The game of Truth (Год с героями FMA)

Снег выпал внезапно. За одну ночь снежинки покрыли голые ветки деревьев, заморозили лужи во дворе и понизили температуру воздуха до кошмарного минимума. На градуснике сверкали –3 градуса по Цельсию, заставляя всем своим видом страдать и ныть о кошмарном утре. Чем не прекрасное начало понедельника, о котором можно мечтать разве что в могильной яме с ромашками в руках? Мама заставила лезть на антресоль, куда я обычно каждый год с явным удовольствием закидываю колючую шапку. И плевать, что там пыли больше, чем под моим диваном за все пять лет. Колючий шедевр противного фиолетового цвета был плотно натянут на голову. К счастью, я уже почти привыкла к этому атрибуту зимнего обмундирования и почти не ругалась в адрес этой шапки. Снежинки приятно скрипели под подошвой ботинок, навевая воспоминания о детстве. Банально, но приятно. И воспоминания о прошлой зиме, когда мы были все вместе... Без странностей… В спокойной рутинной жизни… Я, Снежана, Лиза. Мы не бросали друг друга, не смотрели на пытки близких, не желали смерти всему, что подозрительно движется в радиусе пяти метров от нас. А что теперь? Школа встретила меня шумом началки, сигаретами среднего звена и сонными лицами старшеклассников. Пока дошла до раздевалки, получила пару легких пинков в бок от наглых и высокомерных личностей, услышала и переварила новый запас эльфийской брани, поздоровалась с любимыми одноклассниками. Среднестатистическое утро, если не принимать во внимание тот факт, что сейчас Снежана должна быть в раздевалке. Она должна снимать куртку, переобуваться в балетки, которые я так не люблю, и подгонять меня, угрожая убить дневником. Это было буквально на первой неделе, а теперь её нет. Уехала черт знает почему и не сказала ни слова. Вот так бросила всех нас и заставила расхлебывать всю эту кашу, которую варили все дружно, и это при том, что мои кулинарные творения во всех смыслах этого слова больше напоминают крысиный яд. — Привет, Ален, — кто-то бросил за спиной, и я промычала что-то вразумительное в ответ уже на автомате. — Готовились к самостоятельной? — ох, кажется, жареным запахло. Стыдно признавать, но мысли о подруге незаметно сместились на второй план, хоть в душе я и понимала, что Снежана — девочка умная, местами жестокая, в целом хорошая и во всех её действиях всегда отслеживалась хоть малая доля логики (ну, сколько себя помню). Следовательно, Снежана рано или поздно даст о себе знать. «Если не помрет от своей самонадеянности и желания влезть в самое пекло», — пронеслось в мыслях. — Какая, к черту, самостоятельная? — пришлось вникнуть в разговор, лишь бы узнать о главных событиях школьной жизни и домашнего задания. — И вообще, какой у нас урок? — Общество, — кто-то добро промолвил, пока я затягивала шнурки на кроссовках, — пора бы уже запомнить. — Вот когда мне надо будет, тогда и запомню. И что мы проходим? Мне в который раз стало стыдно, а ведь и десяти утра еще нет. Я же не виновата, что столько предметов на неделе, а столько ненужной информации мой мозг не выдержит, и в скором времени придётся искать амнезию на больную головушку. — Параграфы восемь-девять. Самостоятельная. Ответов нет, — раздевалка мигом опустела. Кажется, все пошли читать эти драгоценные тринадцать или пятнадцать страниц, на которые у них по-любому не хватит времени в оставшиеся пятнадцать минут до первого звонка. Пакет с ботинками сорвался с крючка и упал на голову в самый важный момент. Ответов нет. Чудное утро. Понедельник. Кажется, в гороскопе Оха-Аса рыбы стояли последними по списку. Чудно. Я искренне надеялась, что хоть какая-то информация отложилась в недрах памяти за все предыдущие уроки, на которых нам разжевывали эти два параграфа. Должно что-то сохраниться. Я точно помню. Кажется, именно эту фразу я твердила про себя, пока отвечала на пять тестовых вопросов. Хотелось наудачу подбросить монетку, но не судьба. Даже рубля в кармане не нашлось, поэтому пришлось руководствоваться старой доброй интуицией, с которой у меня с самого начала жизни отношения не задались. День проходил, к моему удивлению, очень быстро, практически не утомляя. Я лишь перетаскивала свою тушку из кабинета в кабинет, слегка матерясь на лестницах. К великому счастью, я дожила до шестого урока, до конца которого оставались всего лишь каких-то жалких семь минут. География не вызывала у меня трудностей, но все же предмет скучный. Простой, но скучный. — …смертность в этих странах превышает нормы… — и рано или поздно эта страна перестанет существовать, если, конечно, население резко не станет плодиться, как тараканы, — …факторы, влияющие на рождаемость и смертность, должны быть записаны у вас в тетради… — и опять поехали по скучной полосе. Как обычно, учительница не успела рассказать весь запланированный материал, и наш класс табуном выбежал из кабинета, оставив за собой незадвинутые стулья и несколько бумажек под партами. На первом этаже была настоящая мясорубка у раздевалок. Все кричали, ругались, дрались. Кажется, чья-то рука заехала мне по носу. Какая досада. В такие моменты я невольно ощущаю себя трибутом на Голодных играх. И, чует моя правая нога, ещё минута — и я точно кого-нибудь придушу. Мне с трудом удалось протиснуться в узкой раздевалке к куртке. Кто-то дрался, кто-то требовал крови, хлеба и зрелищ, за что заслуженно получил по ребрам, как мне показалось. Эти люди, в скором будущем врачи, учителя, переводчики и юристы, сейчас ничем не отличались от пятиклассников. И все же раздевалки для таких оленей слишком малы, нам бы загон целый, дабы все поместились. На улице мороз крепчал, заставляя замотаться шарфом покрепче и спрятать нос за воротником куртки. Мягкие и теплые перчатки благоразумно остались дома, в лапах кота, который ни за какие корма не отпустил бы свою прелесть из когтей рано утром. Порой я завидую этому милому, но жирному комку шерсти, что развалился в гостиной у батареи в окружении маминых цветов, смотрит на всех взглядом императора и требует полного подчинения и ежедневного массажа. Какое счастье, что этот «дирижабль» благополучно усвоил, что готовить я не умею, а мои угрозы по поводу котлет из его тушки возымели эффект. И кто говорил, что животные ничего не понимают? По мне, так они очень умные создания, поумнее многих людей будут. До дома я добежала за каких-то жалких пять минут: есть хотелось, а желудок уже урчал не по-доброму. В почтовом ящике, как и за всю последнюю неделю, ни одной открытки и ни одного письма, из-за чего я в унынии поднималась на пятый этаж, напевая себе под нос: — …зря ты думаешь о смерти, я хочу найти письмо в пустом конверте и прочесть тебе… — чего греха таить, пела я отвратно, и лишь гель для душа мог стерпеть мои крики, подобные стонам умирающего оленя. Я искренне пыталась не нарушить устоявшуюся тишину в подъезде, дабы не разозлить соседей, которые и так на меня давно зуб точат. И не моя вина, что в шесть лет разрисовала стены подъезда. Ох, как они кричали; никогда не забуду, как они разрушили юное дарование, и пускай сейчас я рисую раз в месяц по обещанию, а рисунок уже через пять минут вызывает у меня отвращение от количества ошибок и неровных пропорций. Плевать. Они меня обидели и нарушили мою детскую неокрепшую психику. Чтоб они в Аду горели за это. — Я дома! — крикнула я на всю Ивановскую, учуяв запах чего-то вкусного и, главное, не ядовитого. — Руки мой и дуй на кухню. Будем проводить воспитательную беседу и выполнять родительский долг по кормлению единственного чада, — донеслось до меня с кухни громко и четко. — Во-первых, в комнате не бардак, а легкий беспорядок; во-вторых, штаны мои в стирку не забирать; в-третьих, я не… — не успела я договорить, как меня перебили не слишком довольным тоном: — В-третьих, заткнись и не заставляй меня ждать, — злить матушку родную не хотелось, не зверь же я. — Я лишь хотела узнать, где мыло… — Глаза разуй! — крикнули на меня и швырнули в голову полотенце. — Через минуту чтобы сидела на кухне и хлебала суп! И все же, смирившись с шатким положением в обществе и полотенцем на голове, я быстро закончила вытирать руки и поспешила на кухню. — Аленка, ты ешь и меня слушай, у меня к тебе разговор важный, — мама придвинула к тарелке дедовскую ложку, пару кусков хлеба из пивного магазина и уселась на соседнюю табуретку. — Я никого не убивала, он сам головой стекло разбил, я в сторонке курила, — защищалась, как могла. — Сделаю вид, что не слышала этого, — мама погладила меня по волосам, с некой повышенной заботой и любовью на меня глянув. Неужели кто-то умер за моё столь непродолжительное отсутствие? — Помнишь, когда ты была еще мелкой, я тебе сказки рассказывала? О спокойном мире, рассказывала о приключениях рыбки, которая сбежала от всех и отправилась познавать мир, его сущность и тайны? — Конечно, помню, — заглотив ложку борща, сказала я, чуть не поперхнувшись, — после этих рассказов мне снились осьминоги, которые тащат меня на дно океана и разделывают там мое детское тельце, а потом ужинают им. Спасибо, мам. — Ну не моя вина, что ты родилась такой впечатлительной, — пожала плечами матушка. — Ну конечно, и в процессе самом ты тоже участия не принимала. Вот, ты призналась. А я всегда знала, что я приемная! — закончила я, махнув ложкой, да так, что та чуть не улетела в мамин фикус. — Ты тут с ложками поаккуратнее и не отвлекайся от еды, помрешь же с голода. — С таким запасом жира мне это не грозит, об этом ты уж позаботилась на славу, — буркнула я и, подлив еще немного майонеза в тарелку, принялась доедать этот шедевр кулинарии, — ты мне там собиралась сказки рассказывать. Не отвлекайся, я внимательно вас слушаю. — Всё то, что я говорила, — правда. Этот мир существует. Он прекрасен, и как бы мне хотелось, чтобы ты сама в этом убедилась. Я доскребла последние капли с тарелки, доела последний кусок хлеба и хорошенько потянулась то ли от счастья, то ли от больной спины. Отмыла тарелку и, закинув её на сушилку, громко чихнула. Мама следила за каждым моим движением, хотя мне откровенно на это было наплевать, пока вытирала ложку и чашку. — Мам, ты пришла с суток, — присела я перед мамой на корточки и взглянула в родное лицо, — я понимаю, ты устала. Нужно было спать лечь, а не готовить борщ для меня, такой неблагодарной. Не мучай себя, а в морозилке я всегда найду полуфабрикаты. Да и доширак где-то в ящиках валялся. — Это тут при чем? — в сердцах вскрикнула маман, глянув на меня дикими глазами. — Со мной тоже такое бывает, особенно когда я не сплю этак дня три. Поэтому иди, отдохни, я тебе и плед принесу из кладовой. Идет? — Ты за кого меня считаешь? Я не сумасшедшая! — Да, хорошо, — поспешила я успокоить матушку, — вот только отдохнуть тебе нужно, и мне об этом говорит не твоя разыгравшаяся фантазия, а уставшие глаза. И не спорь со мной, женщина, я будущий врач. Мама тяжело вздохнула, пригрозила мне кулаком и улеглась на диване в гостиной, настроив радио на какую-то волну спиритической музыки. — Ты далеко? — довольно громко для уставшего человека спросила она. — Прогуляюсь, развеяться хочу, да и снег выпал, нужно же поставить галочку в графе «Слепить снеговика», — усмехнулась я, завязывая шнурки на ботинках и опуская штанину брюк, — часов в восемь вернусь. — Как пожелаешь. Морозы крепчали, градус понижался, а юная братва из параллельного мира соскучилась по снегу и оторвала меня от познания дзэна. Грид и Элрики с радостными возгласами тащили меня на стадион, предвкушая снеговиков, снежную битву и радость, а я была в ожидании мокрой задницы. Лиза бурчала себе что-то под нос, мол, попка замерзла и пальчики обледенели, за что получила недовольный взгляд Альфонса. — Прекрати распылять бациллы депрессии, улыбнись и поцелуйся с Максимкой, — прокричал Элрик-младший, отправив в недалекий полет небольшой снежный комок, который метко попал в красную шапку подруги. — Да блин, что вы ко мне пристали? — крикнула Лиза и, размахнувшись, попыталась ударить ногой в сугроб, но, к сожалению, промахнулась и перпендикулярно полетела в сугроб. Кажется, мне послышалось, что Лиза отборно материлась, захлебываясь снегом. — А ты, задница противная, иди-ка сюда! — отплёвывалась Лиза, поднимаясь с колен. — Закопаю! Мы смеялись, на мгновение забыв об отсутствии Снежаны. И какой бы сволочью я ни была, но не сожалела об этом чувстве. Как бы я ни пыталась найти объяснение её действиям, на ум приходили лишь жалкие оправдания в моём стиле. Эдвард с Гридом в примирительном дуэте закапывали Каспера, притоптывая для пущей надежности, мол, чтобы не вылез. Тоже мне, охотники на нечисть. Спустя час мордобоя и снега, мы переместились в тренировочный центр на стадионе, где можно было купить дерьмовый кофе в пластмассовом стаканчике и погреться на благо души. Теплые штаны не спасали, а метель на улице заметала новые сугробы и всех смельчаков с головой. Слегка уныло я глядела в мутное окно, которое, казалось, не мыли со сталинских времен. — Ну, мы застряли здесь на час как минимум, — вздыхая, сказала Лиза, засовывая телефон в карман брюк, предварительно сняв куртку и повесив её на батарею. В холле порой шлындали маленькие дети, пришедшие на футбольную тренировку. Все счастливые и безумно довольные. Какая идиллия. — Алён, освети нас карими очами и прекрати томно желать окно, — Грид дернул меня за руку, оторвав от занимательного подоконника, который местным населением был единогласно признан кладбищем мух и комаров. — У меня ножки замерзли, — скулила я Гриду в плечо, — холодно, — чего греха таить, я и высморкалась в его кофту пару раз. — Мы около батареи сидим, дурёха! Да и на ляхи свои давно смотрела? С такими можно на северный архипелаг спокойно в одних трусах ехать! Женщиной я была ранимой, пусть и не очень нежной, поэтому со всем присущим артистизмом и врожденным талантом к актерскому мастерству, которого у меня было больше, чем в написании стихов, я отвернулась со слезами на глазах: — Вы меня оскорбили, сударь! Ваше поведение непозволительно. Ваше воспитание пугает меня, не желаю больше вести с вами беседу, — гордо отвернулась я к любимому окну, придвинувшись к батарее. — Вот как жопу греть на моих коленях и в плечо сморкаться, так это всегда Грид хороший и ласковый, а как он сказал про ляхи, так все, неси топор, зови Раскольникова и гроб колоти! — Не оскверняй доброе имя великого Достоевского, — буркнула я, закинув ногу на ногу и поерзав на неудобной скамейке. — И вообще, откуда такая непросвещённая личность знает о русских классиках? — Да так, на уроках упоминали, — буркнул он, — на досуге прочел. — Однако я готова с вами обсудить теорию Раскольникова, — я и сама не заметила, как вернулась на колени к Гриду и как продолжила использовать его кофту в качестве носового платочка. А мужчина-то вон какой многофункциональный и в хозяйстве сгодится. Лиза с Альфонсом сидели в сторонке, изредка косо на нас поглядывая, а Эдвард в который раз пытался договориться с кофейным аппаратом, болтая с ним, словно со старым приятелем. Кажется, даже Грид немного приуныл от этого. Лиза усердно втирала Алу об особенностях акустических гитар и арфы, на что тот улыбался и порой как бы невзначай трепал девушку по темным волосам. Метель на улице постепенно стихала, а набежавшие тучи медленно расползались по сторонам, открывая холодное голубое небо. Снежинки медленно падали на наши шапки, а на улице была тишь да благодать. Ноги завели нас в район частных домов, а когда взгляд упал на крышу Седовых, не выдержало моё дружеское сердце и уже через пять минут я усердно стучалась в калитку, попутно долбила ногами по оцинковке, лишь бы достучаться до хозяев. И плевать, что они спать могут. Эта дура исчезла, ничего никому не сказав, и, черт возьми, я достучусь до правды. Благо в доме никто не спал, и мама подруги благодушно пропустила меня внутрь дома. Ох, какое счастье, что пару недель назад наша юная братва переселилась в квартиру моей бабули за разумную плату, естественно, и помощь по дому, иначе после моих сегодняшних концертов жили бы они на улице. — Здравствуйте, я бы хотела узнать, что со Снежаной, а то гадаю и понятия не имею, где она, — вежливо поинтересовалась я, топчась на коврике в прихожей, мимолетом оглядывая коридор, в котором и с закрытыми глазами не заблужусь. Мать подруги глянула на меня с толикой неверия и непонимания. Мне на секунду показалось, что еще немного — и в меня кинут чем-то тяжелым, лишь бы с глаз долой. — Простите, я что-то не так сказала? — чуть тише поинтересовалась я, растягивая слова. — Алён, с тобой все в порядке? — на меня смотрели, как на сбежавшего из психбольницы на улице Восьмого марта. — Да что случилось-то? — не выдержали мои слабые нервы этой психологической атаки. — Да ты минут двадцать назад приходила и выпытывала у меня про Снежану, её месторасположение, как стратегически важного объекта, и группу её крови. И я бы почти удивилась, если бы не странное выражение лица женщины. Чувствую, что пахнет чем-то жареным, словно кожу подпалили. — Да? — постаралась изобразить полное недоумение и потом рассмеялась, словно услышала самую смешную шутку на всем чертовом свете. — Ох, простите, запамятовала чутка. Скажите, а с этим юмористическим номером можно где-нибудь участвовать? Люди оценят? — Больные точно оценят. Алён, может, тебе это, подлечиться немного? Сейчас фармацевтика хорошо развита, да и медицина на месте не стоит. — Да не псих я! — крикнула я и, напоследок мило улыбнувшись, покинула дом подруги. На улице, прислонившись к машине, меня ждало юное поколение, счастливое и радостное. — Народ, — подозвала я всех, — я сейчас загадаю загадку, дам одну подсказку, а вы отгадайте с первой попытки. Хотя, думаю, всем сразу станет понятно. Здесь был Энви около часа назад в моих ляхах. И громко мы кричали, матерясь через слово, и долго пили успокоительное.