Неожиданности судьбы

Цири подключили обратно к аппарату искусственной вентиляции лёгких и капельницам. Доктор Мышовур снова повторил, что здоровье девочки подвергается сильным нагрузкам, но пока выдерживает, и это неплохой показатель. Он также рассказал, что несмотря на то, что Цирилле до этого становилось уже лучше, они не спешили переводить её в обычную палату, опасаясь вот этого криза, который бывает почти у восьмидесяти пациентов после трансплантации. Он также отметил, что при благополучном исходе, как только та пойдёт на поправку, они сразу же её туда переведут и снимут интенсивное наблюдение, потому что предполагается, что больше ничего плохого ей грозить скорей всего не будет. Конечно, существует риск любого внезапного изменения в здоровье ещё в ближайшие два-три года, но это совершенно не значит, что следует держать ребёнка в реанимации так долго. Да и в больнице в целом. Доктор Мышовур сказал, что после криза можно будет впервые заговорить ещё и о выписке, но в любом случае в ближайший месяц как минимум Цири ещё останется под его наблюдением здесь. Так или иначе Лютик вынес из сказанного главное: нужно ждать. В ближайшие сутки состояние дочери должно будет измениться в ту или иную сторону, и он очень надеялся, что его принцесса справится и с этой бедой. Она сильная, она сможет. Она должна! Потому что кроме дочери у него совершенно никого не осталось, и он не представлял дальнейшей жизни без неё. Он часто вспоминал сестру, даже снова плакал пару раз из-за нехватки Ренфри в его жизни. Ещё одного удара судьбы он просто не переживёт. Геральт нашёл его на том же месте, что и в самый первый раз, и почти в таком же состоянии: разбитым как морально, так и физически, пусть вчерашние синяки и ссадины были почти не видны за хорошей работой Йеннифэр и её средств. Альфа был уже без халата и явно собирался уходить, когда заметил знакомую сгорбившуюся фигуру с опущенным на сложенные вместе ладони лицом. Лютик рассказал ему вкратце, что произошло, а Геральт о том, что его отпустили с обеда, чтобы он передохнул и вышел в ночную смену, подменяя кого-то из своих. Он увёз его не сопротивляющегося домой, где они снова оказались одни. В отличие от Лютика, альфа был голоден, но прекрасно понимал, что от того сейчас толку мало, так что вместо предполагаемого отдыха вызвался приготовить обед сам. Было время и желание сделать что-то домашнее, а не перебиваться снова едой из доставки. И хоть омега и отмахнулся отсутствием аппетита, на вкусные запахи с кухни всё же в итоге пришёл. На этот раз Геральт запёк рыбу в яичном соусе и сделал спагетти с креветками и зеленью. Лютик едва слюной не подавился, когда увидел эти кулинарные шедевры. И хоть сейчас, когда его девочка лежала под аппаратами и капельницами снова в тяжёлом состоянии, думать о чём-то помимо неё было совершенно неправильным, он не мог перестать мысленно восторгаться этим мужчиной. Геральт снова кормил его. И на этот раз это тоже нисколько не являлось элементом ухаживания со стороны альфы, но всё же было очень приятно и довольно необычно. Ели они в абсолютной тишине, каждый погрузившись в свои мысли. Лютик переживал за дочку, но также не мог и игнорировать сидящего рядом альфу, помощь, которую тот давал, и его присутствие в его жизни в целом. Геральт тоже думал о Цири, ловя себя на мысли, что беспокоится о, казалось бы, чужом ребёнке. Он знал, что в свою сегодняшнюю смену и глаза не сомкнёт, а всё свободное время будет проводить в торакальном отделении, наблюдая за тем, как эта малышка в очередной раз за последнее время борется за свою жизнь. И для этого ему действительно не мешало бы отдохнуть и урвать хоть немного сна, поэтому после обеда он направился наверх, чтобы принять душ и вздремнуть. Лютик же сразу засуетился на кухне, собирая всё со стола и загружая посудомойку. Геральт в очередной раз умилился тому, какой заботливый и хозяйственный ему достался сожитель. И довольно симпатичный, не стоило отрицать очевидный факт. Странно, что такое сокровище мира омег по-прежнему одиноко. И странность эта была в том, что ухажёров-то у Лютика, судя по всему, было немало, но то ли тот был чересчур привередливым, что было уже несколько глупо в его возрасте, - то ли была какая-то ещё причина во всём этом, которую Геральт никак не мог разгадать. *** Ночь для Лютика прошла невероятно беспокойно, в переживаниях и урывочном из-за нервов сне, так что наутро тот выглядел жутко не выспавшимся и разбитым. Доктор Мышовур больше не звонил, а сам Лютик не хотел отрывать его от дел, считая, что отсутствие новостей – уже хорошая новость. Ведь если бы с Цири что-то произошло, ему бы сразу сообщили. Йеннифэр то ли ещё не просыпалась, то ли уже что-то делала у себя в комнате, но явно была дома, пока Лютик готовил завтрак, а после сонно медитировал над полной кружкой горячего кофе. Так его и застал Геральт, вернувшийся с ночной смены, выглядящий усталым, но отчего-то радостным. - Привет, - тихо выдохнул он, появляясь в дверях и водя носом от приятного запаха утренней еды. - Привет. Завтрак? – оторвался от созерцания своего отражения в чёрной глади напитка Лютик. - Не откажусь. Голоден, как волк. - Тяжёлая ночка, да? - Выматывающая. Как сам? - Почти не спал. Всё думал о Цири, - не стал скрывать омега, накладывая еду для Геральта. - Она в порядке, - усмехнулся тот, наблюдая, как глаза Лютика становятся похожи на два блюдца от удивления. - Ты заходил к ней? – кинулся он к нему, едва успев поставить тарелку на стол. - Когда выдавалась свободная минутка и утром. Встретил Мышовура, он сказал, что криз миновал, препараты работают, и Цири такими темпами скорей всего скоро пойдёт на поправку. Думаю, он сам позвонит тебе позже, сейчас у него утренний обход. - Спасибо! – неверяще прошептал Лютик куда-то в потолок, а потом уже громче затараторил, смотря на Геральта: - Спасибо! Спасибо! Спасибо! - Хей, я тут ни при чём, - улыбнулся альфа, наблюдая, как у Лютика словно гора спадает с плеч, и он сам становится похож на сдутый воздушный шарик, едва держась на ногах. - Ты принёс хорошие новости. - А тебе бы поспать, - Геральт поймал начавшего оседать прямо на пол Лютика за руку и притянул к себе. Тот тут же прижался к его груди и облегчённо всхлипывая носом затараторил, как сильно переживал о своей принцессе и боялся потерять ещё и её. Геральт слушал сбивчивое бормотание омеги, прижимая его к себе и невольно вдыхая нежный цветочный аромат полевых цветов и сладких лесных ягод. У Лютика даже запах был чистым, лёгким и простым, нежели тяжёлые оттенки сирени и крыжовника Йеннифэр. Да и сам он был каким-то уютным и домашним, хотелось и дальше стоять рядом с ним, обнимать и дышать этим букетом. Да и сам омега, кажется, был не против… Пока у них не появился свидетель. Увидев Йеннифэр, Лютик отпрянул от Геральта почти на целый метр, насколько вообще позволила кухня, зачем-то начиная оправдываться, что это совсем не то, что она могла подумать, и альфа всего лишь по-дружески его приобнял после того, как сообщил хорошие новости о его дочери. Геральт на это смотрел привычно нахмуренно, а вот Йеннифэр едва ли сдерживала улыбку, после чего и вовсе расхохоталась, вгоняя Лютика в абсолютный ступор. Никакой ревности, никаких вопросов или просьб вспомнить о совести и не заниматься подобным в их супружеской обители, никаких обзываний и неправильных выводов. Она просто смеялась, переводя взгляд с одного на другого. А потом и вовсе выкатила откуда-то из-за спины свой огромный чемодан и заявила, что уезжает, такси уже в пути, а через два часа у неё самолёт. На этот раз командировка Йеннифэр обещала продлиться куда больше нескольких дней, как было обычно. Прощаясь с мужем на пороге их дома, она заявила, что теперь тот в хороших руках, и она может спокойно ездить по своим заведениям, оставаясь в каждом из них на более долгий срок и приводя накопившиеся дела в намного лучший порядок. Когда Геральт снова нахмурился и спросил, что она имела в виду, та лишь отмахнулась и загадочно заявила, чтоб он не дурил и чаще смотрел по сторонам на устоявшийся в доме порядок, чистое бельё, домашнюю еду и… хорошую компанию. Именно на последних словах на улице просигналило подъехавшее такси, и Йеннифэр, быстро клюнув мужа в щёчку, поспешила удалиться. Геральт устал после действительно выматывающей смены, он был всё ещё голоден и безумно хотел спать, так что вникать в слова жены попросту не стал, решив, возможно, подумать об этом позже. Но да, сложившиеся условия с того момента, как у них поселился Лютик, его вполне устраивали, тут он точно жаловаться бы не стал. А явно тайный посыл Йен – это то, что могло и подождать как минимум до того момента, пока он снова будет добр, сыт и в настроении разгадывать ребусы. А вот Лютик, в отличие от Йен, загружать Геральта ничем не спешил. А даже наоборот молча разогрел уже успевший остыть завтрак, налил горячий кофе и просто уселся напротив, снова что-то чиркая в своём блокнотике. Кажется, теперь у него появилось настроение поработать над новой песней. Геральту даже захотелось однажды её услышать. Он знал, что Лютик отлично владеет струнами и имеет приятный голос и почти совершенный слух, а тексты его песен всегда легки и мелодичны. Он уже слышал несколько, и теперь его раздирало любопытство узнать, что Лютик сочиняет ещё. Когда пища в тарелке закончилась, а желудок отозвался приятной тяжестью, Геральт тихо поблагодарил омегу и даже не побрезговал на этот раз сам помыть за собой посуду под его слегка удивлённым взглядом. И уже поднимаясь к себе в комнату, альфа услышал, как у Лютика зазвонил телефон, и хоть тот старался особо не шуметь, по радостным интонациям в голосе Геральт понял, что это звонит Мышовур. Закрывая за собой дверь, он поймал себя на том, что улыбается. Сам не зная чему. *** С Цири действительно в конце концов оказалось всё в порядке. Когда криз миновал, а лекарства погасили бόльшую часть заражения, девочка быстро пошла на поправку. Спустя несколько дней с неё снова сняли все трубки и капельницы, а ещё через пару перевели, наконец, в общее отделение, в обычную палату. Доктор Мышовур уверил Лютика, что все «опасные точки» они миновали, теперь остаётся посещать различные процедуры, поддерживать состояние менее убойными медикаментами, ждать полного восстановления и надеяться, что даже после выписки больше ничего страшного не случится. Лютик проводил с дочерью почти всё доступное время, успевая готовить и убираться в доме Геральта до вечерних часов её посещения, и время от времени выступать в «Зимородке» после. Сидя рядом с кроваткой Цири, он читал ей книжки, рассказывал разные забавные истории и играл на лютне милые детские песенки. Пару раз к ним заходил Геральт, оставаясь ненадолго понаблюдать за этой славной картиной со стороны или просто поинтересоваться здоровьем малышки и перекинуться с ней парой словечек. Лютик даже удивлялся, насколько они сдружились с альфой, но тот действительно получал удовольствие от их общения с девочкой. Однажды Геральт, наслушавшись бренчания омеги, спросил у него, не возникало ли у того когда-либо желания собрать собственную группу, выступать в местах посерьёзнее баров, записать собственный альбом, стать знаменитым в конце концов. Лютик на это лишь грустно посмеялся и сказал, что в подростковом возрасте это была его голубая мечта, но со временем он перестал смотреть на вещи через розовые очки юношеского максимализма и романтики и понял, насколько это тяжело как физически, так и материально. Да и его приоритеты несколько изменились с тех пор. И альфа прекрасно понимал, что тот говорил о своей дочери, которая совершенно не вписывалась бы в бешеный ритм бесконечных гастролей и репетиций, но стала для него куда важнее всего этого. И тем не менее, Лютик продолжал сочинять всё новые песни, записывая их в свой блокнот, зачёркивая, переписывая по нескольку раз, а после бренча на лютне, подбирая подходящую им мелодию. Закупка продуктов со временем перешла на онлайн доставку, так что это давало ещё чуть больше простора на творчество, а работа по дому перешла в отлаженное русло, перестав занимать слишком много времени из-за регулярного слежения за порядком и содержимым кастрюль. Омега со временем даже поймал себя на мысли о том, во что превратилась его жизнь и какой привычной она для него стала. Дом под его умелыми руками приобрёл комфорт и уют, везде царили чистота и порядок, в корзине для грязного белья не скапливались целые горы, а Геральт в итоге почти полностью перешёл на домашнюю еду. Лютик даже на работу собирал ему коробочки с обедом собственного приготовления. Помимо этого, у него была подработка с довольно неплохим доходом, а его дочка шла на поправку. И вот это последнее вызывало целую массу вопросов, сводящихся к одному главному: а что потом? Что будет, когда Цири полностью реабилитируется? Он не может и дальше висеть на шее Геральта, вечно жить под его крышей, а в итоге ещё и привести сюда дочь. Его долги постепенно уменьшались, и однажды он расплатится окончательно, но вряд ли это произойдёт раньше, чем Цири выпишут. А это значит, что он не успеет собрать нужную сумму хоть на какое-то изначальное жильё, не говоря уже о пропитании и других нуждах. И он ни в коем случае не собирался просить хоть что-нибудь у Геральта. Тот и так сделал для него слишком много. Эти мысли всё чаще последнее время посещали Лютика, заставляя его сопротивляться тому тёплому чувству, которое всё сильней окутывало его, даря ощущение некой семейной атмосферы между ним и альфой. Геральт по-прежнему был чужим и нисколько в нём не заинтересованным, как бы Лютику этого ни хотелось. Он не был его омегой. Цири не была его дочерью. У них не было в перспективе никакого совместного будущего. Йеннифэр вернётся, а он должен будет уйти. И даже если каким-то чудом всё сложится, и у них с Цири будет жильё, Лютик сомневался, что сможет жить дальше хотя бы наполовину спокойно, как до этого. Одно дело воспоминания о понравившемся альфе, которого он почти не знал и которым давно истёк срок годности, смазавшиеся годами и несовершенной памятью… А другое - совсем новые, свежие знания о нём, яркие, наполненные кучей информации и ощущениями каково это – жить с любимым человеком под одной крышей. Пусть даже без возможности хотя бы дотронуться, но разбередившие душу и сердце куда сильней, чем в шестнадцать лет. Лютик сидел в гостиной, погружённый в свои нелёгкие размышления и снова бренчал, подбирая наилучший вариант звучания для своей новой песни. Которая была посвящена Геральту, как и многие другие до этого, потому что всё это время зримо или нет присутствуя в его жизни или только в воспоминаниях, именно он являлся его главным вдохновителем и музой. В песне не называлось имён, но Лютику и не требовалось афишировать свою слабость, достаточно было того, что песня и без конкретных действующих лиц являлась довольно чувственной и брала за душу. Он так увлёкся перебором струн и мыслями о тяжёлой неизвестности будущего, что не сразу заметил Геральта, вошедшего через боковую дверь в гостиную. Лютик знал, что у того сегодня был выходной, но он ушёл куда-то сразу после завтрака, а омега просто не стал задавать лишних вопросов. И вот его несбыточная мечта, мокрый сон и смысл всей жизни стоял сейчас прямо перед ним, вымазанный с ног до головы в какой-то грязи и масле, вытирая руки о серую от разводов тряпку и смотря прямо на него. - Что случилось? – взволнованно поинтересовался Лютик. - Ничего серьёзного, всего лишь сезонный осмотр и профилактика Плотвы, - усмехаясь, ответил тот, давая понять, что всё это время он просто проторчал в гараже. - Эм… Твоей машины? Ты серьёзно теперь называешь её Плотвой? - Да. Мне нравится. Нужно было поменять масло и отбалансировать колёса. - Механик-травматолог. А под настроение ещё и повар. Да ты просто кладезь талантов, Геральт, - улыбнулся Лютик, стараясь выдать это скорей как шутку, нежели искреннее восхищение. - Ну а ты? – хмыкнул тот. – Как дела с песней? - Никак не могу подобрать идеальное звучание. Знаешь, иногда песни пишутся быстро и легко, с музыкой особо не заморачиваешься, день-два и готово. А иногда вот так: корпишь над текстом несколько дней, потом мотив ищешь, соединяешь, доводишь до идеала, словно алмаз обрабатываешь. Но в конце концов такие вот вымученные песни оказываются самыми успешными, нравятся публике больше всего и для меня самыми любимыми остаются. - Как та приставучая про монстров Пасада? – Геральт вспомнил одну песенку из тех, что Лютик пел им с Йен. Она была довольно грубой, но при этом такой мелодичной, что запоминалась слишком легко. – Холера, она у меня потом неделю в голове играла! В гостиной раздался громкий хохот. Омега явно знал о свойствах своих хитов, поэтому сейчас веселился от души от подобного отзыва. - Ты уверен, что в полном порядке, хоть вокруг одни беспорядки… - стал он её напевать. - Лютик, блядь! Заткнись! – прорычал альфа, направляясь наверх. - Но в Пасаде сплошные загадки, и бежать бы тебе без оглядки!* – нараспев крикнул ему вслед Лютик и снова зашёлся звонким смехом, который отчего-то разливал такое тепло внутри Геральта, против воли заставляя растягивать собственные губы в улыбке. - Зараза! – а буквально через минуту снова показался на площадке лестницы, ведущей в гостиную. – Это что, новый гель для душа? – покрутил он в руках жёлтую бутылку с нарисованными на ней ромашками. - Эм… Да. Старый кончился, и я купил этот. Вообще-то я взял целый набор, так что там ещё есть жидкое мыло, шампунь, соль и пена для ванной. Всё с ромашкой. Или у тебя какие-то проблемы с этими цветами? – запоздало заволновался Лютик. - Соль и пена для ванной, - вместо ответа протянул Геральт. Очевидно его больше интересовали сами средства, чем их содержимое. - Хочешь я сделаю для тебя ванну? – вырвалось у того прежде, чем он успел сообразить, что ляпнул альфе. - А знаешь… Хочу! С детства не купался с пеной, - отчего-то нахмурился Геральт, а Лютик отложил лютню и направился к нему наверх. - Наверное, это хорошие воспоминания, да? То есть я хочу сказать, что тебе наверняка её делала мама или папа. Я впервые смог познать этот кайф, когда мы с Рен стали взрослыми и могли сами выбирать, что и как делать в собственном доме. - Ну, по крайней мере у тебя всегда была сестра, - Геральт вспомнил, что они с Ренфри вообще-то из детдома. - А у тебя? – они уже прошли в ванну. Лютик стал наливать воду, а альфа стоял в проходе, облокотившись на дверной косяк. Омега уже давно осмелел в общении с ним и не боялся задавать неуместные или неправильные вопросы. - Я единственный ребёнок в семье. Отца я не знал, а мать… Не сказать, что она сильно занималась моим воспитанием. Когда мне было шесть лет, она отдала меня в руки гувернёра и посвятила себя целиком и полностью карьере. Я почти её не видел. Когда я закончил школу, она сама выбрала для меня университет, совершенно не считаясь с моими желаниями. Кем бы я ни хотел стать, она желала, чтобы я пошёл по её стопам и стал врачом. Так я и оказался в Нью-Йорке, устроив перед отъездом грандиозный скандал и разругавшись с единственной родственницей в пух и прах. - Но ты при этом не бросил учёбу, - заметил Лютик, добавляя в воду пенящуюся жидкость из жёлтого флакончика с ромашками. - Поначалу такое желание было, но потом… Я как-то втянулся. Правда, из принципа выбрал травматологию, а не хирургию, как хотела мать. Приходилось выбирать лучшее из худшего, - развёл руками Геральт. - И как в итоге она отреагировала на твоё мини-предательство? – хмыкнул омега. - Никак. Она умерла. - М? - Я был на третьем курсе, когда узнал. Бросил всё, уехал обратно в Детройт, жил в нашем доме затворником, пропустил кучу учебного времени, а когда мне стали грозить исключением, даже как-то не расстроился по этому поводу. - Но ты в итоге всё-таки стал врачом. - Спасибо Эскелю. - Вы учились вместе? - Да. Ламберт присоединился к нам уже в больнице и значительно позже, а с Эскелем я сто лет знаком, хоть мы и учились на разных факультетах: я на травме, а он выбрал неврологию. Он тогда приехал в Детройт и чуть ли не за шкирку вытащил меня из беспробудного пьянства и самобичевания, заставил взяться за ум и подтянуть все хвосты. - Ух ты, я даже представить тебя не могу пьянчужкой, - фыркнул Лютик. - Всякое бывало, - усмехнулся Геральт. - А как вы очутились в Блавикене? Ну то есть, Детройт и Нью-Йорк не так уж далеко друг от друга, но Блавикен – это же чёртов Вашингтон! Другой край страны! - После смерти матери меня ничто больше не держало в Детройте, так что мы с Эскелем получили свои дипломы и просто отправились по стране в поисках лучшего места. Блавикен – не особо большой город, но никто из нас и не собирался работать в мегаполисе, суета и бешеный ритм – не то, что мы оба для себя хотели. Здесь оказалась вполне неплохая больница, уютная атмосфера, современное оснащение, приличные оклады и спокойный график. Ну и окончательной точкой в нашем решении стал Колокольчик. - Омега Эскеля, - припомнил Лютик. - Да, у паренька трудное для произношения имя, но довольно звонкий и шустрый голосок, так что прозвище как-то быстро привязалось, - хохотнул Геральт. - Эскель просто голову потерял, когда его встретил, так что мы приняли это как знак окончания наших бесконечных странствий и решили, наконец, осесть. - А вы с Йеннифэр? Как познакомились? – вода уже давно была налита, пена возвышалась высокой шапкой, а в ванной стоял приятный запах ромашки. - Банально до зубного скрежета. Она была одной из первых моих пациентов. Обычный вывих, даже и рассказать нечего. - Но тем не менее вы вместе. - Изначально этого не планировалось. Мы оба считали, что это одноразовый перепих. А потом он повторился, и снова… И вот мы живём под одной крышей и носим одну фамилию, - вздохнул Геральт и с интересом уставился на наполненную почти до краёв ванну, а потом решил резко закрыть тему. – Лютик, ты не против, если я… - он указал рукой на возвышающиеся белоснежные пузырьки. - Оу. Да, конечно. Прости. Совсем тебя заболтал, - смущённо заулыбался тот и освободил ему место. - Разогреешь мне поесть? – спросил альфа, проходя вглубь ванной комнаты и одновременно стягивая с себя грязную кофту прямо на ходу. Лютик как раз развернулся, чтобы ответить, но оказался не в силах не то, что что-то сказать, а даже элементарно дышать. Так и замер на вдохе, облизывая взглядом бугрящиеся мышцы на обнажённой спине и руках. Тело у Геральта было шикарным настолько, что Лютик оказался на грани обморока от передоза прекрасного. Его руки мелко задрожали от желания прикоснуться, провести по этим неровностям, ощутить подушечками пальцев гладкость и теплоту. А потом обязательно проследовать этот же путь носом, вдыхая крепкий аромат альфы. И когда Лютик уже дошёл до фантазии о собственном языке, скользящим вслед за носом, пробующим вкус этого желанного тела, Геральт медленно обернулся и окликнул его. - А? – не сразу смог сфокусировать свой взгляд омега, а когда сообразил, что происходит, то замешкался и судорожно попятился назад, ощущая, как его бельё становится влажным, и начиная паниковать, что вот-вот спалится и затопит ванну своим ароматом совершенно неуместного возбуждения. – Да… Да, конечно. Он убежал от Геральта, словно от огня, и сразу подальше – на первый этаж, на кухню, только чтоб не видеть, не чувствовать, не думать и не представлять. Зажмурился, что было мочи, чтоб развидеть только что увиденное, забыть и перестать уже пачкать собственные трусы. Его трясло, дыхание сбилось, в голове словно набатом стучало одно единственное: «Хочу его! Хочу! Хочу!». А к горлу подступали слёзы – запоздалая реакция от понимания невозможности осуществления собственного желания.