Хрустальная грань

Гермиона понимала, что с каждым днём становится жестокой к людям, и это пугало её. Она без проблем находила слабые места волшебников и давила на них, когда кто-то приставал к ней или шептался, говоря, что даже Поттер и Рон Уизли кинули её, потому что она зазнайка и не умеет веселиться и то, что она жутко скучная и помешенная на книгах. Гарри печально смотрел на Гермиону, когда та случайно встречалась с ним взглядом в его глазах читалась почти мольба, но Гермионе было ни капли ни жаль, она не хотела мириться с ними, ей и так было неплохо. Она могла за себя постоять. – Я слышала, что Грейнджер спит с Малфоем и влюблена в него, а он лишь использует её, – прошептала Когтевранка своей подруге, которая сидела рядом с ней за столом. Гермиона услышала это и почувствовала, как гнев кипит в жилах. Она встала со скамьи и уверенными быстрыми шагами подошла к двум когтевранкам, которые учились на пятом курсе и увидев её, сжались смотря со страхом на Грейнджер глаза которой горели огнём. – Повтори, что сказала минуту назад мне в лицо, – приказала Гермиона, её голос был твердым и ледяным, как айсберг, обжигая своим холодом. Драко краем глаза наблюдал за Гермионой, думая о том, как она не боясь учителей и нарушая правила не даёт плести о себе грязные сплетни. Карие глаза Гермионы горели огнём, завораживая Драко, её приоткрытые губы, глубоко вздымающаяся и опускающая грудь, вздернутый, как всегда подбородок. Отличница и любимица учителей превратилась в стерву, готовую дать отпор, постоять за себя в любой ситуации. Когтевранки молчали, не моргая и смотря на Грейнджер, которая не думала отступать. Учителя смотрели за этой сценой, будто были зрителями в театре, а остальные актёрами, редко они перешептывались и кивали, но не прерывали разборку не понятно почему. – Повтори! – прорычала Гермиона крепко стиснув зубы и вытащив палочку нацелилась на девушек и их губы задрожали, а в глазах появились слёзы. Первым с места вскочил Поттер, подбегая к Гермионе и желая остановить её, он не видел в этой холодной девушке свою подругу, которую знал столько лет. – Гермиона, прошу не делай этого! Это не ты! – кричал Гарри, пытаясь сдвинуть Гермиону с места, но она стояла на месте, будто столб, не слыша Поттера или не желая слышать. – Гермиона! – очередной крик Поттера и он трясёт её за плечи, и она наконец оборачивается и её карие ледяные глаза зло сверкают. – Никогда не смей трогать меня! Ты мне больше никто и видимо был никем, раз даже не попытался узнать, как я, всё лишь у меня в порядке, когда я перестала с тобой общаться. Я не желаю слышать тебя, Гарри! Ты, черт возьми, сидел бы на месте, слыша, что тебя обзывают шлюхой и говоря о том, что ты спишь с Малфоем, а он использует тебя?! Сидел бы ты на месте, Гарри?! – она кричала так громко, что казалось будто её голосовые связки сейчас порвутся. Ей было так больно и обидно, и она желала сейчас только одного– одиночества и огневиски. Грациозно развернувшись на каблуках, она вышла из большого зала, а шокированные ученики не смели сдвинуться с места, лишь один встал из-за стола, идя вслед за гриффиндоркой и имя его – Драко Малфой. Он знал, куда она так быстро убежала, место, где всё началось. Он понимал Грейнджер, как никто другой и его это пугало он всеми силами пытался оттолкнуть её от себя сделать так, что она ненавидела его так сильно, чтобы он сам не чувствовал себя ничтожеством, делая девушке, которую всю жизнь унижал и оскорблял больно. Да у Драко Люциуса Малфоя есть сердце и оно умеет любить, а он чувствовать. Когда он зашёл в гостиную старост, то увидел картину, которая развеселила его. Грейнджер сидела на диване, напротив окна и пила его огневиски прямо с горла. Он ожидал увидеть её в слезах и снова пытающуюся покончить с собой. – Грейнджер, – протянул Малфой её фамилию, садясь рядом с ней на диван и нагло забирая свою же бутылку огневиски и делая глоток. – Ты уделала Поттера и тех завистниц, у которых своя жизнь скучная, поэтому и обсуждают чужие, – хмыкнул Малфой, смотря на расслабленную Гермиону. – Какого хрена ты делаешь здесь, Малфой? – нахмурив брови, грубо спросила Гермиона, взяв бутылку из рук Драко и поднеся её ко рту сделала большой глоток, чувствуя как горло приятно обжигает напиток. – Считай, что мне тоже хуево и мне нужна компания, – вальяжно развалившись на диване он снова посмотрел на девушку, волосы который растрепались, а галстук и пару пуговиц рубашки были расстегнуты, а мантия вовсе откинута в сторону. – Мне никогда не понять тебя, Малфой, – простонала Гермиона, закрывая лицо руками и тем самым путая волосы ещё сильнее. Ей хотелось кричать от безысходности и придушить тех, кто бросал в её сторону косые взгляды. – Как и мне тебя, Грейнджер,– усмехнулся Драко, наплевав на все свои маски и хоть раз в жизнь, пытаясь быть таким, каким является, а настоящим он был крайне редко, даже с близкими людьми, которых было мало, очень мало. – Плевать, сегодня мне так хреново, что ты кажешься ещё нормальной компанией, хоть я тебя и ненавижу, – ответила Гермиона, явно находясь под действием алкоголя, который тут же подействовал на неё, делая её расслабленной. – Мм... Отлично, тогда ты не будешь против этого, – ухмыльнулся Малфой и Гермиона повернулась к нему лицом, смотря с непониманием и мило нахмурив темные брови, а через секунду, он коротко взглянул в карие глаза и накрывал её губы своими, снимая их в грубом поцелуе. Её губы были тёплыми и мягкими, на них ощущался вкус огневиски и чая с корицей, который, по всей видимости, она недавно пила. Он так долго хотел сделать этого, что совсем свихнулся. Разум кричал остановись, но он не слушал его, чувствуя как Грейнджер раскрывает губы и начинает отвечать на поцелуй, он зарычал, понимая, что сходит с ума, а во всём виновна кареглазая стерва, которую он ненавидит всеми фибрами души, но прекрасно понимает её, потому что сам такой же, как и она. Она плохо соображала, не понимала, что целует врага, но этот поцелуй был таким страстным и будоражащим, что она не могла ответить, целуя прохладные губы со вкусом мяты и огневиски, она чувствовала, что обретает смысл жизнь, как бы глупо это не звучало, в этот момент она будто дышала полной грудью , отдавая при этом всю себя.