Полевой дневник на коленях перед собором

Потом у Генри разболелась голова. Он сидел передо мной метрах в пяти и держался за голову, пытаясь таким образом что-то изменить. Я кинул ему блистер таблеток, он не хотя взял и проглотил сразу три штуки. — Дурак, они же сонливость вызывают — И пофигу… Мне плохо. Я на него смотрел и не очень понимал его. Он казался мне каким-то не таким, не тем, не из того, что надо. Мы познакомились с ним на улице, он сразу предложил мне интересную сделку. Я должен был зайти в собор посреди службы и упасть замертво. И потом вещать про всякую чушь. Я согласился. Люди, конечно, выбежали, молиться стали. Этот дурак схватил меня за руку, засмеялся и потащил на строительные леса. Мол, там вид крутой. А мне нравится. Нас вот в каталажке кормили, поили. Книжки мои читали, всем показывали. Художника, правда, пару раз пытались романтически отблагодарить, но что-то у них там не получилось. А, точно. У Генри была жена и кольцо на безымянном пальце. Ещё помню, какой был визг, когда мы с ним с этих же лесов строительных сверзнулись. Генри курил. Сигара упала и подожгла собор. Дальше помню плохо. Этот идиот смеётся, а я ловлю такси до ближайшего вокзала. На вокзале нас ловят полисмены и везут в гос.тюрьму. В гос.тюрьме нас выпускают через черный ход и везут в лес. Сейчас над нами стоит швейцар, Бельгиец явный, и говорит Генри что сейчас будет. Генри говорит мне, показывая все это пальцами и руками. Азбуку немых он знает крайне плохо и понимаю что он говорит я тоже условно. Знаю и вижу, что лес — это ещё не конец. Нас ещё куда-то повезут. А лес здесь мерзкий. В ямке, в которой я стою уже полно воды, руки мои царапаются о ветки, ноги мои вымокли и я из уже не чувствую. Мне больно. Генри просит закурить у Бельгийца, тот нехотя отдает ему сигару. Ямку под костер мы засыпаем песком, предварительно вытащив оттуда все, что было. Мне наливают спирта. Чтоб не мерз. Вливают в рот, я корчусь, дальше мне дают картошку. Я больше не могу есть. Я больше не хочу есть гречу вперемешку с картошкой из уважения к охране. Я тем более не могу есть рис и одновременно макароны. Это отвратительно. Приезжает какой-то Начальник. Бельгиец прячет нас в лесу. Генри говорит мне, что Бельгиец сказал, что нас убил. Это значит, что мы больше никогда не вернёмся в город. И что мои книжки сестра сможет выбросить. А лес говорит. По немому. По-немецки, по-настоящему. Я его не слышу, но чувствую. На часах проклятые три часа ночи. Я мертв для государства. И все же прыгать со строительных лесов была идеей плохой. Начальник уезжает. Оставляет Бельгийцу ящик водки и пороху. И немного хлеба с колбасой. Машина уезжает, скрывается за поворотом. Бельгиец даёт нам знак выходить. Он переправит нас через реку и отправит в Европу поближе к России. Там нас встретят и увезут на заповедный север. Генри смеётся и хлопает меня по плечу. — смотри-ка, ты ж всегда мечтал попутешествовать! Вот тебе и шанс. — я хотел немного другого. — судьба даёт тебе шанс, милый. Используй и возрадуйся. Бельгиец смотрит на нас с тревогой. Ему страшно.