I think it's time to be your only one. Paper Kites - Only One.
– Ли, будь добр, ускорься, а не то я потащу тебя силком, – пригрозил Гарри, ожидая его у порога. Его нетерпеливость была оправдана, ведь Лиам никак не мог уже которую минуту совладать со своими мыслями. – Иду. Он снова взглянул на экран телефона, с которого на него смотрела фотография Зейна, сделанная им во время дебютной выставки картин «перспективного и имеющего огромный талант» художника, как его окрестили большинство критиков. На ней Зейн смущенно улыбался, смотря в камеру, до последнего отказываясь быть одному на снимке, пока Лиаму не пришлось убедить его поцелуями, что так будет лучше. Теперь она стояла у него на заставке, каждый раз возвращая в тот день, когда гордость за Зейна и за то, чего он смог достичь сам, без чьей-либо помощи, переполняла все его нутро. На самом деле, когда Зейн прилетел к нему в Лондон после того злополучного совета директоров и рассказал ему, что больше не является главой бренда, Лиам был поражен до глубины души несправедливостью требований, которые были предъявлены Зейну в ультимативной форме. Все вокруг знали, что компания достигла такого небывалого процветания, когда именно Зейн стал руководить брендом. После того, как это стало известно всему миру, акции компании значительно упали в цене, и практически все престижные бизнес-издания прочили неминуемый кризис компании. Но больше всего Лиам был восхищен тем, как мужественно Зейн дал отпор всем людям, которые пытались в очередной раз встать на пути к его счастью. Он думал, что невозможно любить Зейна еще больше, чем прежде, но когда Лиам взглянул в его глаза после той новости и увидел там небывалую решимость изменить свою жизнь, он понял, что полюбил Зейна еще сильнее. После этого Зейн начал постепенно организовывать свою новую карьеру в качестве художника, и Лиам всячески поддерживал его, испытывая радость за то, что он, наконец, сможет воплотить в жизнь свою давнюю мечту. Его поддержка заключалась не только в словах, но и в поступках. Например, когда проснувшись посреди ночи, он обнаруживал, что Зейна не было рядом с ним в постели, он делал ему чай с молоком и приносил к нему в мастерскую, садясь рядом и наблюдая за его кропотливой работой. Или когда заставал его спящим посреди красок и масел на раскрашенной простыне, используемой в качестве холста. Тогда Лиам будил его нежно поцелуями и укладывал обратно в кровать, крепко обнимая, пока Зейн снова не погрузится в сон. Или когда Зейн ходил целыми днями не в настроении, потеряв внезапно желание творить, Лиам отменял работу в студии и проводил время с Зейном. Он готовил им ужин и затем, обнимая его на диване, включал ему в тысячный раз Дэдпула, потому что именно этот фильм неизменно приводил Зейна в чувства и вызывал у него улыбку, а иногда и чистый, искренний смех, который резонировал со смехом Лиама. Когда на экране появлялись титры, Зейн зачастую садился к нему на колени и медленно ласкал его своими поцелуями и прикосновениями, тихо благодаря за поддержку и повторяя раз за разом признания в любви, которые Лиаму никогда не надоест слушать и не надоест вбирать в себя каждое его слово. Они по-прежнему жили на две страны, но Лиаму все-таки удалось уговорить руководство лейбла оборудовать ему студию в Нью-Йорке, где они проводили большую часть времени, за исключением тех случаев, когда Лиаму требовалось срочно вылететь в Лондон, в котором все еще оставалась часть его команды, с которой он готовил песни к релизу. На данный момент Лиам как раз находился в столице Англии, куда его пригласили на недельные съемки вечернего шоу, и сейчас Гарри ждал его для очередной записи, только Лиам не мог никак совладать с нервозностью, возникшей совсем не от волнения перед публикой. Лиам скучал по Зейну, и все это время он не мог найти себе места, когда узнал, что он не сможет приехать к нему в Лондон. Они запланировали встречу с его родителями, которые должны были присутствовать на съемках, но в последний момент Зейн позвонил и попросил прощения из-за сорванных планов. Ему нужно было срочно организовать еще одну выставку, которая пройдет в одной из крупнейших галерей Большого Яблока, и Зейн не мог упустить такого шанса. Лиам прекрасно его понимал и совсем не расстроился. Но может быть, чуть-чуть. Но он не дал понять ничего Зейну, а заверил его, что все в порядке, и они обязательно устроят семейный ужин в другой раз, в более подходящее время. Лиам совсем не хотел думать о том, что будет делать во время мирового тура с альбомом, где Зейна совершенно точно не будет рядом в течение целого года. – Лиааааам! Он постарался убрать на задний план все мрачные мысли и направился на выход под укоряющий взгляд друга, уставшего его дожидаться.***
– Разве вчера мы ехали в этом направлении? – недоумевающе спросил Лиам, не узнавая за окном машины маршрута. – На том участке дороги крупный затор, и водитель предупредил, что поедет в объезд, – ответил Гарри, не отрывая взгляда от экрана телефона. Лиам ничего не сказал и лишь вздохнул, ощущая внутри предчувствие чего-то надвигающегося, но он не мог определить, плохое это или хорошее.***
Прошло уже десять минут поездки, и Лиам все больше начинал переживать, совсем не узнавая того, что видел за окном, но он не успел ничего сказать, потому что автомобиль завершил свой маршрут и остановился около входа в городской парк, освещенного гирляндами разноцветных лампочек, висящих на кустах, деревьях и воротах. – Ты мне ничего не говорил про изменение локации съемки, – заметил с подозрением Лиам, оглядываясь на Гарри. На лице друга сияла яркая ухмылка, и Лиам не мог понять, что смешного он только что сказал. – Гарри? Я чего-то не знаю? – Только не паникуй, но мне нужно завязать тебе глаза, – ответил Гарри, вытаскивая из внутреннего кармана пиджака темную повязку. – Что? – Это для твоего блага. Обещаю, ты узнаешь обо всем через несколько минут, – Гарри подвинулся к нему, но, не заметив энтузиазма со стороны Лиама, продолжавшего сконфуженно на него смотреть, произнес: – Прошу, доверься мне. – Хорошо, но лучше это будет что-то приятное, а не похищение с целью выкупа, – съязвил Лиам, покорно поворачиваясь к нему спиной. – Ты шутишь? Зейн тогда точно оторвет мне голову, – хмыкнул Гарри и аккуратно завязал повязку на голову, закрывая ею обзор Лиаму на окружающий мир. – Его здесь нет, поэтому ты успеешь скрыться. Лиам не намеревался, чтобы его слова прозвучали слишком грустно, но он ничего не мог с собой поделать. Его сердце было настолько заполнено Зейном, что он едва мог назвать его своим. Оно навеки принадлежало только ему, и когда единственно важного человека в его жизни не было рядом, Лиам не мог вздохнуть без ощутимой тяжести на груди. – Кто знает, – загадочно вымолвил Гарри. Закончив со своими действиями, он вышел из машины, а затем помог аккуратно с этим Лиаму, все это время держа его за руку. Спустя долгие пять минут, во время которых Лиам спотыкался на каждом шагу, видимо, переняв эту привычку у Гарри, они остановились. – Теперь мы на месте, – предупредил Гарри и положил ему на плечи руки, чуть сжимая и шепча: – Не забывай, что ты еще в школе обещал мне позицию главного шафера. Лиам окончательно запутался и совершенно не мог понять, что происходит, и, тем более, что имел в виду Гарри. – Может, уже объяснишь, что происходит? Но он не услышал ответа и догадался, что друг уже ушел. Лиам не стал ждать и снял с глаз повязку. Он слегка прищурился, пытаясь привыкнуть к свету гирлянд и ламп, висящих вокруг, и оглядел пространство вокруг себя. Он стоял в центре небольшой площади, окруженной по кругу колоннами, подсвеченными приглушенным светом. Рядом шумели фонтаны, и до него доносилось пение птиц, но он все еще не мог определить, что он здесь делает, пока не услышал начавшую играть внезапно песню и шаги позади себя. Лиам обернулся и увидел перед собой того самого человека, которого ему так не хватало все эти дни. – Зейн… – произнес Лиам, не в силах оторвать от него восхищенного взгляда, полного любви. Зейн шел к нему, широко улыбаясь, видимо, довольный тем эффектом, который возымел этот сюрприз на Лиама. Он был одет в костюм, который, как и все, что он надевал, безупречно ему подходил, а на руке сверкал браслет, подарок Лиама. Преодолев расстояние между ними, Зейн взял его руки в свои и, посмотрев ему в глаза, спросил: – Горячо любимый Лиам Джеймс Пейн, позволите ли вы мне пригласить вас на танец, который вы мне обещали однажды, несколько лет назад? Лиам еле вышел из ступора и, поборов волнение, кивнул, возвращаясь в прошлое, в котором они еще не познали горечь расставания, и где им все казалось предельно простым. Ночное небо Лондона было заполнено звездами, а полная луна была особенно красива в эту волшебную ночь. Прохладный воздух не давал им уснуть, прорисовывая на щеках румянец и покалывая пальцы, но Зейн и Лиам, словно не замечали этого, увлеченные не только разговором, который они вели, но и поцелуями и прикосновениями, которые они делили между собой, согреваясь от мороза. Они лежали на замерзшей траве около того самого дерева, где были увековечены их инициалы с добавленной буквой P на конце, и счастливее момента Лиам просто не мог себе представить. – Кажется, я знаю, кого приглашу на выпускной бал, – произнес Лиам, чувствуя дыхание Зейна на своей щеке. – Да? И кто же этот счастливчик? – Я встретил его меньше года назад в школе, в которую только перешел и толком никого не знал. Но стоило мне лишь раз взглянуть в его глаза ослепительной красоты, я навсегда потерял себя в них без шанса на спасение. С того самого момента я был твердо уверен, что, наконец, нашел того, кто был изначально предназначен для моей любви. С первых секунд нашего знакомства с ним было так легко, что иногда я с трудом мог поверить, что он реален. Он вошел в мою жизнь так, словно всегда здесь был, так, будто мое сердце было домом, построенным только для него. – Лиам замолчал, повернул голову и посмотрел в глаза Зейну, в которых стояли слезы. – Я полюбил его мгновенно, и это было самой легкой вещью, ведь его невозможно не полюбить. И я надеюсь, что он все-таки примет мое приглашение на выпускной вечер. – Он будет полным дураком, если откажет тебе, – с улыбкой сквозь слезы сказал Зейн, проводя еле теплыми пальцами по его лицу. – Поэтому я принимаю твое приглашение в обмен на танец с тобой на этом балу. – Даю тебе свое обещание на все танцы, что будут в нашей жизни, включая выпускной, – с напускной торжественностью ответил Лиам, не скрывая улыбки. Притягиваемые к друг другу той силой любви, что питала их изнутри, они слились в долгом, полном нежности поцелуе, и в такие незабываемые моменты, как этот, Лиам понимал, что никогда и ни за что на свете не променяет то, что приобрел за такое короткое время. Они двигались в такт музыке, доносившейся из небольших колонок, стоявших вокруг, и Лиам думал, возможно ли испытывать еще большее счастье, чем он испытывал сейчас, находясь в объятиях своей любви. Еще каких-то полгода назад он даже не смел предположить, что то счастье, которое однажды у него жестоко отобрали, снова вернется к нему с еще большей силой, чем прежде. Они с Зейном являлись примером тому, что такое возможно, и Лиам еще больше убедился в том простом факте, что они всегда были предназначены друг другу. – Неужели это тот самый парк, в котором растет дерево с нашими именами? – спросил Лиам, оглядывая территорию вокруг и смутно узнавая окружающие ландшафты. – Да. – Официально, теперь ты больший романтик, чем я. – Не буду с тобой спорить, – произнес Зейн, не отводя от него взгляда и крепко прижимая его к себе. – Спасибо тебе за этот вечер, – поблагодарил Лиам, кладя голову на плечо Зейну и пропуская через себя каждую деталь вокруг него, чтобы этот момент жил в нем ярким воспоминанием, которое он не сможет никогда забыть. – Я рад, что тебе понравилось, но больше всего рад, что у нас все-таки состоялся выпускной бал. – Наверное, я совершил много всего хорошего в прошлой жизни, раз в этой мне послали тебя, – произнес Лиам и взглянул на Зейна, который все это время смотрел на него. – Это мне повезло с тобой. Повезло снова иметь возможность засыпать и просыпаться с тобой, любить тебя, быть рядом и наблюдать за твоими успехами, держать за руку и быть причиной твоей прекрасной улыбки. Спасибо, что ты снова есть в моей жизни. – А ты в моей. Навсегда. – Навсегда. Они продолжили танцевать, завороженные друг другом и напрочь позабыв об окружающей реальности, ощущая лишь безграничное счастье, связывавшее их в единое целое и скрепляя навеки их сердца. Четыре года спустя Лиам был полностью поглощен песней, которую записывал уже целый день в своей студии. Ему оставалось лишь доделать последний фрагмент, и он пытался поскорее его завершить, изрядно устав от напряженной работы. Он поднял взгляд от телефона, на котором были записаны недавние правки по тексту, чтобы заметить, как в соседнюю комнату, отделенную от него стеклом, зашел Гарри, держа на руках маленькое существо, созданное лишь для того, чтобы приносить счастье в этот мир. Эмили Малик-Пейн. Его первенец, свет его жизни, к которому он испытывал бесконечную любовь и безграничную нежность, несравнимые ни с чем, разве что с теми самыми чувствами, которые он испытывал к Зейну. Ей было всего восемь месяцев от роду, но она уже напоминала своими глазами медового оттенка и слегка вьющимися волосами Лиама, и все вокруг неустанно твердили, что она полная копия папы. Лиам сразу же отложил в сторону наушники и телефон и поспешил выйти навстречу своей дочери, мгновенно заметившей папу и начавшей радостно дрыгать ножками и ручками. Ее лицо заискрилось огромной, совершенно прекрасной улыбкой, и Лиам еле сдержал слезы, которые все время просились наружу от той трогательности, что поглощала его, стоило ему взглянуть на свою дочь, а сердце пропускало удар. Он без лишних слов взял в руки малышку и осыпал поцелуями ее лицо и ручки, которыми она без промедления ухватилась за его футболку. – А где Зейн? – спросил Лиам, покачивая Эмили и смотря на Гарри, устроившегося на диване. – Побежал в аптеку за новой пустышкой. Старую Эм выронила на землю, – Гарри покачал головой. – Я предлагал ему промыть ее водой, но твой муж лишь сказал, что я никогда не пойму его действий, пока сам не заведу детей. – Он прав, – улыбнулся Лиам, прижимая Эмили ближе к себе. – Спасибо, капитан Очевидность. Гарри закатил глаза, но все же не смог сдержать улыбку: – Терплю вас двоих только из-за этого чуда. Он вытянул требовательно руки, но Лиам сделал шаг назад и покачал головой. – Обойдешься. Я не видел ее с самого утра. Дай мне побыть папой. Эмили громко вскрикнула, словно соглашаясь с отцом, и потянулась к его цепочке, которая всегда притягивала ее своим сверкающим ключиком. – Даже Эми со мной согласна. – Не надо только выпячивать свое отцовство, папаша, – Гарри скрестил руки на груди, но не успел продолжить. В студию зашел Зейн с несколькими пакетами в руках, набитыми под завязку. – Зейн? Ты же собирался купить лишь соску, – произнес Гарри, смотря на него с назиданием. – Не смог удержаться. Увидел в соседнем магазине чудесный комбинезон прямо на нашу малышку, – ответил Зейн, положил пакеты на пол и подошел к Лиаму: – Привет, – он поцеловал его в губы и сразу же отстранился, когда малышка начала тянуться ручками к Зейну, нетерпеливо хныкая и прося, чтобы папа уделил ей внимание. – Хей, кто-то уже успел соскучиться. С этими словами Зейн взял на руки Эмили и начал чуть подкидывать в воздух, от чего тишина студии моментально наполнилась заливистым смехом счастливого ребенка. Смотря на двух самых важных людей в своей жизни, Лиам испытал привычное счастье, неизменно переполнявшее его до краев, а сердце наполнилось трепетом, которое всегда будет ему вновинку. Ему ничего не надо было в этой жизни, кроме того, чтобы всегда быть рядом со своей маленькой семьей. Он был уверен, что это никогда не изменится, ведь именно в его муже и дочери находился его дом, который он будет оберегать всеми силами и со всей любовью, что у него к ним имелась. fin.