Полевой дневник на коленях перед собором

Тем временем где-то наверное все же хорошо, а они сидят думают, что все плохо. У них там всякие праздники, вожди, централитеты, красивые дети и цветы — а у них все плохо. Я вот смотрю на свою отражение в речке и не очень доверяю своему зрению. Это не могу быть я. У меня все другое, все совсем иное и на отражение непохожее. Вчера мы много пили, но я не помню ничего, что могло бы меня так изменить. Ничего. Отражение живёт своей там какой-то жизнью и со мной особо не считывается. Вот оно мне рожи корчит, вот оно меня обзывает, смеётся, блеет. Сволочь. Чё ж ты делаешь-то, а? Обидно даже, что оно вот так вот все. Я ж типа писатель, типа все придумываю себе. — это так все говорят, что я живу в придуманном мире. В принципе, да. Если так подумать, то у нас у всех так — все продумано и придумано. Да, Генри? — Да, — отвечает мне Генри. Он года три назад решил податься в художники. Не получилось — запил. А рисует он хорошо. Даже очень хорошо. Я б сказал — круто. Но я не скажу. Я немой. В лес нас с ним вывезли после пожара в соборе. Решили, что виноват как раз художник и писатель. Ну да, ну пили мы там, ну восхищались. И что? Мы ж ничего не трогали. Я не трогал. А Генри трогал. Но это его проблемы, а не мои. Да, Генри? — Нет. Вот теперь он бесится. Смотрит на меня, копает ямку под костер и бесится. А у меня колени уже отваливаются ждать его. Пора. Пора уже, думаю я. По голове бьют. Но несильно. Так — для профилактики. От большой любви и ума. Мне даже нравится. Заботливо. Красиво. Интересно. Книжку про это напишу. — Тебе лишь бы книжки… Графоман! Ну да, ну есть такое… Мне в принципе все равно. Мне процесс нравится, и я ему рад. В чем дело-то? — В том, что ты ничего полезного не делаешь. Это он зря на самом деле. Я много делаю. Просто медленно и не всегда. Это он зря. Оборачиваюсь. Осмысление. Осматривание. Вокруг очень красиво. Здесь не стыдно стоять на коленях. Здесь даже приятно.