Вот такие макароны

Я долго думала, на кого похожи отправленные на стажировку студенты, особенно такие, как мы с Ры: в общем-то домашние, сильные и независимые женщины до тех пор, пока не кончатся карманные деньги и силы скрывать своё банкротство. Больше всего мы напоминаем детей, которых забыли в детском саду или на продлёнке; и вот, мы сидим, считая секунды, вот-вот ожидая услышать прокуренный голос воспитательницы: «Девочки, за вами мамы пришли», а про себя думаем, что, может, за нами и не придут. Что, возможно, мы не очень-то и нужны… Конечно, это не так, но каждый, кого забирали из детского сада хотя бы на пять минут позже, знает это чувство. Ко всему прочему мы почувствовали себя забытыми ещё и потому, что после очередного звонка в деканат с просьбой подкорректировать наш договор об образовательных услугах с университетом в Парме, наш менеджер выдала следующее: «Подождите, какой договор? И что вы делаете в Парме?» После этого краткого диалога, сопровождавшегося битьём головой о стены, в Россию мы звонили только родственникам. Но даже часы, проведённые у телефона, не заменят живого присутствия мамы, её понимающего взгляда и такого привычного: «Ну и сра-а-ач» при взгляде на те квадратные метры, которые оккупирует в жилье твоя бренная тушка. Спустя почти месяц после нашего приезда в Италию к Ры приехала мама. За всё время совместного проживания я видела свою соседку такой счастливой только один раз ‒ когда я бросила в неё банкой нутеллы. Рыкся с мамой договорились встретиться в Вероне, а оттуда на один из дней съездить в Венецию, чтоб совместить долгожданную встречу с приятным культурным отдыхом. С самого начала всё пошло не по плану. Это было заснеженное начало марта, когда итальянцы почти поверили в то, что настал ледяной апокалипсис, хотя снежка было всего лишь по щиколотку. Из-за непредвиденных погодных условий поезда останавливались, опаздывали и садились на снежную мель, как выбрасывавшиеся на берег киты. Рыксин поезд до Болоньи, где она должна была сделать пересадку, опоздал на сорок пять минут, она пропустила второй поезд и была вынуждена ждать следующий. В Верону она приехала уже вечером, уставшая и грустная из-за потерянного времени, и почти с порога, только расцеловавшись с мамой, услышала следующее: ‒ У нас какой-то неправильный номер. ‒ Что? ‒ сморгнула она, представляя себе, как со своим начальным уровнем итальянского будет пытаться договориться с рецепшеном. В этот момент ей поплохело. ‒ Да. Я бронировала отель «Пикколо», а меня поселили в отель «Мартини». ‒ Тебе не нравится название? Мама притихла и заговорщически произнесла: ‒ Там номер… ‒ Какой? ‒ Как минимум люкс. Женщины задумчиво переглянулись, разрываясь между природной честностью и русской народной халявой, и в результате Рыкся была отправлена на рецепшен. Предварительно почитав нужную лексику, моя маленькая женщина спустилась в лобби и на хорошо поставленном итальянском спросила: ‒ Простите, сэр, кажется, произошла ошибка, и нас поселили не в тот номер, ‒ отчеканив это, она приготовилась слушать бойкую итальянскую речь, из которой ‒ дай Бог ‒ поняла бы половину. Менеджер за стойкой посмотрел на неё с высоты собственного роста и на хорошо поставленном английском ответил: ‒ В связи с тем, мисс, что сейчас не туристический сезон, а вы взяли завтрак, который подаётся в отеле «Мартини», мы сделали апгрейд и поселили вас во второй отель, а не в «Пикколо». Такая удача была очень кстати. Дамы довольно открыли бутылку вина, купленную в супермаркете неподалёку, и отметили долгожданную встречу. *** На следующий день в планах была Венеция. Рыксина мама немного прогадала с погодой. Думая, что едет в Италию (с нормальной итальянской погодой) она обулась в тонкие тканевые кроссовки, которые прекрасно сочетались с пуховиком, но совсем не подходили к погоде. К сожалению или к счастью, не кроссовки стали флагом второго дня. Нет, тон всех ближайших двадцати часов задал высокочастотный голос типичного музейного работника, спросивший: «Девочки, вы тоже едете в Венецию?» На русском, разумеется. Рыкся с мамой стояли, никого не трогая и даже не разговаривая, но пухленькая женщина со светлыми длинными волосами и с чуть задранным подбородком с лёгкой манерой снисхождения обратила внимание именно на них и быстренько подсеменила под металлический свист и скрип подходящего поезда. Дамы утвердительно кивнули. Как потом признавалась Ры, она почувствовала неладное в тот момент, когда поняла, что голос этой случайной знакомой очень напоминает голос мамы рыксиного бывшего. Эту деталь мне сообщили как особенно важную. Путешествуя, никогда не знаешь, кого встретишь в дороге. За всё время своих шатаний по миру я оказывалась за соседними столиками с русскими эмигрантами, с искателями приключений из Перу, с автостопщиками и много с кем ещё ‒ такие попутчики оказываются полезным вкладом в кругозор. Они будто самим своим мимолётным появлением в жизни показывают, какой она ‒ эта жизнь ‒ может быть: на вершине офисной пирамиды или же вне её, после университета или вместо него, вместе с семьёй или в гордом одиночестве. Эти люди оставляют о себе пару слов, воспоминание и образ, который дорисовывается фантазией, потому что за время в дороге не успеваешь спросить всего и, в поисках ответов на непрозвучавшие вопросы, ты примеряешь маску своего случайного знакомого, прикидывая, мог бы ты поступить так же и подошла бы тебе такая жизнь. Именно за короткость таких знакомств и открытый финал я люблю такие вагонные встречи ‒ потом, в месте прибытия вы прощаетесь и при случайной встрече возле какой-нибудь популярной достопримечательности просто киваете друг другу, сохраняя дистанцию. Это своеобразный этикет путешественника, неписаный кодекс, защищающий личную жизнь каждого; ведь всё-таки каждый отправляется в путь, ища что-нибудь для себя. Но из всех правил есть исключения. Вроде тех, кто считает, что если кодекс не написан, не заверен нотариально и не подписан ООН, то можно его и не соблюдать. Такой была Наталья ‒ женщина, севшая вплотную к Рыксе и маме в абсолютно пустом вагоне. Она была из той породы туристов, которые не умеют путешествовать в одиночку. Такие люди всегда находят себе спутников и держатся за них, уверенные в собственной необходимости на их жизненном пути. Наталья с упоением рассказывала о русских туристах за границей, о том, что это не то чтобы «цвет нации» и что о культурном образовании нашей великой и могучей страны надо ещё заботиться и заботиться. Когда выяснилось, что эта дама ‒ искусствовед, Рыксе стало не по себе. Мы с ней тоже изучаем искусства и историю искусств, так что мысль, что через двадцать лет каждая из нас могла уподобиться Наталье, вызывала кровавые слёзы. К моменту прибытия на вокзал Венеции счастливо воссоединившееся семейство радовалось, что поезд приходит вовремя, и что всё знакомство закончится сразу, как только они пересекут жёлтую линию на перроне. ‒ Ксения, а не могли бы Вы помочь мне? ‒ вдруг обратилась Наталья к моей соседке. Падкая на вежливость Ры выжала сцепление и передумала давать газу сразу, как только откроются двери поезда. ‒ Да, в чём дело? ‒ спросила она. ‒ Видите ли, у меня болит горло. Не могли бы Вы сходить со мной в аптеку? ‒ произнесла Наталья почти томно, в то же время припечатывая Рыксю своей вежливостью так, что девушке становилось даже немножечко больно. Похожее чувство испытываешь на занятии йогой, когда случайно наступаешь себе на шею. Рыкся понадеялась, что после этой маленькой услуги их пути с Натальей окончательно разойдутся, согласилась. В аптеке она помогла спутнице добыть лекарства из тех, что продавались без рецепта (таких препаратов в Европе очень мало, а для того, чтоб получить что-то мощнее капель в нос, нужно обращаться к врачу за предписанием), Наталья рассыпалась в благодарностях и вышла вместе с Рыксей на залитую солнцем улицу, где мама Ры стояла в ожидании дочери. На языке уже вертелись слова прощания, мамины руки обвили плечи Ры, ноги приготовились брать низкий старт, когда Наталья с вызывающей восхищение беспардонностью спросила: ‒ Ну что, куда пойдём? Что может приличный человек ответить на подобное заявление? Люди вроде меня обычно предлагают пеший эротический маршрут, начинающийся со слов: «Вы ‒ туда!», но Ры с мамой люди куда более воспитанные и сдержанные в своих выражениях. Мама Ры слегка замялась и, пожав плечами, указала на церковь Сан-Марко. Наталья довольно кивнула и, дав своё одобрение, продолжила искусствоведческую лекцию, которую в основном слушала мама Ры, в редкие паузы пытаясь сказать, что пора бы им и разойтись. Рыкся почти не слушала ‒ голос Натальи ей заглушал скрип собственных крепко сжатых зубов. Рыксе дали роль навигатора по Венеции ‒ она читала все указатели, сверялась с картой и, как единственный обладатель мобильного интернета и функционирующих гугл-карт, прокладывала маршрут. Иногда за её спиной звучало следующее: ‒ То, что Вы говорите, очень интересно, но мы с дочкой не виделись почти месяц… ‒ Да что Вы говорите! А представляете, мой-то сын, ему тридцать лет… ‒ и утро в колхозе, так сказать, продолжалось. Рыкся вывела женщин к водному автобусу ‒ это нормальный вид общественного транспорта для Венеции, более дешёвый вариант водных такси: катеров, которые возят туристов по Гранд-Каналу. Пока мама и Ры восторженно фотографировали, пытаясь урвать хорошие кадры в просвете рюкзаков туристов, Наталья, очевидно, смиряла праведный гнев. Когда хронометраж драматической паузы вышел, она повернулась к Ры и академическим сценическим голосом спросила: ‒ Барышня, а почему мы едем через Адриатику?! Ры почувствовала, как даёт трещину её напёрсток терпения. ‒ Простите? ‒ Ну, я хотела через Гранд-Канал! ‒ Ну, Вы можете сойти на следующей станции и пересесть на маршрут на Гранд-Канал, ‒ миролюбиво предложила мама Ры. Наталья перевела взгляд на неё, как бы спрашивая, с чего их проводнице предоставляют защиту, потом в её глазах сверкнуло что-то сродни страху остаться одной в незнакомом городе и, стушевавшись, женщина сказала: ‒ Да нет, ничего. Разок можно и через Адриатику сплавать. Прибыли в Сан-Марко. Тут уже дамы определённо решили, что нужно капитулировать и как можно скорее. Наталья села на скамейку в церкви, а Ры осторожно подошла к маме и шепнула: «Бежим». Тихо, чтобы не вызывать подозрений, два Штирлица двадцать первого века побежали к боковой двери с надписью «выход», то и дело поглядывая поверх плеч на Наталью. Расстояние отмерялось ударами сердца, тяжёлые двери, казалось, приближались мучительно медленно. И вот, ладони коснулись холодного металла ручек, и… ничего. Двери оказались заперты, а рядом обнаружилась надпись: «Вход и выход осуществляется только через главную дверь». Побег провалился с треском и грохотом, вполне слышимым во всём Сан-Марко, дёрнутая на себя запертая дверь прогрохотала, выдав незадачливых беглянок. ‒ Ой, а куда это вы? ‒ спросила Наталья, поднимаясь со своего место. Рыкся с мамой переглянулись и обречённо вздохнули. ‒ Да, никуда… Так прошёл весь день. Ры с мамой могли поговорить с глазу на глаз только когда Наталья уходила в туалет. Всякий раз, когда они уже были готовы в резкой форме высказать ей всё, что они думают о её обществе, что-то заставляло их менять свои планы. Так продолжалось о самого приезда. Вернувшись в Верону дамы распрощались, и до самого отъезда Ры и мама залегли на дно, стараясь не отвечать на телефоны и не подходить к окнам.