Хрустальная грань

Следующее утро началось с расспросов Макгонагалл. Гермиона умела врала, скрывая правду и ведя себя спокойно и даже холодно. Она врала и не чувствовала угрызения совести, и это было для неё дико… было бы раньше, но не сейчас. Сейчас она другая. — Вы уверены, что ничего не помните, мисс Грейнджер? — очередной, и видимо, заключительный вопрос. — Нет, директор, — такой ледяной голос и твердый ответ. Ложь. Но никто и не догадывается, что она, Гермиона умеет лгать. Глупые. — Хорошо, мисс Грейнджер, можете быть свободны, — женщина устало выдохнула, а Гермиона встала с кресла и вышла из кабинета, спускаясь вниз, где она застала Гарри и Рона. — Гермиона, скажи нам правду, — тихо, почти умоляюще сказал Гарри, но Гермиона была непоколебима, она молчала. — Герм, ты ведь лжешь нам! Что связывает тебя и Хорька?! — начал Рон, как всегда беспордонно, и Грейнджер закатила глаза, пытаясь держать себя в руках. — Прости, Гермиона, но Рон прав и мы хотим знать это, — добавил Гарри, и Гермиона ухмыльнулась, чувствуя, как в венах закипает кровь. Она злилась, она ненавидела этой дурацкой опеки Рона и Гарри, будто она была маленькой ничего не знающей девочкой. — Иронично, Гарри, не находишь? — начала Гермиона, смотря в ярко-зеленым прежде родные глаза. — О чём ты, Гермиона? — тихий непонимающий голос, удивленный взгляд зелёных глаз. — Ты убил Люциуса Малфоя. Думаешь, это нормально?! Каким бы он ублюдком не был, ты не имел права лишать его жизни! Ты Чертов убийца, Поттер и просто глупец, если думаешь, что все любят тебя просто так, не будь твоего знаменитого шрама, ты бы был самым обыкновенным и никто бы не обращал на меня внимания, а Рона так бы и считали нищебродом. Вы оба глупцы, если верите этим жалким людям, которые с головы до ног пропитаны фальшью! — она кричала, срывая горло, она кричала так, что стало больно глотать. В уголках глаз скопились слёзы, а на лбу и шее пульсировала синяя венка. — Гермиона… Мерлин, я не верю, что это говоришь ты! Это Малфой так на тебя влияет, он играет тобой! — начал Гарри, видимо, тоже разозлившись не на шутку. Гермиона истерически засмеялась, запрокинув голову вверх, как смеялась Беллатриса Лейстрендж и в глазах Гарри читался испуг. — Ты просто не знаешь меня, Поттер. Настоящую меня! Я всю жизнь была паинькой, лишь бы все были счастливы, я была сдержана и незаметна, но сейчас, когда я всё потеряла мне плевать на это! Я буду собой, я буду говорить то, что думаю не задумываясь о том, может я обижу людей этими словами, я буду вести себя так, как считаю нужным, как нравится мне и мне ПЛЕВАТЬ на мнение таких «героев», как вы! Не будь меня с вами, вы были бы мертвы и никто бы не вспомнил о вас! — она снова кричала, но вернее будет сказать хрипела, её лицо было красным от гнева, а руки крепко сжаты в кулаки, дыхание неровным и прерывистым. Она сорвалась. — Давайте бегите жаловаться к директору, ведь именно это вы умеете прекрасно делать, вперёд. Плевать, пусть меня будут пытать, но вам и вообще никому не узнать правды, — прошептала Гермиона, а после развернулась и ушла прочь, задевая Гарри и Рона. — Знаешь, Рон, она права, — устало выдыхая, сказал Гарри, проводя руками по темным и так взъерошенным волосам. — Гарри, она просто под влиянием Малфоя, мы вытащим её, — проговорил Рон, положив руку на плечо Поттера. — Нет, Рон, я вижу, что она говорила правду, мы не должны лезть, она сама может разобраться, она уже взрослая девушка, — добавил Гарри, встречаясь с голубыми глазами Рона, который нахмурил брови, буравя друга взглядом. — Мир сошел с ума, — буркнул Рон и убрав руку с плеча Поттера ушел, оставляя гриффиндорца в одиночестве. Гермиона достала из мантии порт-ключ, который остался ещё с прошлого раз и перенастроив его, аппарировала в родительский дом, застав спящего Малфоя на отцовском кресле с книгой на коленях и пустой чашкой, которая стояла на столике рядом. Малфой выглядел таким невинным и беззащитным, когда спит, что Гермиона рассматривала бледное расслабленное лицо около пяти минут, поймав себя на том, что ведёт себя, как полная дура, Гермиона фыркнула и ушла на кухню, доставая банку кофе и вскипятив воду в чайнике, с помощью заклинания, Гермиона налила себя горячего кофе, садясь на диван, стоящий рядом с креслом, на котором спал Малфой. Она медленно поднесла кофе к губам, делая глоток и смотря на Малфоя, а в мыслях творился хаос. Гермиона не понимала зачем защищает Драко, его отца, его семью. Она просто хотела помочь, потому что знала, как больно терять близких. Когда кофе был выпит, она откинулась на спинку дивана, запрокидывая голову вверх. Она думала обо всём и в итоге в её голове мелькнула глупая мысль «А не люблю ли я Малфоя?». Гермиона отчаянно хотела проверить это и даже знала как, но черт она так сильно боялась ответа. Хотя попытка не пытка, что будет если она поймет что любит его, в этом вроде нет ничего плохого разве что он Драко Малфой и это главный аргумент. Гермиона медленно встала с дивана, осознавая, что Драко всё ещё спит, его губы чуть приоткрыты, а дыхание ровное и спокойное. Она подошла ближе, протягивая руку к идеальному лицу парня и поглаживая щеки, приблизилась своими губами к бледно-розовым губам, обжигая горячим дыханием его лицо. Застыв в нерешительности несколько секунд, она легко, почти мимолётно коснулась мягких прохладных губ, чувствуя, как губы пробивает током от лёгкого прикосновения, от этого легче не стало. Неожиданно Драко распахнул серые глаза, встречаясь с карими и не колеблясь ни секунды, впился в розовые теплые губы настойчивым поцелуем, заставляя Гермиону сесть на свои колени. Она ответила, целую так отчаянно, будто он являлся глотком воздуха, будто она не дышала целый день, задыхаясь. Она целовала своего врага и понимала, что ей не противно, а что ей нравится, и она чувствовала, как её сердце отбивало бешенный ритм в груди, реагируя на мимолётные прикосновения Малфоя к коже. Такие грязные прикосновения, которые она ненавидит, но так сильно любит… Она отстранилась, тяжело дыша, как и он сам, медленно она подняла глаза, встречаясь с серыми затуманенными, и по коже пробежали мурашки. — Я любила ненавидить тебя, но теперь ненавижу других, любя тебя. Он прижался своим лбом к её и прошептал совсем тихо, почти беззвучно: — Я ненавидел других, любя тебя и ощущал себя живым, когда оскорблял тебя, а ты отвечала, но понял, что жить заставляют меня не наши перепалки, а ты, вся целиком. Твоя взгляд, твоя мимика, твои слова, вся ты…