Новые приключения Верного

Верному стало жаль Ньюта. Сейчас он сидел такой одинокий, и было заметно, что его что-то гнетёт, чувство, которое он с трудом может высказать, или даже не хочет этого делать. Верный долго не решался спросить его об этом, а потом и вовсе отказался от своей затеи, глядя на то, как бережно парень перебирал в руках какую-то вещицу, явно напоминающую ему о прошлом. - Это подарок друга, - тихо сказал Ньют, глядя на Верного своими красивыми, раскосыми глазами: парню он напомнил вдруг большую степную рысь с глазами, подёрнутыми поволокой слёз: только сейчас Верный заметил, что в этой едва проступившей влаге сияют лунные лучи, пробивающиеся сквозь кроны вязов. - Жаль, что те, кого мы любим, уходят так рано. - Всему своё время, - постарался поддержать Верный друга. - Все мы когда-нибудь умрём. - Да. Хотя и смерть - не предел всего, - ответил Ньют. - Пойдём, погуляем... Я покажу тебе Могильник. В этом странном месте есть своя особенная красота. А в такие лунные ночи, когда света предостаточно, здесь начинаешь ощущать себя не так, как в Глэйде... Ты как будто попадаешь в другой мир. И действительно: несмотря на обилие крестов, Верный чувствовал здесь себя очень уютно, как будто попал в родной дом. Откуда взялось это чувство, он с трудом понимал, но даже дневная суета Приюта с его заполненностью многочисленными предметами обихода: большими вязаными канатами, мотками бечевы, наставленными друг на друга, большими бочками с сушёной рыбой, фонарями, в которых тускло мерцали сальные свечи с длинными нитями фитиля, рыболовными сетями, развешанными тут и там вдоль деревьев (последние напоминали мачты корабля), деревянными помостами для различных нужд и остовами старых лодок, которых решено было пустить на растопку костра - всё это как-то незаметно померкло перед тишиной этих гробниц. Верного немного испугало то, что ему захотелось остаться здесь навсегда. Почувствовав это, Ньют слегка рассмеялся и сказал: - Ничего, шенк. Так бывает со всем и каждым. Надо привыкнуть, тогда ты, возможно, как и немногие из нас, ценители истинного покоя, сам будешь приходить сюда и размышлять о бренности бытия. Парень хмыкнул, как бы посмеиваясь над собственными словами. Верному показалось, что Ньют может знать о смерти даже больше, чем он мог себе вообразить, но затаил это знание в себе и не стал выказывать непочтение излишним любопытством. Хотя Ньют и не был против этого, судя по тому, как тот подбадривал его сегодня днём задавать как можно больше вопросов. - Пойдём в лагерь, - наконец махнул рукой хромой глэйдер. Верного так и подмывало спросить у нового приятеля, почему он хром. Но Верный опять к неожиданности для себя отчего-то промолчал и даже порадовался тому, что им есть, о чём молчать,: обычно это редкое явление среди тех, кто проникся друг к другу симпатией относительно недавно. Как правило, все предпочитают говорить и слушать, чем пытаться понять друг друга без слов. - Слова не нужны, правда, шенк? - задорно спросил Ньют и рассмеялся так, что проснулся один из мясников, который лежал в гамаке вдали от лагеря, у самой опушки. Шенк что-то недовольно пробурчал во сне и перевернулся на другой бок. - Здесь тебе спокойнее, правда? - спросил Ньют, глядя на Верного с теплотой, достойной материнства. - Здесь тебе ничего не угрожает, шенк, и, что самое главное: здесь тебе не угрожают мрачные мысли. Это не очень приятная тема для всех нас, так что будем радоваться повседневности, думать, что всё у нас тихо и спокойно вопреки всему нехорошему. Назло всему дурному. Что бы ни было, у нас здесь тихая гавань. Без штормов и треволнений, которых в Лабиринте дохрена. Мне даже рассказывать тебе не хочется, - Ньют сделал вид, будто бы сблеванул на землю. Верный рассмеялся. - Хотелось бы показать тебе стену, на которой мы обычно оставляем свой знак... Знак. Это когда ты вписываешь своё имя в список имён остальных глэйдеров... И оно остаётся там навсегда в память о твоём прибытии и как символ того, что ты - один из нас. Это довольно почётный ритуал, шенк, и я очень счастлив посвятить тебя в глэйдеры. Думаю, тебе понравится вид нашего атама. Ну... - Ньют снова рассмеялся. - Это не совсем атам... Не жертвенный, не магический нож, как ты мог подумать. Просто он стал почти что ритуальным оттого, что его используют не часто, а лишь по прямому назначению. Смотри, какая прекрасная у него рукоять!.. Руны вырезал сам Фрайпан. Он говорит, что это какой-то древний язык, который может как-то помочь нам, когда наших человеческих сил уже не остаётся. Я не очень-то в это верю, но чем чёрт не шутит. Ньют устало сел на траву рядом с гамаком Верного. Последний не без удовольствия отметил, что место никто не занял, и теперь можно было спокойно бухнуться в эту импровизированную постель и выспаться - предстоял новый день, и никто не знал, что он принесёт прибывшему новичку. Пока Ньют с ним, Верный не волновался, ему не было страшно и он почти не испытывал беспокойства. Было видно, что Ньют волнуется за парня и тянется к нему вопреки своей сдержанной натуре. Взаимная ответственность и дружеская привязанность сразу же выделили этих двоих из череды прочих шенков, и Верный был рад, что нашёл нового друга именно тогда, когда это было более всего необходимо. Костёр почти догорел, и Верный взял в руки фонарик, состоящий из перевязанной просмоленной, тонкой бечевой, пущенной по краешку, там, где обычно завинчивалась крышка, банки, и большой толстой свечи из бледного сала, прикреплённой к донышку сосуда. Стекло баночки кто-то расписал непонятными фразами, и Верному почему-то показалось, что слова эти были далеко не самыми приличными. Несмотря на это, ему нравилось смотреть на то, как играет позолотой и дрожит отсвет румяного огня, отброшенного свечой, в которую для чего-то были вставлены три булавки, на слегка запылённой прозрачной поверхности тары. Это умиротворяло почти так же, как скворчание забытого всеми котелка с недоеденным супом: маленький огонь как будто воплощал собой уставшее, но ещё бьющееся бессменным пульсом сердце глэйдера, как будто давал надежду и оптимизм к наступающему дню. Ньют говорил что-то про то, что такие вечера для него - самое желанное время суток, когда можно подумать о своём, о потерянном рае прошлого - оно, по словам шенка, было лучше настоящего, о детстве, которое все присутствующие здесь почти не помнили, точнее, помнили лишь обрывками - многие, по словам хромого глэйдера, видели какие-то помещения вроде классных комнат и игровую площадку, но видения эти были так размыты, что никто не мог сказать ничего вразумительного, откуда эти картины воображения и воспоминаний идут и почему так похожи друг на друга в интерпретации разных рассказчиков. Верный зевнул. Ему сильно захотелось спать, тем более, что сегодняшний день был такой насыщенный и лишний раз убедил Верный в том, что он может полностью довериться Ньюту. Этот парень дышал уверенностью в себе, хотя Верному казалось, что то, что они вынуждены здесь проживать, должно, напротив, создавать чувство тревоги и привлекать ум к осторожности. - Я просто верю в судьбу, - тихо сказал Ньют, как бы между прочим, сквозь сковавшую его усталость и навалившийся сон - сказал, не поднимая глаз, прислонившись спиной, покрытой большой холщовой рубахой к большому древесному стволу с неровной корой и воткнутым кем-то прямо над головой глэйдера ножом. Но Верный показалось, что тот прочитал его невысказанные мысли. Над Верным покачивались развешенные кем-то на ветвях сушиться длинные окрашенные верёвки с разлохмаченными в кисточки концами, суп в котелке начал выкипать, и слышно было, как шипят его капли, падая на нагретые камни, которыми был обложен очаг. Верный перевёл взгляд с верёвок на больших плоскогрудых рыбин, насаженных на вертел и оставленных без присмотра висеть сушиться над костром - почти так же, как и котелок. Спустя несколько секунд Верный различил среди прочих запахов ночи тонкий, ни с чем не сравнимый аромат жареных даров озера. А вскоре Ньют неожиданно встал с места и вытащил из рюкзака несколько сушеных карасей, разделал их ленивыми движениями и после ночного пиршества снова погрузился в сон: на его руках мерцала в лунном свете ошмётки соскобленной рыбьей чешуи, а хохолок на голове парня трепетал под порывами прохладного утреннего ветра. Смотреть на него было больно: Верному так и казалось, что он к утру продрогнет до костей, и Верный стянул с себя одеяло и накрыл им друга, оставив себе брезентовое полотнище, на котором он прежде сидел у костра. Оно было ничуть не хуже одеяла, а грело даже лучше, хотя и было жестковато. Медленно переводя взгляд с разрисованной надписями банки со свечой на звёздное небо, украшенное большими звёздами, а после - на Берлогу, окутанную рассветным туманом, он постепенно заснул, радуясь тому, что может дать себе хоть несколько часов должного покоя. Начищенный котелок висел над костром. Этот костёр Верный разводил довольно долго: сказалась дневная усталость, сильно хотелось пить, к тому же день сегодня был довольно жаркий, и солнце нещадно палило с небосвода. Не спасали даже большие тенты, на которых скопилась прошлогодняя листва. Было сумрачно, небесный свод провисал большими дождевыми тучами - к вечеру их скопилось довольно много, и они ежесекундно грозили пролиться дождём. Вокруг палатки, в которой сегодня ночевал Верный, было много всевозможных вещей, таких милых сердцу и таких разнообразных - приятных мелочей, которыми полнился каждодневный быт глэйдеров. Были здесь склянки для лекарств - пресловутая Сыворотка, большие баллоны для питьевой воды, которые Галли выцедил через специальные фильтры, фляги с пойлом, на которых виднелись нашлёпки-аппликации с описаниями рецептов приготовления зелья, связки прутьев, которыми перешивали длинные ивовые плетни, старые кроссовки, которые отслужили свой срок, медные чётки, доставленные Создателями... Холодные бисеринки дождя свисали с навеса, в их бледных каплях играл солнечный свет. Закат заливал бетонные стены Лабиринта, и казалось, что этому дню не будет конца. Тишина стояла такая, что хотелось уснуть и не просыпаться, захваченные созерцанием красоты, открывавшейся с небольшого холмика, на котором расположился лагерь Мясников. Сегодня Верный занимался тем, что обрабатывал коровьи шкуры, и надо заметить, что это дело ему даже понравилось, несмотря на то, что оно было довольно энергозатратно. Ньют учил его всем азам своего ремесла: он, будучи хромым, хранил в своей памяти богатый опыт взаимодействия с материальным миром. Опыт научил его многому, и, по признанию самого Ньюта, он стремился пополнять его и расширять, используя все возможности для усовершенствования своего мастерства. - На строителях здесь всё держится, а без мясников мы бы не прожили ни дня, - сказал хромой глэйдер, наблюдая за тем, как холодное солнце медленно скатывается за блочные громады. - Слышишь, как гудит Лабиринт? Если бы не мои ежевечерние занятия, я бы сошёл с ума, постоянно слыша то, как скворчат эти бетонные блоки. Никогда бы не сунулся в Лабиринт по собственной воле. Так что провожу время тут, и не считаю это трусостью. Мужество надо проявлять разумно и, как мне кажется, дозировано, чтобы не истратить свой пыл в погоне за невозможным. Я рассказывал тебе, почему у меня нездоровая нога? Верный отрицательно покачал головой. - Всё просто, дружище. Один раз мне всё остоебенило к чертям, и я решил покончить с собой, сдуру спрыгнув с каменного блока, который располагается недалеко от той стены, на которой написаны наши имена. Приземление оказалось более чем неудачным, и я ещё легко отделался, хотя тогда мне казалось, что лучше бы мне умереть. Ньют вздохнул, и этот вздох показался Верному слишком тяжёлым для подростка его возраста. - Зато теперь я знаю, как правильно применять свои таланты, - взбодрился друг, глядя на то, как резво строители принялись за работу после небольшого перерыва. - Я научился готовить, научился строить деревянные постройки, научился обрабатывать ткани... Без дела не сижу, и, думается мне, я правильно делаю, что предпочитаю пустому созерцанию деятельную жизнь. В этой деятельности я нахожу приятное удовлетворение и ненадолго забываю о печалях жизни здесь. Иногда мне кажется, что мы никогда отсюда не выберемся. Но я верю в лучшее. Вынужден. Всегда верил, а иначе зачем мы здесь? Отряхнув пыль, приставшую к рукам, Ньют отошёл в сторону, к небольшому сарайчику, в котором хранились принадлежности для рыбалки, и выбрал несколько длинных удочек. - Неплохо было бы сегодня заняться моим любимым делом, - сказал он не без удовлетворения. - Значит так. Ты будешь мне помогать копать червей, а я между делом научу тебя ловить озёрную рыбу. Местная рыбёшка так просто не ловится, хотя как по мне, так это единственное дело на свете, достойное делания. Очень помогает отвлечься от суеты. Когда я гляжу на разводы, которые ночной дождь оставляет на водной глади, я начинаю думать о таких вещах, о которых раньше никогда не думал. В голове сразу появляется множество интересных мыслей и идей, эмоций, импульсов действия, и если мне удаётся должным образом переадресовать их кому-то, то это служит всем большую пользу. Так, мне кажется, что тому небольшому новшеству, которое Фрайпан с моей лёгкой руки недавно ввёл на кухне, Глэйд обязан небольшой моей настойчивости - я додумался варить рыбу не совсем так, как это обычно принято. Нашёл более универсальный рецепт. И получилась, надо сказать, неплохая конфетка. - Здорово, - протянул Верный. - Расскажешь поподробнее? - Было бы неплохо, - ответил Ньют. - Расскажи о том, что здесь было, - предложил Верный. - Ну... Здесь было много всего, так сразу и не расскажешь, - Ньют поскрёб в затылке. - Ну да ладно, выложу как есть...