bleed you still

Воздух немного душного зала был до предела наэлектризован трепетным ожиданием и предвкушением от события, которое вот-вот должно было произойти на сцене, ярко освещенной светом прожекторов. Гул голосов зрителей нарастал все больше по своей громкости, и это значило, что время ожидания подходило уже к концу, и вскоре все получат то, ради чего сюда и пришли. Весь этот шум волнами проникал за сцену, становясь своеобразным фоном для тех, кто суетливо совершал последние приготовления, нанося финальные штрихи и проверяя готовность всего звукового и осветительного оборудования. Лиам не мог усидеть на месте перед своим выходом, что происходило с ним абсолютно каждый раз. Его нервы были до невозможности взбудоражены, а по венам приятным покалыванием растекалось волнение от предстоящего выступления. Он не мог остановить себя от бесконечного прокручивания в голове слов песен, боясь что-либо спутать или забыть. Сегодня все должно было быть просто идеально. Он шел к этому очень долго, и у него не было права на ошибку. Градус ответственности от этого события был крайне высок, ведь именно от него зависело его будущее. Через несколько минут на сцене состоится премьера его EP, на написание которого Лиам отдал всего себя. Каждая песня имела для него важное значение и полностью отражала все его эмоции и мысли и то, чем он жил все это время. Он не спал днями и ночами, ища со своей командой совершенное звучание каждой мелодии и подбирая под них слова, которыми был заполнен его видавший виды блокнот. Вдохновение не покидало его ни на минуту, и в его коллекции было немало всевозможных чеков, обрывок газет и журналов, на которых неряшливо были начерканы те или иные рифмы, приходившие в его голову совершенно неожиданно и спонтанно. На сцене раздаются вступительные ноты интро, и рев зрителей мгновенно подскакивает на несколько децибел. Все начинают скандировать его имя, и Лиам улыбается, зная, что их терпение скоро будет вознаграждено. — Лиам, выход через минуту, — предупреждает его Пол, человек из его команды, ответственный за техническую часть всех его выступлений. Лиам кивает и берет из его рук микрофон, медленно приближаясь к сцене. Он закрывает глаза и делает пару глубоких вдохов и выдохов, стараясь обуздать свое волнение, но у него плохо получается. От этого момента будет зависеть буквально все, но самое главное, как зрители примут после этого его дебютный альбом. Он слышит за спиной шаги и ощущает ободряющий хлопок по спине. Лиам оборачивается, и его лицо озаряется улыбкой, когда он видит перед собой своего менеджера, но, прежде всего лучшего друга, Гарри. — Удачи, — произносит он со своей фирменной широкой улыбкой, которая странным образом придает Лиаму уверенности. — Я так горжусь тобой. Знай, что у тебя все получится, — Гарри подходит ближе и протягивает ему мизинец для их фирменного «мизинчикового» пожатия, которое Гарри придумал еще в школе на удачу, совершая его перед экзаменами, но затем это незатейливое пожатие стало их неизменным атрибутом перед всеми выступлениями. Лиам смеется и протягивает свой мизинец, и они стоят так несколько секунд, длящиеся словно вечность, посреди всей суеты и шума. Гарри разрывает пожатие и втягивает Лиама в крепкое объятие. — А теперь иди и срази всех наповал, — он отстраняется и подталкивает Лиама к выходу. — Спасибо, — немного смущаясь, благодарит Лиам и идет на сцену под оглушительные овации зрителей. Каждая его песня встречается бурной реакцией, и Лиам действительно не может поверить, что это происходит с ним на самом деле. Радость заполняет все его тело и сочится из каждой его поры, и он думает, что именно для этого и был рожден. Лиам не может представить себя где-нибудь еще кроме, как здесь, на сцене перед всеми этими зрителями. — Огромное вам всем спасибо, — благодарит Лиам, приводя в норму свое дыхание после песни. Его сердце готово выпрыгнуть из груди, разрываемое невероятным по силе счастьем, которого он не испытывал уже давно. — Вы — невероятные, и я безумно горд и рад быть сегодня здесь вместе с вами, — Лиам внезапно понимает, что пришло время для заключительной песни, и от того, что именно это за песня, ему становится немного не по себе, но он отодвигает в сторону это ненужное сейчас чувство и продолжает. — К сожалению, наш концерт подходит к концу, — Лиам оглядывает зрителей, которые вдруг жалобно загудели, понимая, что шоу почти закончилось. Он ждет несколько секунд, пока шум не стихает до приемлемой громкости. — И завершится это все песней, которая очень много для меня значит, и, если честно, я изначально не хотел, чтобы она была в альбоме, потому что… — он прерывается и сжимает до боли микрофон. Перед его глазами появляется до боли родной образ человека, для которого эта песня была посланием. Посланием, в котором были спрятаны осколки его разбитого сердца и которое Лиам безумно жаждал и надеялся каким-то образом до него донести. — Потому что она очень личная. Но она здесь, — судорожно заканчивает Лиам. Его руки начинают ощутимо дрожать от непонятного страха, сковавшего его нутро. Он садится за рояль, который стоит немного в отдалении, и спустя несколько мгновений внезапно притихший зал наполняется плавной мелодией, сопровождаемый его голосом. Oh, it hurts the most 'cause I don't know the cause Maybe I shouldn't have cried when you left and told me not to wait Oh, it kills the most to say that I still care Now I'm left tryna rewind the times you held and kissed me back I wonder if you're thinking «Is he alright all alone?» I wonder if you tried to call, but couldn't find your phone Have I ever crossed your thoughts because your name's all over mine? A moment in time, don't watch me cry A moment in time, don't watch me cry Лиам делает паузу, его эмоции сейчас находятся на пределе, и его израненная душа обнажена перед целым залом. Но каким-то непостижимым образом он находит в себе силы и продолжает сквозь боль, сочащуюся из каждой раны на его сердце. I'm not crying 'cause you left me on my own I'm not crying 'cause you left me with no warning I'm just crying 'cause I can't escape what could've been Are you aware when you set me free? All I can do is let my heart bleed Он теряется в песне, в этих словах, из которых буквально была проложена вся его жизнь. На его глазах появляются слезы, но он не может их остановить, позволяя им падать на клавиши фортепиано. Лиам делает глубокий вдох и продолжает дальше. Oh, it's harder when you can't see through the thoughts Not that I wanna get in, but I want to see how your mind works No, it's harder when they don't know what they've done Thinking it's better they leave, meaning that I'll have to move on В его горле встает ком, и ему становится все тяжелее петь и вытаскивать из себя эти слова, но он повторяет еще раз припев, глуша в себе всхлипы, упорно просящиеся наружу. Но эта песня была и освобождением от всех тех душащих его чувств и эмоций, спрятанных глубоко в его душе. Его пальцы завершают свой бег по клавишам, и Лиам заканчивает песню. Он с трудом отрывает взгляд от своих рук и переводит его на зрителей, которые незамедлительно начинают громко аплодировать. Но вокруг все затуманено из-за пелены слез на его глазах, и он смаргивает их, уже не в состоянии думать ни о чем другом, как о том самом человеке, который был причиной всем этим слезам и являлся источником всех его особенных воспоминаний. Лиам встает со стула, еще раз благодарит всех зрителей и убегает поспешно в свою гримерную, слишком разбитый и вымученный для каких-либо разговоров. Он закрывает дверь, прислоняется к дверному косяку, и уже не пытается усмирить свои слезы, стекающие по лицу и капающие на футболку. Он чуть усмехается, осознавая с маленькой долей отвращения к своей слабости, что опять проиграл битву, из которой ему никогда не удавалось выйти победителем. Его мысли начинают с бешеной скоростью вращаться вокруг того самого человека, и он совершенно не в силах им воспрепятствовать. Лиам позволяет себе на минуту представить, как он здесь, рядом с ним, держит его в своих теплых, успокаивающих объятиях, шепча на ухо, как он его чертовски сильно любит и как гордится своим Лиюмом, оставляя по всему его лицу нежные, легкие, как прикосновения бабочки, неуловимые поцелуи, пока Лиам не начинает хихикать, немного смущаясь и краснея. Но его нет рядом. И никогда не будет. И самое ужасное, что Лиам почти смирился с этим. Тот маленький огонек надежды, который он старательно все это время в себе поддерживал и не давал ему окончательно затухнуть, постепенно начинал угасать. Но все-таки в глубине души Лиам все равно ждал его, хоть и прошло уже пять долгих и мучительных лет с момента их последнего разговора. Лиам вздрагивает, вспоминая те самые слова, которыми были заклеймены его сердце и его душа. После того кошмарного для него момента ему казалось, что он не сможет вынести ту адскую боль, терзавшую его, что он навсегда в ней потеряется, и его поглотит черная дыра, образовавшаяся в его груди. Но все же он нашел в себе те самые ничтожные крохи сил, что у него остались и смог преодолеть себя и двигаться дальше. Перед ним стояла одна цель — стать музыкантом, как он мечтал с самого своего детства, и медленно, но верно, он шел к ней, выливая всю свою боль, все свои несбыточные мечты и надежды в творчество, которое стало для него поистине настоящим лекарством, склеившим его сердце и восстановившим его душу. Если бы не музыка, Лиам даже не хотел представлять, что бы с ним стало в итоге и где бы он оказался. Тишина в школьной музыкальной студии была редким явлением в будние дни. Именно здесь находилось сердце всей школы и именно здесь рождалась музыка, не смолкая с самого начала дня и до конца всех занятий. Звонок тягучей трелью пронесся по заполненным школьным коридорам, напоминая всем о начале урока. Но у Лиама сейчас было окно, и он решил провести это время с максимальной для себя пользой. По всей школе полным ходом шла полномасштабная подготовка к выпускному, на котором должно было состояться не только вручение дипломов, но и целый концерт, состоящий из номеров, подготавливаемых каждой школьной секцией, и ознаменовывающий конец еще одного плодотворного года. Лиаму предстояло не только праздновать со всеми выпуск из школы, ожидая трепетно своей очереди на церемонии для получения своего заслуженного диплома, но и выступить на этом концерте со своей авторской песней. Он любил создавать музыку: процесс написания песен был для него сродни волшебству, возникающем только благодаря упорному труду и несметному количеству вдохновения. Раньше Лиам уделял все свое время только для исполнения каверов, перепевая свои любимые песни известных исполнителей, забывая подчас, что у него есть свои недоработанные песни. Но затем у него появился свой неиссякаемый и прекрасный источник вдохновения, и магическим образом процесс написания стал для него невообразимо легким. После утверждения школьным советом программы концерта перед Лиамом встал выбор: что именно ему исполнить перед всей школой. Но благодаря нескончаемой поддержке мистера Диппета, руководителя музыкальной секции, который невероятно помог ему в написании всех его песен, он знал, чем будет всех удивлять. Лиам неторопливо входит в зал и вдыхает полной грудью воздух, наполняющий его легкие неповторимым, присущим только этим стенам, ароматом. Он чуть улыбается, сгорая от нетерпения, бросает рюкзак около сидений, стоящих по одну сторону стены, и направляется к пианино. Несмотря на то, что эта была самая обычная школа, без каких-либо уклонов, и занятиям музыкой здесь было отведено лишь малое количество часов за исключением занятий в музыкальной секции, Лиам не мог прожить и дня без этой студии, ставшей ему уже, почти как родной. Он устраивается за пианино и берет первые ноты, нарушая тишину зала плавной мелодией, а затем и своим голосом. We used to be lovin', touchin', kissin', f- Like our lives depend on it How we did get to lyin', cryin', always fightin' Like our lives depend on it Лиам набирает полную грудь воздуха и продолжает петь, чувствуя, как каждая его клетка поддается приятной вибрации от стоящего перед ним инструмента. Его пальцы порхают над клавишами, ноги неспешно нажимают на педали, и он целиком погружается в ритм песни, набирая неспешно темп. Oh, there you go, putting words in my mouth It's 'bout to go down I'm not ready yet, there's still a thread left If I could just hold on onto unraveling hope Give it one last go, I don't know why, just need us to try И он уже не может остановиться, слишком поглощенный своим исполнением, чтобы заметить, что в студии он больше не один. Do or don't we find a way to get back That thing we used to have that Ooh, I need you now Лиам с легкостью берет верхнюю ноту, и, не прерываясь, начинает играть припев. We used to be lovin', touchin', kissin', f- Like our lives depend on it Он резко останавливается, когда слышит, как к нему присоединяется второй голос, который Лиам с легкостью узнал бы из тысячи. Его лицо озаряет широкая улыбка, он оборачивается и видит приближающегося к нему неспешно Зейна. Они не виделись с самого утра, но Лиам уже успел до безумия соскучиться, ощущая внутри целый рой порхающих бабочек при виде любимого. — Так нечестно, — произносит первым делом Зейн, надувая совершенно очаровательно свои губы. — Я хотел бы дослушать песню, — он останавливается перед Лиамом, гипнотизируя того своим по-магически особенным взглядом, перед которым он никогда не мог устоять. Внутренне он радуется, что сидит, а иначе свалился бы перед ним в своей неуклюжести от внезапно подогнувшихся колен. Иногда Лиам задавался одним и тем же вопросом: знал ли Зейн, с какой силой он на него воздействует только одним своим присутствием. Совершенно неожиданно ему в голову приходит одна интересная идея, и все его тело сковывает от предвкушения. — Один поцелуй, и я доиграю припев, — Лиам не смеет отвести от него взгляда, облизывая свои внезапно пересохшие губы, и это движение не ускользает от Зейна. Его глаза темнеют, и он прикусывает губу, словно держится из последних сил. Лиам неслышно выдыхает, чувствуя ощутимую волну жара, накрывшую его полностью с головой. — Два поцелуя, и песня вся твоя, — он выжидает, не смея отвести глаз от невероятно прекрасного парня, стоящего перед ним. Он ощущает на себе дыхание Зейна, его окутывает с головы до ног запахом, сводящим его с ума. Лиам медленно вдыхает, и этот чудесный аромат обволакивает его легкие. — Справедливо, — отвечает, наконец, Зейн, обводя своим взглядом Лиама с головы до ног, но в итоге он останавливается на его губах, и Лиам своим взглядом молит его не медлить. Зейн берет его за ворот рубашки и медленно тянет, вынуждая Лиама подняться с его места. Теперь их губы находятся в каких-то ничтожных долях сантиметров друг от друга, и Лиам сглатывает, с трепетом ожидая дальнейших действий Зейна. — Что ж, я готов заплатить, — Зейн проводит большим пальцем по его нижней губе и через мучительно долгую секунду накрывает его губы своими, притягивая еще ближе к себе. Лиам едва слышно стонет, получая свой долгожданный поцелуй, и обхватывает Зейна за шею, углубляя поцелуй, но понимая, что ему этого мало. Зейн несильно тянет его за волосы, что незамедлительно вызывает рой мурашек и возбуждающие импульсы по всему его телу, и Лиам не может сдержаться и проникает пальцами к нему под футболку, обхватывая его за голую талию и царапая кожу, сгорая от нетерпения, поглотившего его с ног до головы. Из его рта вырываются неконтролируемые стоны, когда Зейн переходит к его шее, прикусывая слегка кожу, и затем смягчая приятную боль поцелуями. Он чувствует, что Зейн возбужден так же, как и он, и Лиам не может удержаться от мысли заняться любовью прямо здесь, на жестком полу, ощущая спиной слегка шершавые доски, забывая обо всем и не беспокоясь о целом мире, когда твой собственный мир находится в твоих руках. Но Зейн вдруг прерывает свою приятную пытку и поднимает голову, его взгляд затуманен, волосы находятся в полном беспорядке, а губы слегка распухли. — По-моему, теперь ты должен мне сыграть весь альбом, — произносит он, выравнивая сбившееся дыхание. Зейн поправляет их одежду и оставляет нежный поцелуй на истерзанных губах Лиама, убирая с его лба волосы. — Альбом стоит гораздо больше, — отвечает немного обиженно Лиам. Это было любимым занятием Зейна: доводить Лиама до пика, а затем просто оставлять его, дразня своими действиями. Он поправляет свои джинсы, вдруг ставшие ему узкими, слегка оттягивая пояс. От Зейна не ускользает это движение, он ухмыляется, чуть морща свой прелестный нос, и Лиам не выдерживает, в его голове ломается последний барьер, и он набрасывается на Зейна с еще большим, чем до этого, рвением, до боли нуждаясь в его прикосновениях и таких сладких губах. Лиам резко просыпается, открывая глаза и садясь в кровати. Он смотрит на время, и понимает, что для подъема еще слишком рано. Через высокие окна в спальню проникает лунный свет, разливаясь по его кровати. Лиам пытается прийти в себя, когда понимает, что ему опять приснился Зейн. Эти сны его сильно утомляли, оставляя после себя мучительные мысли и будоража старые воспоминания. Он протирает лицо, отгоняя от себя остатки сна, осознавая, что не сможет уснуть еще раз. В его голове, затертой до дыр кинопленкой, прокручивается снова тот момент в студии, что ему приснился. Это произошло за два месяца до выпускного, и Лиам не мог представить, как круто поменяется его жизнь всего через какой-то месяц. После того, как Зейн растоптал нещадно его сердце, от которого по сути ничего не осталось, кроме пустоты, жизнь Лиама будто замерла. Каждый его день был сплошным днем сурка. Он с трудом ходил на уроки, музыкальная студия и вовсе была заброшена. Все, о чем тогда он мог думать, был Зейн. Но с тех пор ничего особо не изменилось. В его жизни не проходило и дня, чтобы Лиам так или иначе не вспоминал о нем. Он оставил в его жизни слишком большой след, чтобы его можно было просто так стереть. Но Лиам все еще надеялся. Все еще ждал. Ждал, что однажды в темноте его пустой квартиры зазвонит телефон, и это окажется Зейн. Надеялся, что когда-нибудь он получит от него хотя бы одно сообщение. Но этого так и не происходило. Если честно, Лиам даже не знал, где сейчас Зейн, чем он занимается, что вообще происходит в его жизни. Его никогда не покидало ощущение, что он вообще не существовал, и Лиам просто себе его выдумал. Ему было интересно, выучился ли он на художника, как всегда мечтал об этом, или выбрал что-то другое. Может, он вообще забросил рисование, хоть это и было когда-то его страстью, всегда неизменно восхищавшей Лиама. Лиам тихо подходит к Зейну, стоящему около стены одного из школьных корпусов, и разрисовывающему ее цветными красками из баллончиков. На серой стене, все время угрюмо пустовавшей, неспешно появлялись красочные граффити, завораживающие дух. Он обводит взглядом нарисованные мультяшные фигуры, совершенно разных по размерам, формам и цветам, но от этого еще более красивых в своей уникальности. Зейн полностью увлечен занятием, и совсем не замечает, что он теперь не один. Лиам осторожно кладет руку ему на плечо, трепетно ожидая его реакции. Зейн дергается и тут же оборачивается, но увидев, что это всего-навсего Лиам, его лицо освещает широкая улыбка, от которой совершенно очаровательно наморщивается его нос. — Лиюм! — восклицает Зейн, качая головой. — Ты меня напугал, — говорит он, бросая баллончик на землю. — Прости, не смог удержаться, — Лиам подходит ближе и поправляет его бини, слегка съехавшее набок, а затем оставляет поцелуй на его губах, не убирая рук с его лица. Зейн довольно хмыкает, отстраняясь от него, и оборачивается к своей работе. — Мне нужна твоя честная и непредвзятая оценка, — Зейн снова переводит на него свой взгляд, прищуривая в строгости глаза, как бы намекая, чтобы Лиам не смел лукавить. Но Лиаму не нужно было его обманывать и подбирать слова, чтобы не обидеть. Абсолютно все его работы были потрясающими, и никто не ставил под сомнение, что у Зейна был исключительный талант к рисованию и что он обязательно добьётся больших высот в этом деле. Он отходит от Зейна и подходит ближе к стене, тщательно рассматривая по отдельности каждую нарисованную фигуру. — Такое чудо достойно быть нарисовано на какой-нибудь стене одного из зданий, скажем, в Нью-Йорке, — Лиам серьезен и не смеет шутить. Он оборачивается, чтобы увидеть, как Зейн смущается, чуть покраснев, но его улыбка становится еще шире, если такое вообще возможно, а в глазах отражается восхищение словами Лиама. Хоть все вокруг и твердили ему, что он великолепный художник, он все равно немного в себе сомневался, и это расстраивало Лиама больше всего. Зейн всегда был достоин большего, и Лиам абсолютно уверен, что в скором будущем его картины найдут широкое признание. — Спасибо, — благодарит его Зейн и опускает взгляд. Лиам подходит обратно к нему и поднимает его лицо, смотря ему прямо в глаза и пытаясь убедить в своих словах. — Ты — невероятен, и я так горжусь тобой, — за этими словами Лиам целует Зейна. — Твои работы заслуживают быть показанными на мировых коллекциях в известных галереях, — он снова его целует и прижимает к себе, кутаясь в его присутствии и утопает в родном запахе, чуть смешанного с запахом краски. — Я люблю тебя, — шепчет Зейн ему на ухо и оставляет на его шее поцелуй. Услышав эти слова, Лиам улыбается и прижимает его крепче к себе, не оставляя между ними свободного пространства. — И я тебя люблю, — отвечает он, и его сердце начинает колотиться в два раза быстрее от переизбытка чувств, нахлынувших на него от этих совершенно волшебных слов.