Скорость — его второе имя

      — Давай ключи. Ты надрался в хлам, — спокойно говорит мужчина.       Реакция Сехуна, по правде говоря, сбивает его больше, чем сам факт произошедшего поцелуя. Чанёль вырос из того возраста, когда подобным вещам можно было придавать особое значение, пытаясь запутать сердце в любовных нитях. Поцеловал так поцеловал. Пак и переспать мог за просто так. Без лишних чувств. И это прекрасно понимали другие. Он делал это, чтобы забыться, однако теперь в голове настойчиво засел необузданный О Сехун.       — Кто тот парень с серьгой в ухе? — внезапно выпаливает младший, затягиваясь сигаретой, которой Чанёль великодушно делится с ним. Он всеми силами старается утихомирить собственный пыл.       — Не твоего ума дела. Оставим этот разговор на потом.       В воздухе повисает гнетущая атмосфера, а внутри покалывает от ожидания нового скандала, которого, если честно, совсем не хочется. Тем не менее Сехун только и делает, что выбрасывает окурок на холодную землю и молча забирается в свой автомобиль.       Мотор заводится тихо, за окнами проносится знакомый пейзаж. Клуб всё так же сверкает разноцветными огнями: там веселье, кажется, не прекращается ни на минуту. В этот момент почему-то ему отчаянно хочется всё бросить, забыться и вернуться к обычной жизни. Только совесть настойчиво грызёт парня: впивается в глотку и заставляет захлёбываться собственной бесполезностью. Разве он сможет жить беззаботно?       Из мыслей, которым мальчишка даёт себе волю, выводит басистый голос:       — Куда едем?       О не придаёт значения словам, пока до него не доходит, что за рулём сидит Пак Чанёль, а не он сам. Да и какая, к чёрту, разница?       — Домой… — бормочет невнятно, ощущая, как тяжёлые веки постепенно закрываются. Хочется спать.       Младший не помнит, когда успевает провалиться в небытие, но сон проходит лишь на парковке возле дома. Слегка приоткрытые пухлые губы и чуть дрожащие ресницы говорят о том, что он окунулся в мир грёз, словно ребёнок, который до этого никогда не пробовал ничего крепче чая.       Его будит чанёлевская крепкая ладонь. Пак тормошит юношу, однако, не получив ответной реакции, грубо вытаскивает того из автомобиля, сопровождая свой подвиг бурными возмущениями.       — Куда мы? — цепляется пальцами за чужую куртку, дабы совсем не потерять равновесие. — Я просил отвезти меня домой.       — Завтра поедешь домой.       Блёклый свет лампочки навязчиво играет с воображением, вырисовывая различные силуэты на стенах квартиры, куда привёл его гонщик. Никто из местных жителей не знает, чем тот занимается на протяжении дней и ночей. Никто не знает, что он хранит в прокуренном помещении и как ему удаётся существовать без, казалось бы, постоянной работы, при этом обладая немалыми суммами на счету. Место, где Пак обитает, выглядит потрёпанным и забытым.       — Тяжёлый.       Чанёлю приходится приложить усилия, чтобы поднять Сехуна с пола и перенести на кровать.       — И что мне теперь с тобой делать? — спрашивает у спящего парня. Чужая футболка задирается чуть ли не до самого подбородка, открывая мужчине взор на красивое подтянутое тело. Рука в какой-то момент дёргается: холодная ладонь опускается на бледную кожу, и та мгновенно покрывается мурашками. Он завороженно обводит рёбра кончиками пальцев, скользит по животу и замирает у кромки чужих штанов.       — Совсем не может о себе позаботиться.       Чанёль позволяет себе подумать о большем, чем о недавнем поцелуе в ночном клубе, но быстро отгоняет подобные мысли. Не время развлекаться.       Затягиваясь в очередной раз косяком и пропуская едкий дым себе в лёгкие, он смотрит на плакат рок-группы, о существовании которой все уже давно забыли: вглядывается в пожелтевшее пятно на лице гитариста, смотрит на оторванные обои, что, скрутившись в соломку, свисают вниз, и не понимает, как до такого дошла его жизнь. Только тихое сопение рядом даёт понять, что он всё еще кому-то должен.       Сехун невольно жмурится во сне, когда ощущает на лице чьё-то горячее дыхание. С трудом открыв глаза, первое, что он видит перед собой — лицо Пак Чанёля. О замирает, прислушиваясь к чужому дыханию, мысленно выстраивая из событий прошлого вечера пазл, однако, кроме того, что он хорошо выпил после напряжённой гонки, больше ничего не вспоминает.       От навязчивых мыслей становится не по себе. Младший всё же прилагает усилия и выбирается из кровати. Чанёль сперва издаёт пару невнятных звуков, но потом как ни в чём не бывало продолжает мерно посапывать в подушку.       Добравшись до кухни, Сехун обнаруживает пачку чужих сигарет на столе, внутренне ликуя: выуживает одну и садится на подоконник, неумело закурив, дым выпуская в открытую форточку. Он бы никогда не подумал, что «король дорог» живёт в такой дыре — её и домом-то стыдно назвать.       Чанёль встаёт достаточно поздно. Последние ночи были бессонными, долгими и напряжёнными. Он поднимается с постели и, щеголяя голым тросом, проходит на кухню, где и находит Сехуна. Вчерашняя ситуация не оставляет его равнодушным, тем не менее темы подобного характера с утра поднимать не хочется.       — Я в душ.       Когда мужчина пропадает за дверью ванной комнаты, О сползает с подоконника. Голова слегка гудит от крепкого алкоголя, а после визита старшего начинает неприятно пульсировать. И что на него находит? Стараясь не зацикливаться на собственных мыслях, Сехун спешит затушить сигарету и вернуться в комнату — ему тоже не помешает привести себя в порядок.       На прикроватной тумбе стоит фотография улыбающегося Чанёля в компании его друзей: по правую руку виднеется знакомый красноволосый паренек, чуть поодаль красуется Чонин с растрёпанным видом, а с левой стороны — Чунмён. Никогда прежде Сехун не видел столь жизнерадостной и непринужденной картины. Брат несомненно был счастлив среди пыльных дорог, в компании рычащего мотора и безбашенных друзей — гонки были не только его нишей, но и жизнью. Увы, младший об этом никогда не догадывался. От этого к горлу подкатывает противный ком, который с трудом удаётся проглотить.       — Что ты делаешь?       Появившийся в комнате Чанёль очевидно не испытывает восторга от чужой любопытности, тем более в отношении единственной фотографии в доме. Он недовольно смотрит на парня, небрежно поправляя пряди непослушных волос, и разворачивается в противоположном направлении.       — Это ведь было не так давно? — даже если и так, прошлое не вернуть. Сехун не настаивает, хоть ему и любопытно узнать, как брат проводил время. Любая зацепка может привести к разгадке его смерти, но Пак упорно молчит — кто-то заставил его прикусить язык, и в этом юноша был уверен.       — Собирайся. Мне некогда с тобой возиться.       Чанёль бросает влажное после душа полотенце в сторону кровати и надевает поношенную чёрную футболку, а на бёдра натягивает рваные джинсы. Он взглядом скользит по комнате и, дойдя до порога, слегка приподнимается, доставая из-под старой деревяшки драгоценную вещь, пока Сехун обувается в прихожей.       — Разве сегодня не будет гонки? — интересуется младший, когда Чанёль прощается с ним на полпути. Это кажется странным. Пак так гордится своей командой, что должен быть готов к старту в любую секунду. Чем же он зарабатывает на жизнь, помимо гонорара за первые места? Вряд ли такой высокомерный человек, как Чанёль, подрабатывает тем же официантом.       Заинтригованный, О следует за ним, когда выпадает возможность. Чанёль ускользает вглубь многоэтажных домов, изредка оглядываясь по сторонам. В кармане нащупывает небольшой мешочек, будто пытаясь удостовериться в его наличии. Он минует несколько кварталов и сворачивает на давно забытую всеми тропу: мёртвая тишина окружает со всех сторон, как и выцветшая трава под ногами. Извилистая дорога всё чаще пропадает из виду, словно ускользающая змея. Вдали постепенно вырисовываются очертания большой заброшенной постройки — двухэтажное кирпичное здание, потемневшее от времени.       Мужчина, долго не думая, ныряет внутрь. Сехун за ним.       Под прогнившим потолком и ржавыми креплениями царит полумрак. В воздухе отчётливо витает запах мерзкой плесени и сырости, и лишь гулкие шаги создают эхо в покинутом людьми местом.       Ослабив бдительность, младший не сразу замечает, как Чанёль останавливается в дверном проеме. Светлые пряди волос, как назло, лезут в глаза, и Хун раздражённо прячет их за ухо, вглядываясь, пытаясь понять, что будет происходить дальше.       Гонщик секунд десять молча прожигает взглядом пожелтевшую стену, а затем с металлическим отзвуком в голосе прорезает тишину:       — Выходи. Я знаю, что ты здесь.       Сехун задерживает дыхание, прислушиваясь к бешеному стуку сердца, и только потом показывается из-за угла. Он уверен, что передвигался неслышно.       — Настолько не доверяешь мне?       — А должен?       Позади возникает настораживающий шорох. Галлюцинации, или же в здании есть кто-то ещё? Чанёль вмиг замолкает, а затем оборачивается, прислушиваясь к звукам — чем ближе, тем отчётливее слышался стук.       Одним движением он прижимает младшего к стене и вспотевшей ладонью накрепко зажимает тому рот.       — Тихо. А теперь послушай меня, — горячий раздраженный шепот обжигает ухо. — Сейчас здесь появятся люди, которые не должны были тебя видеть. Прикуси язык и не отходи от меня ни на шаг.       За соседней стеной раздаются грубые мужские голоса, а тяжёлые шаги скрипучих ботинок вот-вот настигнут свою цель. Сехун задерживает дыхание намертво, несмотря на то, что старший уже ровняется с ним. О чём, чёрт возьми, он говорит? Кто эти люди?       — Кого ты притащил на этот раз? — грубый смешок слетает с чужих губ, когда из полутьмы показываются две крупные фигуры.       — Он со мной.       — Показывай товар, — тот, что повыше, сплёвывает в сторону и выходит на свет, представая перед Сехуном мужчиной с многочисленными татуировками и ярко-рыжими волосами.       — Добро пожаловать в мир наркотиков! — торжественно разводит руками, словно демонстрируя на ладонях весь этот мерзкий и прогнивший мир.       «Что за… наркотики?!» Прикусив язык, младший ухмыляется. Сехун никогда бы не подумал, что свяжется с нелегалами. Пак оказывается не просто гонщиком с большой дороги.       — Как и договаривались.       Из потайного кармана чанёлевской куртки появляется увесистый мешочек с белым порошком. Главарь хладнокровно кивает в ответ, но насмешливый взгляд не ускользает от парня:       — Мы не договаривались на такое количество. Где остальное?       — Может, твой дружок знает? — мерзко посмеивается тот, что пониже, оголяя гнилые зубы.       — Ты держишь меня за идиота? — цедит Пак.       — Я выполняю свою работу.       Что задумали эти наркодилеры? Неужели решили устроить проверку, почуяв неладное?       Чанёль делает решительный шаг навстречу гостям, насильно пихая товар в руки так называемому начальнику. Вмешивать Сехуна в этот бизнес совсем не хочется.       — Забирайте наркоту и проваливайте к чёрту, — раздражённо говорит полушёпотом, нащупывая рукоятку пистолета в заднем кармане джинсов. Наличие оружия лишь слегка, но всё же успокаивает.       — Вздумал грубить, щенок? — накодилер рывком хватает его за воротник футболки и приподнимает над землей. Злобно пыхтит, глядя прямо в чёрные глаза, готовый в любой момент наброситься, подобно разъярённому псу, на добычу.       — Отпусти его, — внезапно заступается младший, который всё это время выжидающе молчал. Потерять свидетеля убийства брата он не может. — Мы достанем товар.       Чанёль усмехается. Сехун непредсказуем — в этом его изюминка.       — Это уже другой разговор, — мужчина резко отпускает гонщика, толкая вперёд, вынуждая приложить затылком о стену.       Переглянувшись, второй кивает напарнику и вытаскивает из кармана нож. Он оказывается за спиной Сехуна, пользуясь чужой растерянностью.       — Какого черта?.. — шипит сквозь зубы, когда лезвие касается тонкой кожи на шее.       — Он будет нашим заложником до тех пор, пока…       Наркодилер не успевает договорить, потому как в следующую секунду Чанёль вскидывает заряжённый ствол и направляет дуло прямо на него. Оружие снято с предохранителя — рука не дрогнет. Палец на спусковом крючке напряжён до тех пор, пока лезвие не приходит в действие. Раздаётся оглушительный выстрел, нож с характерным лязганьем падает на бетонную плитку. Пока второй пытается понять, что происходит, Сехун толкает бугая в раненое плечо и помогает подняться гонщику.       — Бежим.       Пот выступает на лбу, а дыхание судорожно сбивается. Они бегут к выходу по старым обломкам: никто не позволяет себе остановиться или обернуться назад. Позже, когда крики по ту сторону стихают, а здание оказывает позади, Хун останавливается и переводит дух: щурится, а губы размыкаются, чтобы высказать накипевшее:       — Что, чёрт возьми, происходит?