарля настолько устал, что Лалльану ничего не стоило подтолкнуть и «уронить» шатена в кровать. Он накрыл парня одеялом и поцеловал в лоб. Лука сходил в туалет и отправился на кухню. Не то, чтобы он был слишком голоден, скорее понимал, что ему необходимо питаться, чтобы быстрее избавиться от болезни. Парень выглянул в окно, на улице светило солнце, тучи разогнало, и Лалльман решил открыть окно чтобы впустить немного свежего воздуха. Про то, что он готовил кашу, он вспомнил лишь, когда молоко начало выкипать и пачкать варочную панель. Парень выругался и продолжил готовку. Через пятнадцать минут он довольный результатом оставил кашу остывать. Телефон Шарля зазвонил где-то в глубинах квартиры. Лалльман ответил отцу Мюнье. Тот сказал, что они с Нико приедут во Францию в ближайшее время, и хотели узнать смогут ли они остановиться у Шарля. Лука хотел много чего спросить у Мюнье старшего, но только сказал, что они будут рады их приезду, но предупредил, что они оба слегли с ангиной из-за отвратной погоды во Франции. Выслушав рекомендации от отца своего парня и пожелания скорейшего выздоровления, Лука принялся за свой завтрак-обед. Аппетита не было совсем, парень механически съел целую тарелку каши, даже не заметив. Он наложил ещё тарелку и отнёс в спальню. На телефоне Шарля прозвенело напоминание: «Лука, антибиотики». Лалльман закатил глаза. Мюнье поставил напоминания на неделю вперёд. Он разбудил спящего парня, заставил того поесть и принять лекарства. «Что Элиотта заставлял таблетки пить, что Шарля», — монотонно подумал парень, укладываясь обратно в постель. Следующие несколько суток прошли в похожем режиме. Лука и Шарль поочередно просыпались, готовили что-то поесть, ругались из-за забытых лекарств. Успели даже ненадолго разойтись по разным комнатам, оставив лекарства на нейтральной территории, на кухне. Облегчение пришло на четвертый день. Температура пропала, но горло продолжало болеть. Лука и Шарль убирали дома к приезду семейства Мюнье. Полиция решила не тянуть и практически сразу передала дело в суд. Слушание назначили через несколько недель, и это не способствовало хорошему настроению Шарля. Он по несколько раз в день пытался дозвониться до Демисси, но безрезультатно. Он написал несколько сообщений, после Манон заблокировала его отовсюду. Отец Мюнье сказал, что девушка непреклонна и не собирается отступать и попросила больше её не беспокоить, иначе она расценит звонки Шарля как угрозы. Лука не узнавал своего парня. Тот был сам не свой: не высыпался, мало ел, грубил, часто избегал всех. Лалльман контролировал чтобы тот принимал лекарства, но дальше не лез. Он не знал, что делать и что говорить. Отец Мюнье пытался его подбодрить, но Лалльман и сам понимал, что ситуация не из приятных. Невозмутимым оставался только Нико. К удивлению всех парень вёл себя максимально спокойно. Джессика, приехавшая с ним, рвала и метала. Она знала всю ситуацию, но не считала Нико чудовищем. Тот же в свою очередь старался сделать всё, чтобы мирно разрешить конфликт. Не препятствовал расследованию, давал показания, не отрицал, не грубил. Парень понимал, что для него уже итог предрешён. Всё, что ему оставалось — пытаться смягчить приговор до минимума. Шарля мысль о том, что брат в ближайшее время отправится в тюрьму, совсем не грела. Это произошло в пятницу за несколько дней до слушания. Лука уже выздоровел и вернулся в школу к тому времени. Он попрощался с друзьями, которые лишь сочувственно провожали его взглядом, и пошёл в сторону остановки. На парковке он заметил автомобиль Шарля и выругался. Его же попросили не подходить к Манон. Лука поторопился, надеясь что успеет переубедить Мюнье до того, как тот совершит, чтобы он там не задумывал. Но опоздал. Манон и Шарль стояли в тени деревьев. Под глазами Мюнье залегли тени, что было хорошо заметно в свете дня. Лалльман сжал руки на портфеле и уверенно направился к ним. — Манон! Я умоляю тебя, забери заявление, откажись от показаний! Ты же знаешь, что его ждёт в тюрьме! Не срывай свою злость и обиду на моём брате! — в голосе Мюнье было столько мольбы и раскаяния, что ей можно было бы наполнить океан и утопить в нём кого-нибудь. Он был сломлен. — Я не зла на тебя. Это наше с Нико дело. Ты вообще никак к этому не относишься, — тихо ответила девушка. — Нет, ты делаешь это не чтобы тебе стало легче. Ты хочешь ранить меня. Хочешь унизить и уничтожить. Давай! Скажи, чего ты хочешь? Я сделаю всё. Только не дай моему брату отправиться за решётку. — Я больше ничего не хочу ни от тебя, ни от твоей семья, Шарль Мюнье. Это было последнее нерешённое дело, которое оставалось между мной и Нико, — девушка не собиралась отступать. — Я читала его письма с извинениями. Может это бы и сработало, будь я чуть наивнее или более мягкотелой. Он просит дать ему шанс на то, чтобы он смог исправиться и стать хорошим человеком, но он совершил преступление. И он должен за него ответить. Я отзову обвинение, в угрозах, остальное решит суд. На этих словах девушка развернулась и ушла. Не говоря ни слова, Шарль и Лука сели в машину Мюнье и вернулись в квартиру. На кухне их встретил Николя. Его улыбка выглядела всё более и более натянутой с каждым днём, что приближал их к заседанию. Ужин был больше похож на последнюю трапезу. Все сидели молча, механически пережёвывая еду, в один момент Шарль просто встал из-за стола и вышел. Лалльман уже поднялся, чтобы пойти за ним, но Нико взял его за руку и покачал головой. Николя встал и сам ушёл вслед за братом. Ужин продолжился в тишине. Нико нашел Шарля в спальне. Николя с улыбкой осмотрел то, как сильно преобразилась комната его младшего брата. Шарль всегда был жутким перфекционистом. Теперь повсюду лежали книги, тетради, учебники, на стуле висела байка. И то, что Мюнье младший позволял такое другому человеку в своей комнате, говорило о многом. Нико сел рядом с братом и легонько толкнул его в плечо. Шарль повернулся к брату, но так ничего и не сказал. — Если ты решил продолжать отталкивать всех от себя, то пожалуйста, — сказал Нико. — С остальными ещё успеешь наговориться и наладить отношения. А вот у меня на ближайшие несколько лет очень плотные планы. Вряд ли ты вообще впишешься в них. — Может ты не будешь хотя бы сейчас разводить фарс? Тебя посадят, Нико. В настоящую тюрьму, это не шутка. Это… — Шарль начал нервно тереть переносицу. — Это не твоя вина, — Николя прервал брата, зная любовь того брать всю ответственность на себя. — Шарль, ты сделал всё, что ты мог. Не вини себя за мои поступки. Я должен был думать о последствиях своих поступков. Ты наоборот всегда пытался наставить меня на путь истинный, ты спас мне жизнь в конце концов! И всё что делал я в благодарность это вёл себя как мудак. И не надо спихивать это на мою психическую нестабильность. Ты лучший брат на свете, Шарль. И это мне нужно извиниться перед тобой, пока ещё есть время. — Люди возвращаются… — запротестовал Шарль. — Конечно, и я вернусь. Просто до того, как я уйду, я хочу чтобы ты перестал себя винить. Не смей закрываться и отталкивать людей. Лука ходит как тень и боится лишний раз рот открыть, — усмехнулся парень. — Мне кажется ты его пугаешь. Ты всех пугаешь. — Может сбежим? Организуем побег? Подстроим твою смерть и начнем новую жизнь где-то далеко? — Шарль, я уже достаточно взрослый, чтобы отвечать за свои поступки. Тебе пора перестать волноваться за меня и разбираться в своей жизни. Как бы ни обернулось всё, знай, что ты самый классный брат. — Тебе не страшно? Мне до жути страшно. — Да, мне тоже. До усрачки страшно. Я надеюсь, что не обделаюсь посреди зала суда. Я даже прошёл небольшие курсы самообороны. Вряд ли они сильно помогут против целой кучи уголовников, но посмотрим как долго я продержусь, — криво усмехнулся Николя. — Даже не шути так, — резко оборвал Шарль. — Братишка, — рассмеялся Нико. — Страх убивает всё на своём пути. Он завладевает всем твоим существом. Не позволяй ему этого. Подумай о любви. Когда ты любишь, тебе не страшно. Сконцентрируйся на этом, любовь всегда победит страх. Мысль о том, что ты любишь меня, что заботишься обо мне не давала мне сдаться в худшие времена. Я всегда знал, что есть как минимум один человек, которому не безразлично моё существование. Хоть у нас и были напряжённые отношения. А сегодня, сегодня мы будем веселиться. Вставай, нет времени на твою скорбь. Собирайся, я планирую напиться в хлам в каком-нибудь клубе.***
Через четыре дня состоялось слушание. Манон не стала упоминать угрозы, суд учёл все смягчающие обстоятельства, сотрудничество и чистосердечное признание, справки от психотерапевта Николя. Шарль держался изо всех сил, а Лука сидел рядом с каменным лицом, чувствуя как сильно Мюнье сжимает его запястье, с неудовольствием отмечая синяки. Нико держался молодцом. По нему даже нельзя было сказать, что он только что вышел из двухдневного запоя. Парень был вежлив, галантен и не болтал лишнего. Приговор суда как и планировалось свели к минимуму. Штраф в размере двухсот тысяч франков и ограничение свободы сроком на полтора года. Приговор вступил в силу в момент оглашения. Николя из здания суда отправился сразу в колонию. Но Мюнье старались не падать духом. При «хорошем поведении» Нико могли освободить через год. Все надежды Шарля рухнули в один момент. В феврале сообщили, что Николя Мюнье мертв. Драка. Во время прогулки на него напали. Надзирателям было плевать на потасовки между заключёнными. Никто не заметил, что у одного из заключённых был осколок стекла. Лука остался один лицом к лицу с тремя убитыми горем людьми. Смерть Нико можно было описать не иначе как чудовищной. Множество глубоких рвано-резаных ран. Руки, ключицы и шея. Парень умирал медленно, захлёбываясь собственной кровью. Он был ещё жив, когда нападавших оттащили, но было слишком поздно. Судмедэксперт рассказывал это будничным тоном, будто читал прогноз погоды. Лалльман настоял на своем присутствии, о чем сильно жалел, но он не мог позволить Шарлю пойти только с отцом и Джессикой. Это был первый раз, когда Лука увидел мёртвого человека. Мёртвого человека, которого он помнил живым.