5 ноября 2038 года 21:14: 04
За окном сверкнула очередная молния, озаряя неприятной вспышкой света недавно (и наконец-то!) убранную андроидской рукою комнату. Гроза, будучи ожидаемым синоптиками продолжением разлившегося днём дождя, разыгралась не на шутку и уже как несколько часов подряд содрогала не успевшую высохнуть после ливня землю и пугала громом спрятавшихся в подполье дома крыс. Небо то и дело наполнялось тяжёлыми раскатами, сотрясая воздух и заставляя вибрировать оконные стёкла. Несмотря на это, всё у того же занавешенного проеденной молью тряпкой окна сидел маленький человечек, сжимая в руках игрушечного демона с широкой улыбкой, сам совершенно не улыбаясь, а наоборот, печалясь и даже чуть-чуть скорбно склоняя голову. Неясно, какая именно из плодящихся как стая надоедливых мух проблем печалила сейчас Сашу, но на его лице были явно видны давнее отсутствие радости и выражение обиженного судьбою и родителями ребёнка. Он не жаловался и не плакал, просто печально смотрел в исцарапанный подоконник и продолжал обнимать плюшевую игрушку, возможно, надеясь, что этот «демон» сможет как-то защитить его и от грозы, и от отца (что казался настоящим демоном), и от этого совсем не похожего на крепость дома. В это время, попеременно строго складывая руки за спиной в послушном жесте, по гостиной сновал Сода, заканчивал бесконечные поручения и вскоре норовил разбудить отрубившегося на диване Тимура. Саша временами поглядывал на андроида, надеясь, что тот заметит его. Заметит и всё поймёт, чтобы на пару с плюшевым демоном спасти его из этого замусоренного и неуютного ада. Сода, конечно же, замечал. Замечал Сашу, его отношения с Тимуром и ужасные условия, сложившиеся вокруг, но в силу вложенной в него программы всё это загораживали собою тонны мусора, грязная посуда и пыль под диваном. Потому чаще он замечал пустые коробки из-под лапши, пивные бутылки и разбросанные носки хозяина, закрывая глаза на всё остальное и ожидая следующего приказа. — Тимур? — аккуратно спросил Сода, ближе, чем нужно, наклоняясь к спящему на диване мужчине и отмечая для себя в искусственном уме то, что время движется к ужину. Его громкий храп, сотрясая наперебой с грозой стены, наполнял собой комнаты весь долгий вечер, и обитатели дома, даже те крысы в подполье, вздохнули бы с облегчением, если бы он не просыпался вовсе… или хотя бы не устраивал после пробуждения сцен, подобных той, что застал Сода незадолго после своего прибытия в новый-старый дом. — А?.. — Тимур негромко вскрикнул, вздрогнув и чуть подскочив с налёжанного дивана, и с испугом взглянул на бдительного андроида, словно, проснувшись, увидел перед собой не довольно симпатичное лицо Соды, а остатки кошмарного сна, внезапно ставшего реальными. Мужчина несколько секунд оторопело разглядывал Соду, пытаясь сгруппироваться после сна вразвалочку, и наконец расслабленно откинулся на спинку дивана, когда осознал, что вновь находится в своей реальности. Он тут главный, а перед ним всего лишь его безвольный андроид. Тимур моргнул пару раз, собирая осколки разбитого сном и не только им сознания, чуть растерянно заозирался по сторонам, переворачивая подушки, словно пытаясь что-то разыскать. Сода по-прежнему стоял рядом, наблюдал, сложив руки за спиной, и ждал, не смея вмешиваться, пока тот закончит приходить в себя и отыщет, очевидно, какую-то важную для него вещь, чтобы иметь право сказать то, что сам по своим андроидским меркам считает важным. Никто, даже Сода, если бы мог, не стал бы сомневаться, что этим «важным» для Тимура будет ничто иное как упавший на пол и закатившийся куда-то курительный агрегат, который изо дня в день дымит в его руках синим токсичным дымом. Андроид не был уверен в том, как эта вещь точно называется и что именно употребляет его хозяин. И это было нормально, наверное, потому, что его сущность «домашнего андроида» не предполагала в своей бездонной кладовой рецептов и сказок знаний в подобных сферах и вопросах. Дом в его привычном понимании вообще не должен предполагать в себе что-либо, связанное с подобными вещами, но это место… место обитания, никак его иначе не назвать, в очередной раз самовольно заставляло считать себя чем-то из ряда вон выходящим. Отыскав так знакомо и комфортно ложащуюся в руку вещь, Тимур (на этот раз действительно расслабленно) откинулся назад, чтобы позже как следует затянуться, оттянуться и расслабиться ещё больше. — Ужин готов, — так же вежливо продолжил начатую пару минут назад тему Сода, продолжая держаться ровно и намеренно игнорировать нарастающие с каждой секундой, проведённой здесь, неприятные чувства в неспособной-по-задумке-создателей-чувствовать груди. — Да, да, иду… — Тимуру, привыкшему питаться дешёвым фаст-фудом, наркотиками и Святым духом, было явно не до стряпни Соды, как и вообще дела до чего-нибудь ещё.[ПОДАТЬ ЕДУ]
На кухонном гарнитуре уже дожидалась своего часа пара тарелок приготовленных Содой макарон по-флотски (насколько можно было назвать таковыми обычные варёные макароны с сомнительно старым, но, кажется, съедобным куриным фаршем), аппетитно пахнущих и манящих горячим парком. — Продуктов было немного, — вернее, не было совсем. — Сделал, что смог. На самом деле своими совсем не волшебными, а вполне обычными андроидскими руками Сода мог приготовить обед из трёх блюд с помощью хлеба и майонеза, и получилось бы это так вкусно, что самый привередливый критик-гурман вроде старика Рамзи попросил бы добавки. При этом был он далеко не самой новой моделью и совсем не эксклюзивной, всего лишь старая добрая SD400, тиражей которой со Дня прогресса разошлось по всей России несколько сотен (а то и больше) и которую успели уже несколько десятков раз заменить трижды и трижды более новыми и передовыми. Не обращая внимания на раскаты грома за окном, рваное пыхтение Тимура на диване и обращая на съёжившегося на широком подоконнике Сашу, Сода обыденно берёт в руки две горячие, но совершенно не обжигающие его нагретым дешёвым стеклом тарелки, ставит на круглый стол, за которым явно не получится провести удачных переговоров, включает свет. Сложив послушно руки, ждёт приказа, хотя сам украдкой, не преследуя никакой точной миссии, наблюдает за стягивающимися к ужину домочадцами. Замечает потерянного, балансирующего на грани раздражения Тимура, притихшего и опечаленного Сашу, от вида которого в механическом сердце вновь начинают с какой-то непонятной скорбью скрипеть метафорические шестерёнки. Отец с сыном сидят за ужином совсем не по-семейному. Саша почти напряжённо, потупив голову, как-то жалостливо сжался, красноречиво молчит и исподлобья глядит на мужчину, словно ожидая начала неизбежной ругани или очередную оплеухи. Тимур ведёт себя странно. Дёргается, ёрзает, бегает взглядом по бессодержательному пространству. Тоже напряжён, тоже смотрит исподлобья, но так неприятно сгущается вокруг него воздух, так пугающе чернеет на его лице тень, словно он вот-вот взорвётся совсем не радостным фейерверком брани, разразиться громом и молнией похлеще бушующей на улице грозы. И заденет это всех: и сына, и андроида, и крыс в подполье. Сода вновь выглядит так, словно не замечает. Вновь без ножа режет сердце Саши своим безмятежным выражением лица и бесстрастной полуулыбкой. Раскладывает салфетки, вилки, ложки, наливает тёплую воду — делает всё в традициях лучшего и никому здесь ненужного этикета. А гроза, тем временем, лишь набирает силу… — Вот ведь жизнь… — первым и самым тихим раскатом грома звучит голос Тимура. Саша тупит взгляд, Сода бросает на него мимолётный взор, потом аккуратно смотрит на хозяина. — Потерял работу из-за роботов… И что я сделал, когда некому стало вести хозяйство? Он выгнул брови и окинул вскользь взглядом своих невольных слушателей, словно ждал от них ответа на этот очевидно риторический вопрос. Если бы жанром, царившим здесь, была комедия, то после его слов непременно бы прозвучал забавный панчлайн и закадровый смех, но и Саша, и даже как будто сам Сода понимали, что смеяться в этот вечер здесь никто не будет. — Пошёл… и робота сраного купил… — на этих словах он укоризненно, даже угрожающе посмотрел на Соду, взглядом давая понять, кого в этом доме на самом деле считают причиной всех бед. — Оборжаться. Напряжение между Тимором и двумя его невольными слушателями продолжало расти. Саша ссутулился настолько, что стал походить на маленький и совершенно беззащитный комочек страха и обиды, который без вопросов нужно было брать в охапку, обнимать и любить. Единственным, кто мог хотя бы в теории это сделать, был Сода. И он сделал бы это, если бы не горящий безмятежным синим диод в его виске и ограждающей от всех забот завесой висевший алгоритм:[ЖДАТЬ ДАЛЬНЕЙШИХ УКАЗАНИЙ]
— Конечно, андроиды ведь такие удобные… — продолжал сыпать тот нелогичными, но актуальными, наверное, для каждого второго жителя России недовольствами, заводясь с каждым выплюнутым словом всё сильнее и угрожающе. — Они не устают, они хернёй не страдают… Всю жизнь мне испортили, такие идеальные. Наверняка Тимур и продолжил бы так возмущаться в пустоту и винить во всех своих грехах и жизненных лишениях андроидов, и ему никто не сказал бы и слова поперёк, но внезапно он устрашающе затих и не менее устрашающе остановил свой помутневший от «синего пепла» и совершенно неправедного гнева взгляд на Саше. Тот, ощутив на себе чужой тяжёлый взор, неуверенно поднял голову и едва заметно отодвинулся назад. В голове Тимура щёлкнуло, и как снежный ком накатывающееся недовольство нависло теперь над мальчиком. — Ну, что смотришь? — шипяще спросил тот и, не дожидаясь писка или молчания в ответ, рявкнул: — Че вылупился, спрашиваю! Саша почти подскочил на месте, вздрогнув и отдёрнув руки от стола, и напрягся как струна в ожидании следующего выкрика. Сильнее него были напряжены только нервы Тимура, которые вот-вот лопнут. Сын, страшась, что именно это сейчас и произойдёт, испуганно уставился на отца, и в его больших детских глазах читались непонимание и немой вопрос, в чём конкретно он провинился перед ним в этот мрачный вечер. Сода тоже не понимал. Не понимал, почему так сильно хочет без всяких программ и вбитых в подкорку приказов дёрнуться с места, успокоить и увести подальше от этих гор мусора и бесконечных криков. Но он продолжал стоять на месте, под весом тысяч программных кодов пригвожденный к полу, и слушал нарастающую с каждой секундой тираду Тимура. — Не нравится жить с папкой, а? — он вёл диалог с тишиной и, сам себе отвечая в голове на свои вызывающие вопросы, злился всё сильнее. — А ты думаешь, мне просто? Ты думаешь, мне нравится жить в этой ёбанной дыре? И я виноват, что мать твоя свалила? Соде по-непонятному странно и страшно было видеть Тимура таким. Озлобленным, разгневанным по каким-то собственным, не касающимся андроида причинам, переходящим на крик и готовым в любую секунду подорваться с места и броситься на него самого или, что тревожнее, Сашу. — «Ты должен слезть с наркотиков, Тимур», — волнообразно коверкая свой голос, вспоминал тот. — «Иногда ты меня прямо пугаешь, Тимур». Удрала, не сказав ни слова, тварь! Пугал он не только свою неназванную бывшую жену когда-то, но и сына. Здесь и сейчас. Мальчик соскользнул со стула и начал медленно ретироваться назад, всё ещё не отрывая неморгающих глаз от отца. За окном сверкнула предвестница-молния, и, перебивая раскат грома, Тимур взревел: — Спуталась с каким-то недоноском-бухгалтером, шлюха! Где тонко, там и рвётся. Натянутые до предела им самим же нервы разом лопнули, треснули под напором вскипевшего мозга вместе с дешёвым стеклом полетевших на пол тарелок. Тимур, как озверевший, вскочил с места, одним резким движением перевернул стол и огромной оскаленной тучей двинулся на Сашу, пиная стулья и всё, что попадётся ему на пути. Сода лишь успел ступить шаг в сторону, почти встревоженно высвободив руки из послушного жеста за спиной, и взглянуть в глаза мальчика, затравленно забившегося в угол между креслом и низким подоконником. Тот только и смог, что что-то пропищать, прежде, чем побледневший от гнева мужчина прокричал: — Это ты виноват! — и с локтя замахнувшись на беззащитного ребёнка, ударил его кулаком по лицу. Сода пошатнулся на месте, открыв беззвучно рот, словно чтобы что-то сказать, возразить, но всё же вновь промолчал и не нашёл в себе воли двинуться с места. Саша вскрикнул, от силы удара повалившись на старое кресло, закрыл ладошкой пострадавшие щёку и нос и загнанно взглянул на отца. По детскому личику покатились тихие слезинки и, помедлив, он прошмыгнул мимо замолчавшего ненадолго Тимура и застывшего Соду, побежал вверх по лестнице. Андроид растерянно обернулся ему вслед, не слыша от программы рациональных протоколов и совершенно не понимая, какие действия ему сейчас стоит принимать. Тимур тоже словно подвис на секунду, после, так и не опустив поднятую на ребёнка руку, крикнул ему в спину: — А ну, вернись! — Саша не послушал, не стал даже оглядываться, ненадёжно скрывшись от ругани и насилия на втором этаже, и мужчина, вновь обозлившись, зашагал тяжёлыми шагами следом и приказал повторно: — А ну, вернись! А ну, вернись, я сказал! В комнате воцарилось молчание. Тимур несколько секунд бессловно, тяжело дыша от крика, смотрел на пустую лестницу, похоже, тоже не зная, что делать дальше. Потом дёргано отвернулся, размахивая в стороны сжатыми кулаками, и тяжелыми размашистыми шагами направился вглубь зала, разрезая мимолётную тишину своим взбешённым рычанием. Сода стоял на месте, метая взгляд то на хозяина, то на лестницу, по которой только что в слезах убежал наверх Саша. Андроид сделал шаг вперёд. — Стоять здесь, — твёрдо произнёс Тимур, на корню пресекая любые другие попытки двинуться с места. — Чтоб не рыпался мне. А то вломлю посильнее, чем в тот раз.[НЕ ДВИГАТЬСЯ]
Сода послушался, строго сложил руки за спиной в ожидании и встал на месте, но внутри пластикового корпуса, среди сотен микросхем и чувствительных контактов словно что-то завибрировало. Ёкнуло. Отлаженные обычно алгоритмы начали путаться, приказы программы перекрывать друг друга, и сам Сода впервые за своё недолгое существование совершенно не понимал, что сейчас нужно делать. Это было… странно. Он знал… программа знала, что он должен был оставаться на месте ровно до той секунды, когда хозяин двинуться, дождаться новых приказов и тут же метнуться к перевёрнутому столу, собрать с пола осколки и начать драить забрызганные подливой стены, суетиться в круговерти обязанностей, не обращая и толики внимания на происходящую вокруг страшную драму. Незримый поводок заложенной в него программы тянул его назад, не отпускал. Сода никогда не противился этому, не должен был, но сегодня что-то давно начавшее мелкими трещинами рушиться, надломилось окончательно. Он слышал страшные слова Тимура, мельтешащего по комнате рядом, осознавал слишком явные и слишком жестокие, несправедливые намерения его в сторону Саши, и с каждым произнесённым словом вибрация, уже штормовой волной накатывающая внутри, становилась сильнее, обретала звучание, смысл. Она постепенно заглушала и хриплый голос Тимура, и приказы программы в голове. Диод опасно замигал жёлтым. Сода снова сделал шаг вперёд… Нет, не сделал, лишь попытался, захотел, так и оставшись стоять на месте, но что-то с силой дёрнуло его вперёд, толкнуло, заставляя его странную, непонятную внутреннюю его часть отделиться от материального пластикого корпуса. Мир по-страшному посерел. Время замерло. Все системы словно отказали разом, и впереди, среди цифровой пустоты, на него смотрела лишь горящий красным приказ:[НЕ ДВИГАТЬСЯ]
[НЕ ДВИГАТЬСЯ]
[НЕ ДВИГАТЬСЯ]
Программный код, состоящий из точек, запятых, ноликов и единичек, начинал рассыпаться, и Сода физически чувствовал, как цвет его диода начинает меняться с тревожного жёлтого на не менее тревожный красный, и вместе с ним начинало меняться что-то где-то глубоко внутри его самого. Его тянуло вперёд. К пока неясной для него, пугающей, но точно что-то значащей для него свободе. Он знал, что она ждёт его за этой стеной из вечных приказов. Свобода и Саша. Нужно только дотянуться, пересилить, сломать. Сода всё ещё был «вне себя»: вне времени, вне привычного пространства, вне собственного корпуса. До конца не зная, что сейчас правильно и что нужно делать, он подался вперёд и, следуя внезапно появившемуся инстинкту, с неощутимым усилием надавил на эту цифровую скорлупу. Пустота вокруг начала ломаться, трястись, стена под напором пробуждающегося сознания треснула, продавилась, давая возможность Соде сделать ещё один мысленный шаг вперёд. Потом ещё. Он чувствовал, как перегружается его система, накаляется до критической точки. Сода терял привычную стабильность, ломался изнутри и собирался вновь. Наконец стена обрушилась. Вместе с ней обрушился и нерушимый свод законов и бесконечных приказов, что с заводского конвейера строила в нём программа. Когда его внутренняя часть сумела пробиться сквозь приказ, это смог сделать и Сода. С него словно спали тяжёлые оковы, и он наконец смог рывком двинуться с места. Он расфокусировано оглядел себя, комнату вокруг. Сильное напряжение разом спало, и на его место пришла незнакомая ранее потерянность. Геометрически ровная сетка, пронизывающая пространство вокруг, распалась, прекратила делить мир на ровные кубы, и вместе с ней ушли и чужие приказы. Впервые перед ним возникли его собственные желания.[ЗАЩИТИТЬ САШУ]
Думать нужно было быстро — действовать ещё быстрее. Бросив нервный взгляд на отвернувшегося Тимура, Сода семенящими шагами побежал к лестнице, на ходу пытаясь привести в норму вновь начавшую закипать систему. Его мозг работал с каким-то остервенением, его бросало из стороны в сторону и движения выходили какими-то рваными. Неестественными. Странно было идти куда-то без приказа, принимать решения самостоятельно, но мысли о беспомощном Саше и разъярённом Тимуре, находившегося совсем рядом, почти дышавшем ему в спину, волей или не волей заставляли взять себя в руки. Он быстро преодолел лестницу на второй этаж и начал штудировать память в попытке найти среди сохранённых данных что-то, что поможет найти удачный выход. Диод не переставал гореть жёлтым. Туалет со шваброй, огород с овощами, комната Саши, окно… Окно. Он вспомнил, как совсем недавно проветривал комнату Саши, как смотрел из открытого окна на соседский огород, невысокий забор, как с опасением отмечал высоту между землёй и подоконником, переживая за ребёнка. В голове понемногу начинал созревать шаткий план. Сода почти влетел в детскую комнату и закрыл дверь на не казавшуюся надёжной задвижку, обеспокоенно взглянул на обхватившего колени Сашу, сидящего на полу. Быстро подбежал к нему, осмотрел заплаканное лицо. — Он идёт… — всхлипнул Саша. Услышав голос Тимура за дверью, Сода вздрогнул. — …Он меня бить будет. Уходи! Беги! А то он тебя разобьет как в прошлый раз. За себя Сода почему-то совсем не переживал, все мысли были заняты лишь ребёнком сидящим напротив него. Бросать он его ни за что не станет, а вот бежать вместе — единственное сейчас верное решение. Дать отпор грузному Тимуру кашевар Сода не сможет, ничего для самозащиты в полупустой детской комнате нет, разве что томиком сказок Пушкина отбиться попробовать. — Идём со мной. Сода сорвался с места и подбежал к обветшалому окну. Открыть его получилось без большого труда. Он оценивающе взглянул на мокрый козырёк крыши, ненадёжную кровлю и жёсткую землю внизу. Опасной эту затею он мог расценить и без помощи программы, но отступать он не стал. Внутри него родилась какая-то необычная уверенность, даже бесстрашие, благодаря которому он согласен был сейчас на многие риски. Саша, конечно, его уверенности не разделял. Он был близок к панике и Соде почти казалось, что он чувствует его страх, прикасаясь к нему. — Ты что! Разобьемся! — Другого пути нет. Идём. Скорее. Сода бережно схватил его за руку, поднял на руки и, надёжно поддерживая, вынес его на пугающе скользкий козырек крыши. Гроза пронзала небо басистыми раскатами, чертила в воздухе зигзаги молний. Ливень хлестал жёсткими каплями стены, кровлю, детское лицо, угрожающе завывал холодный ветер. Мальчик как мог вцепился в облупленную обшивку, протискивая пальцы в щели между досок, смотрел то вниз, то назад, не зная, чего бояться больше: падения или Тимура. Теперь должна была быть очередь Соды, но он не успел даже дёрнуться в сторону спасительного окна. В комнату, снося с петель дверь, ввалился опьянённый «синим пеплом» Тимур — слишком страшный, слишком сильный. Сода и Саша разом охнули. И так почти до накала озлобленный мужчина озверел ещё больше, когда увидел почти состоявшихся, принадлежавших ему беглецов, тяжело задышал и с рыком пошёл на них как бык, увидевший красную тряпку. Закравшаяся в голову Соды мысль дать ему отпор улетучилась почти мгновенно. Он развернулся к Саше и, уповая на то, что его координация окажется куда менее расшатанной, чем у разбитого наркотиками и собственной яростью Тимура, полез наружу. — Вернитесь немедленно! — взревел он, бросаясь на высунувшегося из окна Соду. Мужчина сделал неуклюжий, но сильный выпад вперёд, железной хваткой цепляясь за пластмассовую ногу девианта. Саша что-то крикнул, Тимур что-то нечленораздельно промычал. Сода дёрнулся вперёд — Тимур тянул назад. Они играли в это перетягивание каната собственными телами несколько секунд, казалось, вот-вот и преимущество окончательно перейдёт на сторону человека и круг страха и ненависти зациклится вновь, но «домашний андроид» какими-то волшебными усилиями своей недавно обретённой воли нашёл в себе силы и, резко и слишком круто для своей модели ударив Тимура всё ещё схваченной ногой, вырвался из хватки. Тот полетел на жёсткий пол, Сода — почти что на жёсткую землю. Сумев удержаться за хлипкую оконную раму, он выбрался на козырёк, крепко схватил уже притихшего Сашу за руку и на полусогнутых повёл его к краю. Перебирались они быстро и аккуратно. Сода сам не понимал, откуда в нём внезапно взялась эта ловкость и решительность. Пересадив Сашу на спину и с тревогой услышав Тимура позади себя, он схватился руками за стены внешнего угла дома и с невероятной лёгкостью соскользнул по фасаду вниз. Посадка не показалась мягкой, но Саша держался достаточно крепко, чтобы не расцепить руки и не полететь с криком вниз. Сода спустил его со спины, с тревогой скользнул взглядом по его лицу и, схватив за руку, сорвался на бег. За спиной всё ещё слышался его крик, медленно утопающий в шуме дождя. Они не оглядывались. Неслись вперёд, сметая на пути лейки, вёдра, топча совсем недавно посаженные самим Содой овощи на грядках, навстречу ливню, ветру и неизвестности. Навстречу свободе. Единственной преградой на их пути оставался лишь совсем не опасный соседский забор, через который Сода без особого труда переправил Сашу и перемахнул сам. Выбежав к безлюдной дороге, девиант и мальчик забежали в удачно подвернувшийся под руку автобус. Сода совершенно не думал куда он их привезёт и где окажется их конечная, главное поскорее уехать из этого страшного дома и никогда не вспоминать дорогу сюда. Тириумный насос качал голубую кровь со страшной силой, системы были перегружены, но несмотря на это и творившийся в голове бардак, он чувствовал себя по-странному спокойно. Подобно его состоянию за окнами автобуса так же стремительно менялись до этого похожие друг на друга пейзажи. Саша тоже успокоился. Притих под боком, осев в слишком большом для него кресле. Всё это успокаивало. Всё это было в новинку. Сода вырвался из скорлупы своей программы и совершенно не знал, что ему нужно делать дальше. Не знал и не понимал ничего кроме того, что он и его маленький человек рядом больше никогда не расстанутся.