Вернуть самое дорогое

Вот так через неделю меня и отправили восстанавливать Лондон. Волшебник нисколько не преувеличивал - город лежал в руинах. Особенно пострадал, конечно, центр, где и произошли основные неприятные события. Однако досталось и окраинам - от тех немногих афритов, коим удалось улизнуть от нас с Натаниэлем. [Я все гадал, как же они смогли так попортить здания в одиночку. Пока работающий вместе со мной джинн не просвятил, что изрядный вклад внесли волшебники, преследовавшие и уничтожающие несчастных гибридов любыми под руку подворачивающимися способами. На одного даже извели весь... Нет, и вспоминать об этом не хочу!] Что ж, мне было не привыкать. Восстановление порушенного города мало чем отличается от его возведения. Чертов город! Я всегда ненавидел его. И теперь, перетаскивая камни и разгребая обгоревшие обломки, жутко страдал под его непрекращающимся моросящим дождем. Нет, иногда я, конечно, забывался. Начинал шутить и подтрунивать над духами, ставшими моими товарищами по несчастью. Таков уж мой неунывающий характер. Иногда я забывался и начинал ждать вызова. В кабинет с огромным пентаклем, где за столом сидит, небрежно откинувшись на спинку стула, наглый мальчишка. Но реальность быстро выдергивала меня из грез, стоило только взглянуть на здание парламента, которым некогда так бредил Натаниэль. Тосковал ли я по нему? Наверное, да. По крайней мере, нестерпимая боль в сущности не затихала ни на миг. Я старался не вспоминать, через что я прошел после гибели Птолемея. Но тогда я испытывал гнев на него. Я был в ярости, что он все решил за меня, что не дал мне выбора. И этот гнев позволил мне продержаться в самые тяжелые годы, когда боль была слишком сильна. На Натаниэля я не злился. Тепло, благодарность, растерянность от неожиданности его поступка, осознание, что я был значим для него - все это лишь усиливало боль, а опереться было не на что. Не помогала даже мысль, что он такой мега идиот. Радостно кинулся спасать этот проклятый город, так, словно всю жизнь об этом мечтал. Я бы не стал. Я бы сбежал подальше, в безопасность. Или и вовсе спалил бы этот город к чертям. Я спасал Натаниэля. Итог - у него все получилось. У меня - нет. Наглый мальчишка больше не вызовет меня никогда. Похоронен с почестями. Я же жив и разгребаю под дождем обломки. Как же мне это надоело! Иногда я видел издалека его особняк. Он совершенно не пострадал, и в него постоянно заходили какие-то чужие люди. Мне хотелось полететь и выгнать их оттуда, не дать трогать его вещи, заходить в покои, в которые он никого не пускал. Однажды я заметил там Пайпер. Она здорово продвинулась по карьерной лестнице благодаря восставшим духам. Когда-то она мне даже нравилась. Временами. Ну почему не она?! Я прям даже видел, как она бежит спасать Лондон, волосы растрепались на ветру, в руке посох... Я одернул себя. Это уже слишком. Да, я тосковал по Натаниэлю. Мне было больно, что я не спас его. И мне было до невозможности тяжело копаться в этих обломках. Так, словно даже самый мелкий из них весил, как бетонная плита. Волшебник, вызвавший меня, и в самом деле оказался вполне ничего. Через неделю вкалывания на стройках он снова на неделю отпустил меня. А вызвав, пообещал, что окончательно отпустит, как только основная часть работ будет завершена. Это было бы просто прекрасно для меня. Лондон вызывал все большее отвращение. И я начал впадать в странное состояние, в котором не чувствовал боли, однако и вообще ничего не чувствовал, кроме опустошения, и не мог связно додумать ни одну мысль. В этом состоянии я плохо понимал, что вокруг происходит, и трижды ронял тяжелые предметы на ноги. [Дважды на свои, и один раз - на Лярана, мелкого джинна, частенько работающего рядом со мной. Ляран отличный парень, и даже не пришлось шибко долго извиняться. И все же как-то неловко получилось.] Хуже всего, что все вокруг было связано с Натаниэлем. Куда ни глянь, везде сплошные воспоминания. Вон там мы с ним прятались от слуг Лавлейса. А вот здесь за углом находится магазин, откуда я таскал ему без конца подушечки. А если пройти чуть подальше, то будет улочка, на которой я случайно сбил его с ног, когда он в очередной выпендрежной новой рубашечке и со стаканчиком кофе на вынос шел на очень деловую встречу с какой-то девицей из министерства. А еще дальше - площадь, где я, будучи в хорошем настроении, одарил Ната парочкой комплиментов, и он так разъярился, что принялся топать ногой и изрыгать проклятия прямо среди толпы. Впрочем, она тут же поспешно разбежалась. [Ну кто ж знал, что хвалить его выбор одежды, а именно объемных штанов, так удачно скрывающих его тощую попу, чревато такими последствиями? Нефертити вот всегда нравилось, когда я восхищался ее нарядами.] Все бы ничего, но дальше в череде воспоминаний шел парламент. И Сент-Джеймс парк. Хорошо, что хотя бы не вызвали работать над завалами Хрустального дворца. С волшебников бы сталось. Другие духи казались мне слишком беспечными. И, несмотря на их желание общаться, я начал избегать общения с ними. Предпочитая все свободное время проводить в одиночестве, подальше от всех этих продолжающих жить счастливо. Однажды в череде бесцветных однообразных дней выдался вполне неплохой денек. Выглянуло наконец-то солнышко, и под его теплыми лучами я немного оттаял. Даже болтовня Лярана и Нинеи, еще одной джинши в нашей компании, не казалась такой раздражающей. Работали мы на окраине, и я чуть выдохнул, свободный от болезненных напоминаний. Нинея рассказывала нам о Шри-Ланке, где провела многие годы на чайных плантациях. Я слушал с огромным интересом. Никогда не доводилось там побывать. Работенка тоже была довольно легкой. Тут уже все было подчищено, и мы укрепляли поврежденный фасад, чтобы впоследствии класть штукатурку. Райончик был волшебничий, довольно дорогой, но не из самых престижных. Здесь жили, очевидно, мелкие чиновники. Да и вон они, снуют повсюду с чрезвычайно важными лицами. А значит, на премьеру Мейкписа их не приглашали. Я беззастенчиво пялился на их излишне вычурные дома, призванные компенсировать недостаток могущества, и такие же вычурные одеяния. Работа наша подходила к концу, ожидался приятный свободный вечерок, так как вряд ли волшебникам захочется заниматься перераспределением под завершение рабочего дня. [Выжившие волшебники в большинстве своем были либо рассеянны, либо ужасно ленивы.] Шумели листья на деревьях, грело солнышко и краской воняло не особенно сильно. Серьезный дородный волшебник, проходя мимо, зацепился полой длинного магического плаща за строительные леса и с размаху сел на задницу. Его магическая трость просвистела в каком-то метре от меня и нырнула в ведро с цементом. Хороший денек. Я обратил вдруг внимание на здание напротив. Это был какой-то мелкий музей, что-то вроде магического прикладного искусства или подобной херни. Но заинтересовало меня не это, а внезапный архитектурный стиль, какая-то миниатюрная готика. Я видел подобные строения, только все они, в отличие от этого, поражали мощью. [Факварл любит рассказывать, что когда он был...] Я отшвырнул от себя шпатель и взмыл в воздух. Все, завершат работу сами, благо, чуть-чуть осталось. А с меня хватит хорошего денька. - Бартимеус, ты куда это? - возмутилась было Нинея, но Ляран придержал ее за плечо и только рукой махнул да головой покачал. Несколько минут полета над окраиной - и я приземлился на крышу полуразрушенного строения, устроившись на куске арматуры. Здесь не было ни души. Внизу мирно катила свои воды грязная речушка, по которой мы с Натаниэлем когда-то давно брели на вокзал, мстить Саймону Лавлейсу. Я в облике бледного растрепанного темноволосого мальчишки отстраненно смотрел на поблескивающую рябь и чувствовал себя как никогда потерянным. Я лишился всего и всех. Весь мой мир рухнул. Так для чего же я вообще все еще здесь сижу? В поле моего зрения возникло некое движение, и я невольно начал за ним следить, даже не делая попыток анализировать. Это оказалась юная девочка, белокурая, с трогательными кудряшками, прихваченными голубой заколкой. Еще подростково нескладная, в длинном сарафанчике и босоножках, великоватых для ее изящных ступней. Я наблюдал, как она легко идет в мою сторону, перескакивая с одного обломка на другой, по самому краю крыши. Или дух, или акробатка. Я отвернулся, показывая, что общаться не намерен. Девочка уселась рядом и аккуратно поправила сарафанчик на коленях. - Ага, Бартимеус. А я-то смотрю и гадаю - ты или не ты, - проговорила она вдруг. - Столько лет прошло... Я обернулся в изумлении. Малышка кротко мне улыбалась. Где-то я уже видел этот смущенный взгляд. Словно и мухи не обидит. - Ну вот, - кивнула девочка. - Видишь, теперь мне известно твое имя. И больше нет необходимости пересказывать мне свои подвиги, Великий Сакар-аль-Джинни, спасший Лондон. Я уже практически был уверен. И все равно в панике заглянул на седьмой план. Так и есть - девица была афритом. Более того, это был тот самый африт, что чуть не убил меня когда-то в Праге. - Паттернайф! - воскликнул я и попытался вскочить. Но африт положил руку мне на плечо, пригвоздив к месту. - Брось, Бартимеус, - все так же мягко сказала девочка. - У меня уже другой хозяин. И он не приказывал тебя убить. Я остался сидеть, но смотрел настороженно. От афритов ничего хорошего не жди. Паттернайф трогательно подпер щечку рукой и уставился вниз, на речушку. Я же ждал, когда же он наконец уйдет. - Помню, в прошлую нашу встречу ты был такой бойкий и жизнерадостный, - задумчиво проговорил африт. - А чего сейчас сидишь вдруг один и куксишься? Что случилось? Я промолчал было. Но африт пихнул меня локтем и стало ясно, что он не отстанет. А, впрочем, плевать. - Я потерял того, кого любил. Как раз, когда Лондон спасал, - глухо проговорил я. - Все, можешь уже начинать надо мной смеяться. Однако Паттернайф отчего-то не засмеялся. Он отвернулся от реки и внимательно смотрел на меня жалостливыми глазами девчонки. На миг в них даже промелькнуло что-то наподобие понимания. Я тут же насторожился еще больше. Чего это он там изображает? И главное, зачем? Девчонка снова посмотрела на реку. - Знаешь, Бартимеус... А ведь это поправимо, - вдруг сказала она. И снова кротко улыбнулась. - Да неужели? - съязвил я. И поерзал, устраиваясь поудобнее. Что-то сущность от напряжения затекла. - Это правда, - ответил Паттернайф. И надолго умолк. Я было хотел попытаться откланяться и уйти. Хотя вряд ли бы получилось, и все же. Но что-то не давало мне это сделать. Может, африт просто сошел с ума? С его другом Гонорием случилось нечто подобное. - Есть такой дух, - наконец медленно начал африт. - Он вне классификации, могущественнее марида. Живет в пещере в пригороде Лондона, куда его когда-то заточили. Странный он. Совсем не хочет возвращаться в Иное Место. Так вот. Он обладает способностью возвращать утраченное. Паттернайф серьезно посмотрел на меня. Я же не смог удержаться от скептической усмешки. Однако он продолжил как ни в чем не бывало. - Надо лишь зайти в пещеру и позвать его по имени. И он тут же явится на твой зов. Хочешь, я скажу тебе, как его найти? Я пренебрежительно фыркнул. - Лучше скажи, что этот твой могущественный дух запросит взамен. Я развалился на арматуре, ожидая, когда же он начнет уверять, что совершенно ничего. Знаем мы такие штуки. Не вчера родились, не пальцем деланы. Это будет означать только одно - ловушка. Паттернайф, однако, уверять не стал. - Он перечислит тебе все условия, и, вполне возможно, их будет много, - ответил африт, не сводя с меня внимательных глаз. - Если сочтешь трудными, всегда сможешь отказаться. Но если ты действительно хочешь вернуть того, кого любишь, то сделаешь что угодно. Тут я смутился и скептически фыркать перестал. Уж больно проникновенно он говорил. Я кашлянул и заметил: - Никогда не слышал ни о чем подобном. Паттернайф наконец перестал сверлить меня взглядом, пожал плечами, отчего белокурые кудряшки весело заколыхались, и немного расслабился. - Секрет этого существа известен маридам и некоторым избранным афритам, - тут он кокетливо улыбнулся. - Но им редко вдруг хочется возвращать утраченное. А от джиннов подобные тайны обычно скрывают. Так что, считай, я сделал тебе огромное одолжение. Уж больно вид у тебя несчастный. Так что, координаты пещеры дать? Я задумчиво почесал бледный мальчишечий нос и кивнул. Пусть будет. Мы еще немного поболтали с Паттернайфом ни о чем. Вспомнили Прагу и старика Глэдстоуна. Я благодарил за секретную информацию. Однако бежать звать духа не спешил. Я еще не совсем идиот, чтобы меня влегкую разводили всякие африты.