Вот такие макароны

Отъезд за границу можно причислить к особой касте всадников апокалипсиса, его товарищами по цеху были бы тогда война, переезд, ремонт (косметический и капитальный) и поход в магазин. Мне хотелось верить, что всё началось с чемодана: двадцатитрёхкилограмового оранжевого монстра, под завязку набитого всякой нужной фигнёй. Все выходные мы с мамой потратили, упихивая в его недра всё, что только могло пригодиться в пути и на первое время. Я пыталась упихать как можно больше родных и любимых сердцу блокнотов, мама с другой стороны пристраивала лекарства, запасную одежду и шоколадки, которых потом оказалось полчемодана. Мы планировали утром погрузиться в такси, спокойно доехать до Павелецкого и там пересесть на Аэроэкспресс до Домодедово, но все планы смешал снег. Поразительно, что в России из года в год оказываются не готовы к снегопадам посреди зимы. У меня складывается впечатление, что природа и правительство ведут партизанскую войну: первое время снегоуборочные машины разъезжают по улицам, собирая дождь и размешанную реагентами кашу, а потом вдруг ‒ неожиданно ‒ выпадает снег, когда лишнее количество снегоуборок снимают с работ. Именно это случилось за два дня перед нашим отъездом. За сорок восемь часов занесло буквально все дороги, и мы решили, что до вокзала придётся добираться на такси. Отец предложил нам не тратить деньги ‒ он решил, что сам довезёт нас до вокзала, а потом вместе с нами проедет в аэропорт проводить меня. Выехать надо было часов в девять, решили даже немного раньше, чтоб успеть на десятичасовой поезд, но… путешествие ‒ не путешествие, если что-то не идёт не по плану. В полдевятого утра мы с мамой ждали отца с машиной, когда нам пришло сообщение: «Бросаю машину, сажусь на метро, встретимся на Кольцевой ветке». Сначала не поняли, что это было, а потом, вместе с пронизывающим зимним ветром, к нам пришло осознание, что нас кинули. И не в первый раз. Пар изо рта сам собой сложился в трёхэтажную матерную конструкцию, мы с мамой переглянулись, посмотрели на нашу улицу, всю занесённую снегом, ещё раз на сообщение и протянули: «Ну, молоде-е-ец». Такие истории случались не раз, и подобный вариант развития событий мы предполагали, но до последнего надеялись, что за нами приедут и комфортно заберут. У серо-голубого неба, выглянувшего из-за облаков, очевидно были другие планы ‒ кто-то наверху решил насладиться шоу. А смотреть было на что. С чем можно сравнить утро понедельника после двухдневного снегопада, когда за несколько часов на бренную землю вываливают годовую норму осадков? Клоунада смешивается с цирком моральных уродов, добавляется щепотка триллера и психологической драмы, а через несколько часов лазания по сугробам не остаётся сил злиться, жаловаться на судьбу и искать виноватых ‒ от ужаса и отчаяния остаётся только истерический смех. С семи часов вечера накануне народ ещё пытался откопать свои машины, периодически сваливая снег со своих автомобилей на соседние, к восьми утра все поняли, что нужно передвигаться общественным транспортом. Хронические пешеходы радовались этой справедливости, как крестьяне и рабочие ‒ революции, когда автомобилисты рядом с ними жалобно причитали, вкушая все прелести часа пик в московском метро. Правда, радость была недолгой, потому что количество людей в метро и на автобусных остановках резко выросло, и вольным людям, пользовавшимся общественным транспортом всегда, пришлось на себе ощутить, насколько велико, многогранно и многолико это общество: с одной стороны их теснят к дверям с криками «Выходим! ВЫХОДИМ! ВЫ-ХО-ДИМ!!!», хотя это совершенно не их станция, с другой стороны человек пять, выстроив из портфелей стену из щитов на манер викингов, принимают на себя удар волны, пытающейся ворваться в вагон. В такую секунду одновременно человек ощущает ненависть ко всему роду человеческому, скорбь по собственной бренной участи, думает «за что мне всё это?» и немного жалеет тех бедолаг, которые оказались ближе к дверям. Эта картина представилась мне так ясно, когда я охватила мысленным взором всю перспективу, открывшуюся нам после злополучного смс отца. Не то, что бы я боялась метро ‒ уже много лет я катаюсь общественным транспортом, а вот у моей матушки каждый спуск в подземку вызывает сильный стресс. Моя шальная императрица предпочитает машины, спокойные свободные дороги, и от перспективы лезть в метро я тряслась именно из-за неё. Но не это было самым страшным: до метро нужно было ещё добраться. Это значило два километра через занесённые снегом дворы. Никогда в жизни я так не сочувствовала Наполеону, как в этот день. Я просто хотела покинуть Россию, забрав с собой свой скромный груз. Я просто хотела уехать, пожелав всем счастья и по возможности любви. Но вместо простого отступления нас ждал коллапс ‒ тяжеленный чемодан не катился по рыхлому снегу, его приходилось волоком тянуть за собой, как бурлаку на Волге. Медленно ползшая за мной махина расширяла и утрамбовывала утреннюю тропинку, и завидевшие это пешеходы тут же спешили пройти облагороженным нами маршрутом. Через несколько минут таскания чемодана, от которого выворачивало наизнанку суставы и лёгкие, делалось невыносимо жарко и тяжело дышать, за мной скопилась толпа недовольных людей, которые, видя тонкую и звонкую барышню с тяжелейшим чемоданом, тормозящую движение, недовольно фыркали, кашляли, сопели. Особенно рисковые пытались обгонять по обочинам, выпрыгивая передо мной и оставляя горки снега на пути моего импровизированного катка. Другие оставались топтаться сзади и то и дело недовольно выкрикивали: «А нельзя ли побыстрее?!» Мама ускакала вперёд с более лёгким кабин-багажом. Она то и дело пыталась вернуться и забрать у меня чемодан, я то и дело отгоняла её обратно, отдыхать и ждать меня. Пару раз мы пытались поймать такси: один раз мне поплохело от того, что поездка по заснеженной Москве до несчастного вокзала стоила две тысячи рублей, второй раз ‒ потому что путь мог занять полтора часа. Если мы ещё готовы были потратить прилично денег на такси, то опоздать на рейс точно не входило в наши планы. Спустя полчаса колупаний, мы всё же добрались до красной сияющей буквы «М». Никогда в жизни я так не радовалась вывеске метро: это значило, что ещё немного, и чемодан можно будет катить, что холодный воздух не будет рвать лёгкие, и слёзы от усилий и нервного смеха перестанут въедаться в щёки. А потом рыкнул здравый смысл: люди. В метро были люди. И не просто люди, а остатки от часа пик: опаздывающие на работу и учёбу, позволившие себе проспать и никуда не торопящиеся или же, наоборот, те, кто пытались во что бы то ни стало успеть к началу рабочего дня. Нам не пришлось даже поднимать чемоданы, нас с ними внесли волной в вагон. Нашей целью было закрепиться на ближайшие пять станций: мы сели на чемоданы, схватились за поручни и приготовились. На протяжении перегона люди вели себя спокойно и тихо, кто-то сочувствующе посматривал на нас, кто-то с завистью смотрел на большой оранжевый чемодан, думая, что мы улетаем отдыхать. Когда же поезд останавливался, раздавался металлический свистоскрип и мелодичный голос сообщал название станции, мы разыгрывали сцену из «Титаника» ‒ хватались друг за друга и пытались во что бы то ни стало не отпускать. Ломившиеся в вагон люди активно пинали чемоданы, тесня всех, кто был в вагоне; те расходились, чемоданы катились на свободные места, и так под конец пути, когда нам нужно было делать пересадку, мы с мамой преодолели два вагона, соединённых «гармошкой». Видимо, на кольцевой ветке мы пересекли какую-то границу кругов ада, потому что дальше перелёт в Мальпензу, в Милан, прошёл спокойно, а оттуда мы нормально и без нервов добрались до Пармы. А может, наши нервы просто остались зарытыми в свежем февральском снегу вместе с автомобилями тех несчастных, которые до следующего потепления будут вынуждены ездить на работу общественным транспортом. Когда мы вышли на улицу в аэропорту Милана и увидели свежую зелёную травку, пробивающуюся возле проезжей части, таскание чемоданов по сугробам казалось страшным сном. Прогноз погоды в Италии внезапных снегопадов не предвещал.