bleed you still

Зейн протер глаза, не в силах больше слушать монотонную речь главы креативной группы о предлагаемых планах развития компании. С самого утра его не оставляла в покое головная боль, но утреннее совещание с советом директоров, а теперь и этот нудный доклад только усилили его мигрень. – Всё, хватит, – прерывает его Зейн и надевает обратно очки, устало вздыхая и притягивая к себе отчет по продажам за первый квартал. Его взгляд ненароком опускается на часы на его руке, и внутренне он радуется тому, что этот поистине долгий день подошел практически к концу. Он переводит взгляд обратно на работника, явно непонимающего причину остановки и тупо смотрящего на своего босса. – Спасибо, можете садиться, – Зейн понимает, что не может сосредоточиться на всем многообразии цифр и графиков, скрупулёзно сведенных в лежащем перед ним документе. Он встает из-за стола и подходит к окну, окидывая взглядом городскую панораму Нью-Йорка, которая всегда приносила ему успокоение. – Когда я созывал вас к себе, то ожидал более конкретных предложений по дальнейшему развитию бренда. Все, что я услышал в ответ, конечно, вполне себе сносно, но не для нашей компании. В воздухе повисает тяжелая тишина, прерываемая лишь шумом мегаполиса, проникающего вместе с порывами ветра сквозь приоткрытые окна. Зейн разворачивается и идет обратно к своему столу, бросая быстрый взгляд на своих подчиненных, понуро опустивших глаза на стол. Хоть он никогда не кричит на них, его порой чрезмерная холодность заставляет их все же подумать над своими ошибками. – Я долго над этим думал и пришел, на мой взгляд, к наиболее оптимальному решению. Нам необходимо найти новое лицо нашего бренда, которое к тому же разработает новую летнюю коллекцию одежды. От вас мне необходимо как можно тщательнее подумать над подходящими кандидатурами на эту роль и как можно быстрее составить список, – Зейн прерывается и снимает очки, потирая ноющие виски. Он решает, что пора уже перестать мучить себя и подчиненных, и закончить, наконец, это утомительное и долгое совещание. – Можете быть свободны. Группа незамедлительно освобождает его кабинет, что сопровождается суетой, действующей изрядно на его нервы, и вскоре он остается наедине со своими мыслями. Быть главой компании с таким громким именем, как Hugo Boss, являлось не только престижным, но и несло за собой невероятно огромных размеров ответственность и долг сохранять и поддерживать во что бы то ни стало репутацию лейбла, всегда стараться оставаться на первом месте среди всех злополучных конкурентов. После того, как он закончил университет, отец сразу же передал бразды правления ему, подготавливая своего сына медленно, но верно занять этот пост. За два невероятно тяжелых для Зейна года ему удалось вполне успешно провести полномасштабный ребрендинг всей компании, который включал разработку новых концепций лейбла и подписание десятка популярных артистов для сотрудничества. Но приближалось лето, а это значило, что необходимо было, как можно скорее наметить план развития бренда на этот сезон с пошивом новой летней коллекции, что идеально соотнеслось бы с приходом нового лица их компании. На следующее утро перед ним уже лежал список имен, составленный креативной группой, которая сидела перед ним в трепетном ожидании финального решения от босса. – Мистер Малик, самые оптимальные варианты выделены красным, – прервала тишину Джулия, глава отдела. – Вчера вечером мы тщательно проанализировали текущую ситуацию на актерской и музыкальной аренах и пришли к выводу, что наилучший кандидат на роль амбассадора – это британский музыкант Лиам Пейн. Зейн резко вскидывает голову и пригвождает взглядом девушку к месту, молясь про себя, чтобы это была неудачная шутка. Лиам. Лиам. Лиам. Это до боли знакомое имя громким эхом проносится в его голове, вызывая за собой мириады счастливых, но таких болезненных воспоминаний. Он судорожно сжимает в руке ручку и расслабляет тугой галстук на шее, который внезапно мешает ему сделать полноценный вдох. – Вы уверены? – спрашивает на автомате Зейн, уже готовясь отвергнуть эту глупую идею и выгнать всех из кабинета. – Абсолютно, – без сомнений в голосе отвечает Джулия, не замечая побледневшее лицо Зейна. – На данный момент он находится на вершине чартов практически ста стран. Через месяц объявлен релиз его дебютного альбома. Это вкупе со становлением лицом лейбла взорвет все существующие медиа и привлечет всеобщее внимание не только к его альбому, но и к нашей будущей коллекции. Мысли Зейна свалены в огромную кучу в его голове, и сейчас он совсем не в силах рационально осмыслить эти слова, внезапно ставшими для него белым шумом, не воспринимающимся человеческим ухом. Он расслабляет руку, понимая, что чуть не сломал ручку, и незаметно выдыхает, про себя надеясь, что никто не заметил его временного замешательства. – Мне нужно подумать и все взвесить, – спустя долгие пять минут произносит Зейн. – Спасибо за быструю работу, можете идти. Лиам. Это имя будто навечно приросло к его существованию, а Вселенная после долгого времени словно решила над ним снова поиздеваться как она это хорошо умеет. Он опускает взгляд на руку, где на кисти темными чернилами выведено слово «love», его первая татуировка. Тату, посвященное тому самому Лиаму и сделанное вместе с ним. – Ты уверен? – спрашивает Лиам, поднимая голову с груди Зейна и смотря ему в глаза. Он очаровательно нахмуривает свои брови, и на его лице ясно читается переживание за Зейна из-за последствий поступка, которое он вот-вот совершит. – Ведь это останется с тобой навсегда. – Ни в чем не был так уверен, как в этом, – отвечает Зейн, проводя пальцами по его губам, распухшим от поцелуев. Он приподнимается, убирает чуть взмокшие волосы с его лба и оставляет там поцелуй, от чего черты Лиама разглаживаются, а на его губах появляется та самая улыбка, от которой сердце Зейна неистово наполняется трепетом. – А как же родители? – не унимается Лиам. – Не хочу, чтобы у тебя были потом проблемы. Зейн знает, что он прав, и на минуту его бросает в дрожь от предстоящей реакции отца. Но он притягивает Лиама еще ближе к себе, не оставляя между ними ни миллиметра свободного пространства, и его такое близкое присутствие моментально стирает все его сомнения и страхи. – Главное, что ты – рядом, а значит всё будет хорошо, – заверяет он. Лиам смущенно улыбается, как-будто в первый раз слышит эти слова. Он обнимает Зейна, притягивая его к себе, словно хочет поделиться самым сокровенным для него секретом. – Я тебя люблю, – просто отвечает Лиам и нежно целует Зейна. Зейн не выдерживает и встает из-за стола, одолеваемый мучительными воспоминаниями, преследовавшими его все время с момента их последней встречи. К счастью у него в кабинете было надежное средство унять противную горечь, засевшую в его груди. Он подходит к мини-бару напротив его стола и вытаскивает оттуда бутылку виски. Темно-красная жидкость обжигает горло, и Зейн морщится, ставя бутылку обратно. Напиваться сегодня в его планы уж точно не входило. Надо было как можно быстрее найти решение этой проблемы, но он не был уверен, к чему все это приведет, если он все-таки согласится. Страх посмотреть Лиаму в глаза после стольких лет окутывает Зейна темной паутиной, из которой невозможно выпутаться, и в то же время его одолевает по-настоящему сильное желание увидеться с ним. Он невыносимо скучал по Лиаму, хотя казалось, что со временем должно было стать легче. Но Зейн знал на своем горьком опыте, что время совсем не лечит, и щемящее чувство в груди, возникающее каждый раз, когда он думал о Лиаме, не давало ему покоя, усиливая нестерпимую боль от разлуки. Но он был и его спасением. Когда в его жизни наступали поистине мрачные и тяжелые моменты, только его образ не давал Зейну окончательно сойти с ума и придавал сил жить дальше, зарождая в нем крохотный огонек надежды, что все еще изменится. С момента их последней встречи прошло пять по-настоящему долгих лет. За это время Лиам успел стать успешным артистом, а Зейн – главой огромной компании, и между ними пролегла гигантская пропасть, на дне которой пеплом было разбросано их общее прошлое. Зейн не мог себя остановить и отслеживал каждый успех Лиама, очередную вершину, которую он с легкостью преодолевал. И он был невероятно горд за него, горд и счастлив за своего Лиама. Хотя нет, уже не его. Уже давно не его. Но он отдал бы все на свете за возможность вернуть все обратно, исправить ту самую ошибку, из-за которой они стали друг другу чужими людьми. Его бросает в дрожь, когда он вспоминает их последнюю встречу. Воспоминания о ней въелись в его сердце кровавыми отметинами, которые странным образом никак не хотели заживать, а образ того Лиама преследовал его до сих пор во снах. Зейн лежал на кровати, считая про себя минуты до прихода Лиама. В первый раз за все это время ему не хотелось, чтобы он был здесь, как можно быстрее. Решение, которое заставил принять его отец, тяжким грузом лежало на сердце, и осознание того, что на этот раз он не в силах что-то изменить, сдавливало его грудь. Отец был прав, в конце концов думает Зейн, ему нужно было взять на себя вопреки всему ответственность за дальнейшую жизнь не только его, но и Лиама. Утренний разговор с отцом снова всплывает в его мозгу, воспоминания о котором въедливыми чернилами заполняют бездонную брешь в его душе. – Завтра ты отправляешься в Америку, – голос отца прорезает острой струной тишину комнаты Зейна, прерываемой лишь тихой музыкой на фоне. Зейн застывает с карандашом в руке и отрывается от своего эскиза, оборачиваясь медленно в кресле. – Что? – единственное, что он в силах вымолвить. – А как же школа? У меня через месяц выпускной, – на минуту ему кажется, что папа сейчас скажет, что это розыгрыш и посмеется над легковерием и наивностью своего сына. Он сразу же пытается вспомнить, что он сделал не так, но в голову так ничего и не приходит. Весь последний месяц он был идеальным сыном: старался не пропускать беспричинно уроки, его не оставляли даже после занятий, а недавняя контрольная по алгебре была написана на отлично, благодаря Лиаму. – Я договорился с директором. Экзамены сдашь дистанционно, – отвечает он отрывисто, безжалостно смотря на сына, будто бы наслаждаясь его шоком от внезапной новости. – Но к чему такая срочность? – руки Зейна начинают неконтролируемо дрожать, и карандаш, все это время находившийся в его руке, падает на пол. Единственное, о чем он может сейчас думать, это Лиам. И кажется, Зейн начинает понимать, к чему такая спешка. – Когда я тебе говорил расстаться с этим мальчишкой, ты, наверное, подумал, что я пошутил, – отец начинает расхаживать по комнате, и это безумно нервирует Зейна. – Мне порядком поднадоело, что ты не воспринимаешь мои слова всерьез. Да еще и эта чертова татуировка, – восклицает отец, с явным отвращением указывая на руку Зейна, словно она была испачкана чем-то грязным. Он рефлекторно прячет забинтованную ладонь за спиной, надеясь, что это просто страшный сон, и он сейчас проснется. – Но я люблю его, – в сердцах выкрикивает Зейн, сжимая до боли ручки кресел. Ему сейчас абсолютно плевать на то, что он впервые за всю свою жизнь повысил голос на отца. Раньше он бы никогда себе такого не позволил. Но когда на его глазах беспощадно рушили весь его мир, остальное просто теряло свой смысл. Отец просто не понимал, что у них с Лиамом все серьезно. Они уже давно все распланировали: после выпуска их ждала учеба в Британском колледже искусств, и лучшего будущего Зейн просто не мог себе представить. Он всегда хотел быть профессиональным художником, сколько себя помнил, Лиам же был прирожденным музыкантом. Его талант к написанию прекрасных песен и их поистине чудесное исполнение не только восхищали Зейна, но и неизменно вдохновляли. – Сын, ты еще молод для любви. Я не хочу, чтобы ты портил свое будущее какими-то там отношениями. Таких Лиамов у тебя будет тысяча, поверь мне, – он перестает расхаживать по комнате и смотрит ему прямо в глаза, словно пытается вбить в него эти слова своим строгим, непререкаемым взглядом. Но Зейн не поддается. Он не имеет права просто так сдаться. Не тогда, когда ему посчастливилось встретить любовь всей его жизни, свою вторую половину, родственную душу, которая знала его лучше него самого и избавила его от одинокого прозябания в мире, где его никто не понимал. – Он такой один, слышишь? – его голос срывается под конец на шепот, и Зейн утирает слезы, предательски капающие по щекам. – Потом ты меня за это еще поблагодаришь, – отец идет к двери, не оставляя шансов Зейну оставить за собой последнее слово. – Начинай собирать вещи, вылет рано утром, – он открывает дверь, но словно что-то вспомнив, не спешить выходить и оборачивается. – Ах да, если ты и на этот раз меня обманешь, я задействую все свои связи и сделаю так, чтобы этот Лиам завалил экзамены и его не взяли ни в один приличный университет или колледж. Так что в твоих интересах оборвать с ним все контакты, а не то вся вина за его сломанную жизнь и нереализованную карьеру будет на твоих плечах. Хлопок двери кажется Зейну невероятно оглушительным или это эффект от слов его отца, он уже ни в чем не уверен. Он понимает, что проиграл эту битву за свою любовь, после которой его сердце стерлось в пыль без шанса на восстановление. Зейн падает на пол, не в силах справиться со слишком неподъемным грузом этих слов, давящих на его плечи и вырывающих из груди болезненные всхлипы и рыдания. Это все его вина. Если бы он обратил внимание на первые предупреждения отца и тщательнее бы скрывал свои встречи с Лиамом, то его будущее и настоящее не было бы так безжалостно разрушено. В дверь раздается звонок, выдергивающий Зейна из неприятных воспоминаний. Он спешно утирает слезы и идет к двери, безумно страшась своих дальнейших действий. – Господи, Зейн, что-то случилось? – первое, что он слышит, как только открывает дверь. Он не успевает толком ответить и сразу же оказывается в родных объятиях. Они всегда его успокаивали, и это то, по чему Зейн будет скучать больше всего. Он вдыхает исходящий от него пьянящий аромат и теряется в пряных нотках его парфюма в смеси с уже ставшим таким родным для него запахом самого Лиама, на минуту забывая об ужасном поступке, что ему предстоит сейчас сделать. – Пойдем ко мне в комнату, я тебе сейчас все объясню, – еле отвечает Зейн, цепляясь за Лиама, как за спасительный круг, утопая в глубоком океане внутреннего отчаяния. – Детка, ты меня пугаешь, – говорит обеспокоенно Лиам и разрывает объятие. Он смотрит в глаза Зейну, невероятно сосредоточенный, пытаясь найти в них ответ на свой вопрос. Зейн не выдерживает и целует Лиама, понимая, что вскоре у него не будет никаких на это прав. Он тонет в нем, растворяясь в его запахе, в его до боли родных прикосновениях, а его сердце и душа, предчувствуя скорую гибель, отчаянно не желают его отпускать. – Идем, – шепчет Зейн, разрывая, наконец, объятие и понимая, что, к сожалению, это не может длиться вечно. Спустя минуту они оказываются в комнате, где Лиам привычно садится на кровать, ожидая объяснений от Зейна. Чувствуя нервозность Зейна, Лиам начинает нервно сжимать край своей футболки. Зейн чуть ухмыляется, понимая, что навряд ли встретит когда-нибудь такого второго Лиама. С первой их встречи они были сразу же настроены на одну волну, они всегда тонко чувствовали друг друга. Найти свою родственную душу, которая была создана для него, а потом сразу же ее потерять – Зейн совсем не был готов к такому. Он искренне не понимал, почему Вселенная работала по таким странным законам, сначала давая в руки счастье, а потом забирая его без всяких разумных объяснений. Между ними повисает тишина, но совсем не уютная, как это бывало между ними, когда они молча делали уроки в одной комнате, прерываясь лишь на поцелуи, а тяжелая и давящая на них обоих. – Зейн, прошу, не молчи, – просит Лиам, поднимая взгляд от своих сцепленных рук. Зейн, все это время стоявший около двери, подходит неспешно к Лиаму и садится рядом с ним, беря его за руку и сжимая ее, набираясь сил для своих дальнейших слов. – Я..., – Зейн глубоко вздыхает и теряет мгновенно дар речи, его губы не в силах расжаться, отказываясь что-либо произносить. Он впадает в ступор: его сердце отстукивает свой стремительный ритм, а руки начинают неконтролируемо дрожать. – Если тебе так трудно, я тебя не тороплю, – Лиам кладет сверху ладони Зейна свою, нежно сжимая. – Я просто хочу знать, все ли с тобой хорошо. Зейн закрывает глаза, пытаясь сдержать рвущиеся наружу предательские слезы. В его горле мгновенно встает ком, и ему хочется кричать о том, что все совсем не в порядке. Но вместо этого он лишь слабо кивает головой. – Нам надо расстаться, – наконец, эти слова, выброшенные на волю, стали реальностью, повисая в воздухе невероятным по тяжести грузом, разрушающим все счастливое и хорошее, успевшее произойти между ними за все это прекрасное, но столь короткое время. – Что? – слышит Зейн, на подсознательном уровне ощущая растущую между ними медленно, но верно стену, которую он начал воздвигать первым. Лиам убирает руку, и Зейну сразу становится холодно. Ему не хочется терять ту маленькую долю прикосновений его любимого, которая придавала ему сил, но уже поздно чего-либо желать и требовать. – Это же шутка, да? – голос Лиама начинает дрожать, он встает с кровати и требовательно смотрит на Зейна. – Нет, не шутка, – в глазах Зейна отражается скрытая мольба не верить ему, этим словам, а поверить всему тому, что между ними было, поверить, что он любит его и совсем не желает отпускать его из своей жизни. Их счастье было слишком быстротечным. Боже, как же это несправедливо, думает Зейн. Но ему надо завершить этот спектакль, отыграть эту роль до победного конца. Но он совсем не уверен, что в этой игре кто-то сможет остаться победителем. Он цепляет на лицо маску безразличия, но его ладони непроизвольно сжимаются до боли в кулаки. Эта боль немного отрезвляет и приводит в чувство. – Ты все правильно понял, – произносит жестко Зейн, глотая слезы. – Но почему? – на лице Лиама отражается целые мириады эмоций, начиная от шока и неверия и заканчивая глубокой печалью, выливающейся в слезы на его лице. Зейн никогда не выносил, когда его любимый печалился или грустил, когда по той или иной причине на его лице появлялись слезы. От этого его сердце всегда разрывалось от боли, но даже если сейчас от его сердца ничего не осталось, кроме потухшей золы, все равно это чувство никуда от него не делось. Лиама всегда успокаивало, когда Зейн прижимал его к себе и шептал на ухо, как он его любит, оставляя после каждого слова легкие поцелуи на его лице до тех пор, пока Лиам не начинал улыбаться, морща мило нос и глаза, напоминая Зейну плюшевого медвежонка. – Что-то произошло? – Лиам приближается к Зейну и берет его лицо в свои ладони, смотря ему в глаза и пытаясь найти в них настоящую истину, явно не веря в то, что говорит ему Зейн. – Это все из-за родителей, верно? Лиам оказывается полностью прав, и то, что он так хорошо чувствует Зейна, даже немного пугает его. Он резко скидывает с себя руки Лиама, хотя внутри него все до единой клетки в его организме просят этого не делать. Он отчаянно желает отмотать время назад, уже жалея о сказанных словах, и просто притянуть его к себе, стирая поцелуями все его слезы и переживания. От этого жеста Лиам в неверии отступает назад, чуть ли не теряя от шока равновесие. – Это все из-за меня, – продолжает безжалостно Зейн. – Я осознал, что…– он делает вдох и произносит те самые слова, вбив последний гвоздь в стену между ними – … что больше не люблю тебя. – Пожалуйста, прекрати, – шепчет Лиам. Он не пытается вытереть слезы, а из его груди вырываются всхлипы, которые, словно нож, оставляют раны на душе Зейна. – Я не хочу тебя терять, – спустя долгую минуту произносит Лиам, и эти слова вонзаются острыми кольями в сердце Зейна. Он не может пошевелиться, словно, сдвинься, и он рассыплется на части от мучительной боли. К нему резко приходит осознание того, что сейчас он по своей вине теряет любовь всей своей жизни, но пути назад нет. В его голове красным сигнальным огнем вспыхивает только одна мысль: уберечь Лиама от действий его отца. Для Зейна всегда на первом месте будет оставаться счастье Лиама и его безопасность, и если это будет означать отсутствие Зейна в его жизни, то он готов к этому, хоть цена этому слишком высока. – Придется, – отвечает холодно Зейн, призывая к себе для этого все свои силы и все свое мужество. – Прошу, не надо, – голос Лиама надламывается, и он делает шаг к Зейну, притягиваясь к нему словно магнитом. – Этого не избежать, – еле шепчет Зейн. – Пожалуйста, уходи. Я не хочу тебя больше видеть, – Зейн отворачивается, прикусывая до боли губу и ощущая во рту металлический привкус крови. Еще чуть-чуть, и он не позволит Лиаму уйти. – Знай, что я люблю тебя и всегда буду любить, – произносит Лиам дрожащим от слез голосом. – Я тоже люблю тебя, – шепчет тихо Зейн ему вслед, слыша его тихие шаги и скрип закрывающейся двери. Его маска спадает, обнажая все его чувства, и он дает выход своим спрятанным до этого эмоциям, начиная крушить все в своей комнате и крича от нестерпимой боли, раздирающей его нутро, понимая, что отныне, все потеряло свой смысл. Его жизнь теперь – это просто бесцельное существование в беспросветном мраке, которой стала его жизнь без Лиама. Виски так и не принесло ощутимого результата, казалось, что воспоминания, до этого спрятанные очень глубоко, решили над ним основательно поиздеваться, вспыхнув, словно непогасшее пламя, как только было произнесено заветное имя. Он идет обратно к столу, решая уехать домой. Все, что ему сейчас хочется, это скинуть с себя весь этот день и провалиться в глубокий сон, забывая обо всем. Решение он примет завтра, сегодня он точно не готов снова погружаться в пучину терзающих его мыслей. Не успевает он сесть за стол, как дверь его кабинета открывается чуть ли не с грохотом, и перед ним появляется его лучший друг, Найл. После того, как Зейн вступил на должность главы компании, первым делом он начал обновлять кадры, самолично проводя отбор на важные посты. Найл Хоран понравился ему сразу, привлекая его не только своей искренностью и честностью, но и неподдельным чувством юмора. Они очень быстро сдружились, и, если честно, Найл был ему, как младший брат, которого Зейну жутко не хватало с детства. Его деловая хватка и высокий профессионализм во всех вопросах без исключения сразу подкупили Зейна, и вопрос о том, кто же будет его главным заместителем, решился сам собой. Зейн чуть ему улыбается, надеясь, что он просто пришел поговорить обо всякой ерунде, как они это оба любили, смывая таким образом весь стресс, накопившийся в них за день. Но при виде серьезного выражения его лица Зейну становится не по себе, и он понимает, что разговор будет о том самом. – Прими уже это решение, Зейн. Пора высунуть голову из песка, – первым же делом произносит Найл, устраиваясь на диване. – Мы оба знаем, что Лиам, как никто другой, подходит на эту роль. Так что, убери все свои чувства в сторону и действуй, и все будут в плюсе. Найл был одним из немногих тех, кто знал, какое значение имеет для Зейна Лиам, но он совсем не понимал, чего стоит Зейну одна мысль о том, что возможно Лиам давно возненавидел его и не желает иметь с ним ничего общего. Наверняка, он уже отбросил далеко назад то самое прошлое, что так было дорого Зейну, и Лиам имел на это полное право. – С чего ты взял, что у меня остались к нему чувства? – отвечает Зейн, придавая своему лицу каменный вид. Он был в этом мастер, ведь обнажать свои истинные чувства перед другими людьми было невероятно больно и никогда не приносило ему пользы. – Всё прошло давным-давно, – Зейн выдавливает из себя плохое подобие улыбки, стараясь звучать, как можно более правдоподобней. – Да-да, расскажи это кому-нибудь другому, – не верит Найл, – но точно не мне. Я вижу тебя насквозь и знаю, что он тебе дорог и важен, даже если и прошло столько лет. К тому же, – продолжает Найл, – я знаю, что ты был на его недавнем выступлении в Лондоне. – Откуда? – спрашивает шокировано Зейн. Абсолютно никто не мог узнать об этом. Зейн сам до сих пор не верит, что решился на такой опрометчивый поступок. В одной из немногих его поездок к семье в Лондон он не смог удержаться (хоть разумная его часть твердила ему об обратном), и оказался на концерте Лиама, где он представлял свой мини-альбом. Это было чистым безумием, но Зейн ни капли не жалеет, что сделал это. То выступление буквально свело его с ума: увидеть Лиама по прошествии стольких лет, пусть и на отдалении, было сродни чуду, и Зейн упивался каждой секундой этого драгоценного момента. Он, конечно, всегда знал, что Лиам – невероятно талантлив и был создан для сцены, но на этот раз он убедился в этом на все сто процентов. Единственное, чего очень сильно не хватило тогда Зейну, это пробраться за кулисы, обнять Лиама изо всех сил и сказать, как он горд за него и счастлив. Но он остался доволен тем малым, что у него было, не забывая бесконечно благодарить эту Вселенную за такой крохотный шанс быть свидетелем того, как все, о чем мечтал Лиам, становится реальным. – Никогда не недооценивай меня, – отвечает Найл, нагло ухмыляясь ему в лицо. – Я дал тогда слабину, и это больше не повторится, – произносит Зейн, и он знает, что это звучит слишком неправдоподобно даже для него самого. Он с величайшей радостью не раз бы это повторил, лишь бы увидеть Лиама и лицезреть то чистое наслаждение, появляющееся на его лице во время исполнения песен, и беззаботную улыбку, когда все зрители верещат от нетерпения услышать его потрясающий голос. – Не пытайся себя обмануть, – в глазах Найла отражается явное сожаление, и Зейн понимает, насколько он сейчас жалок. – Прошлое все равно тебя настигнет, сколько ты от него ни бегай. – Я не могу, Найл. Не после всего того, что я сделал с ним, – Зейн опускает голову на руки, и черная дыра в его груди снова расширяется, грозясь засосать в свою темную бездну, откуда Зейн еле нашел тогда спасение. – С нами, – шепчет Зейн. – Даже если я одобрю его кандидатуру, он ни за что не согласится, уж поверь. – Я прекрасно понимаю, что тебе сейчас совсем нелегко принять это решение, – Найл поднимается со своего места и подходит к Зейну, кладя руку на его плечо. От этого небольшого контакта с другом ему становится значительно легче. – Но мы в нем нуждаемся. Акции компании взлетят на пару процентов точно после этой новости. А его коллекция раскупится за считанные часы, если учесть его текущую популярность. – Найл убирает руку и подходит к окну. – Тем более из всего того многообразия его светских выходов, что я просмотрел, сделал вывод, что он – большой фанат нашего бренда. Могу только сказать, что у него хороший вкус, – Найл поворачивается к Зейну, кинув в него, словно ножом, последний довод, на его лице появляется немного самодовольное выражение лица, и он уже прекрасно знает, что победил. Он обладал невероятным талантом вести переговоры и склонять собеседников на свою сторону, имея в своем рукаве пару запасных козырей, и это то, что делало его, пожалуй, одним из лучших работников в его компании. Зейн вздыхает, понимая, что отступать некуда, и ему придется столкнуться лицом к лицу со своим прошлым, от которого он так отчаянно убегал и пытался безуспешно спрятаться. – Я это сделаю, – произносит, наконец, Зейн, скорее для себя, чем для Найла, таким образом пытаясь себя убедить, что он справится, но где-то в глубине души у него зарождается чувство, что без последствий это решение уж точно не обойдется, и он об этом вскоре еще пожалеет.