The game of Truth (Год с героями FMA)

      В этом году выдалось достаточно-таки жаркое лето. Даже в нашем Ногинске, который, кстати говоря, является подмосковным городком, горели леса, и на обычной речке Клязьме сгорали люди. «Море, море!» — кричали мамочки, а детям-то что? Им бы только поскорее в воду да чтобы никакого загара. Хоть я была уже совсем не ребёнком, но и в свои шестнадцать особо-то взрослой не являлась, а море для меня было ничем иным, как отличным способом улизнуть от родителей на пару недель. Эх, золотые шестнадцать! В этом возрасте меня, как и многих моих сверстников, волновали три главных вещи. Например, такие, как удачно сдать экзамены, что ждут каждого выпускника по окончанию школы, или же «личная жизнь», на которую тратились почти все мысли, да и действия, ну и, конечно, жажда приключений. Хотя скорей не приключений, а чего-то нового, необычного, возможно, даже волшебного. Конечно, этого ждёт каждый человек, но с переходом в одиннадцатый класс, я ждала этого не меньше первоклашки. От последнего года в школе я ожидала действительно чего-то необычного. Ноги сами поднимали меня по железной лестнице. Лучи солнца пробивались через листву винограда и попадали в глаза, заставляя щуриться. Я и моя подруга Алёна вбежали в комнату с оглушительными криками, переполненными счастьем. Подруга бросилась к одной из кроватей со словами: «Родные хоромы, как же я по вас скучала!». Всю дорогу от вокзала до дома девушка не умолкала и расхваливала свой любимый город всеми прелестями и особенностями родного языка. Практически свой второй дом. Мой мозг, находившийся ещё в Москве, начал порядком закипать, но из чистой вежливости я умалчивала об этом. «Эх, родные хоромы» — к сожалению, сказать я так же не могла. И где я только не была… Германия, Польша, Чехия, Великобритания, но ни один из городов я не могла назвать родным сердцу пристанищем. Все эти места были воистину прекрасны, однако ни в одном из них у меня не было ничего из того, что смогло бы разбавить мою скучную жизнь. У каждого свой смысл, так каков же мой? И где он? Стоящая позади нас мать Алёны тяжело вздыхала и пыталась хоть как-то усмирить свой гнев. Широко распахнутые глаза выдавали её шок, и мне на мгновенье показалось, что отстриженные до плеч волосы встанут дыбом. А у кого бы не встали при виде того, как твоя дочь прыгает на еле стоящей кроватке, которая глядишь вот-вот развалится?! — Алёна! — крикнула женщина достаточно громко, чтоб привлечь внимание своей дочери. Та перестала обнимать подушку и целовать стены. В комнате повисла гробовая тишина, от которой становилось немного неуютно. В окно влетела назойливо жужжащая муха, словно в комедийном фильме. Слегка откашлявшись, тётя Юля продолжила: — Девчат, давайте тут аккуратней и тише, — затем она перевела свой взгляд только на Алёну, которая в свою очередь сделала вид сущего ангела. Ну как ангела, как говорится: «нимб в ремонте, крылья в стирке». — И не, дай Бог, ты что-нибудь разобьешь, я… — Да-да, мам, конечно, но отбивная из меня невкусная получится, холестерину многовато, — перебила собственную мать моя милая подруженька, — всё будет хорошо, ты только не волнуйся. Да и по поводу тишины, правда не гарантирую, но она тут и не нужна, снизу никого нет, поэтому не для кого стараться. И ещё кое-что, когда будешь покидать нашу скромную обитель, не забудь прикрыть дверь, — тонко намекнула Алёна и проводила мать к выходу. Юлия Владимировна ещё минутку постояла в комнате, а потом, тяжко вздохнув, вышла. Как только дверь закрылась, мы дружно засмеялись. — Будь я твоей мамой, точно бы тебя на фарш пустила, — смеялась я вместе с подругой. Вообще Юлия Владимировна очень добрая и милая женщина средних лет, но стоит только её любимой до крышки гроба дочери что-нибудь натворить, как добрая тётя Юля сразу превращается в маму-терминатора. Отношениям в их семье можно было позавидовать. Мать и дочь скорее выглядели, как сёстры. Конфликты, происходившие между ними, были настолько комичны, что хоть на камеру снимай, а покажи им потом, они ещё и посмеются. Разговаривай я так с матерью, она бы делала вид, что не замечает меня, и, крутанув палец у виска, советовала бы сходить к врачу. Подойдя к широкому окну, я попыталась хоть как-то отодвинуть плотную ткань, использующуюся как занавес. Криво зацепив её за карниз, я слезла со своей кровати и, улыбнувшись, посмотрела в окно. — Надеюсь, нас не будут сильно ругать, если мы будем периодически лазать на крышу? — обратилась я к подруге. — Меня никогда не ругали. Возможно, они и знают, что я туда иногда забираюсь, но молчат, ибо понимают, что меня отговорить от этого трудно. Главное, чтобы за это мама не взялась, не хочу её расстраивать. Как вы, кстати, с ней в поезде доехали? С билетами в этот раз вышел совсем напряг, и моей подруге пришлось сутки сидеть в другом купе на другом конце вагона. Она, естественно, прибегала пару раз проведать нас, но вскоре утомилась слезать со своей верхней койки и послала всех к чертям собачьим. Я же вела милую беседу с Юлией Владимировной и узнала пару грешков, которые водились за девушкой. — Можно сказать отлично. Я зарекомендовала себя милой и послушной девочкой, — улыбнулась я самой коварной улыбочкой, думая, как же можно использовать такую ценную информацию. Мы снова рассмеялись. Я плюхнулась на кровать и закрыла глаза, представляя, как пройдёт этот отдых в Одессе. Так много дней без родителей и с одной из лучших подруг. Глубоко вздохнув, я приподнялась на локтях. — С чего начнём, Склоп? — Не знаю, Сугроб, — ответила Алёна. Уже и не вспомню как давно мы дали друг другу эти прозвища. Меня от всей души прозвали Сугробом, а её — Сколопендрой. Ну, что сказать? Дети. — Может, пока вещи разберём? — Давай, — протянула я, представляя, как будет скучно. Вообще живу в скучном мире. Порой, когда слышу о землетрясениях, понимаю, что даже в Аду вечеринки поинтересней устраивают. — Как закончим, напьемся, может, тогда твоя жизнь приобретёт краски. — Уже лечу! — схватив чемодан, я кинула его в Алёну с надеждой на то, что она сумеет его поймать, но девушка даже ловить его не стала, поэтому эта крупногабаритная вещица с грохотом упала на пол. «Ох, глубоко сочувствую нашим соседям снизу» — сказала бы я, будь они там. Следующие полчаса мы раскладывали свои вещи по полочкам. Ну, как сказать раскладывали... Я быстро закинула шмот на свою полку в шкафу и легла обратно, даже не задумываясь, что утюг здесь найти будет сложно. Алёна же, зная, что мать может увидеть её бардак, складывала всё ровно. — Анархия — Мать порядка! — громко крикнула я. — Да-да, а Юлия Владимировна — моя мать, и поверь, ей глубоко насрать на твою Анархию. Во время этого увлекательного дела мы слушали музыку. Композиция «Чип и Дейл спешат на помощь...» запомнилась мне больше всего. И какой мудак позволил закачать ей этот трек в свой плейлист? Закончив со всем, мы быстренько надели купальники. Я пару раз потыкала Алёну в грудь со словами: «Мать, ну разве можно иметь такие шикарные буфера?» Затем надела футболку с названием какой-то группы и изображением черепа и того же цвета шорты. Обернувшись, я увидела Алёну в футболке с Микки Маусом и беленькие шортики. — Что за…? — меня пробрало на смех. «Чего смешного?» — спросили бы меня люди, не знающие Алёну, но те, кто её знал хотя бы несколько месяцев, удивились бы её внешнему виду не меньше меня. В течение трёх лет она носила только чёрные вещи. Как и я. Нет, бывали, конечно, исключения, но они были столь редкими, что нынешний вид подруги заставлял улыбнуться. — Мама. Я ей в карты проиграла… На желания… — чуть обреченно сказала подруга, — её желанием было, чтобы я вытащила все чёрные вещи из чемодана, — пояснила она мне. — Жестоко. Оставив после себя, так сказать, «творческий беспорядок», Алёна побежала опустошать запасы местного холодильника. Мне только и оставалось, что пойти за ней. Внушительная порция мороженого и стакан мохито смогли сойти за отличный обед. Я не любила воду, следственно, и море тоже, но родители отпустили меня только с одним условием — я приеду загорелая, поэтому всё-таки решила сходить на пляж, но без подруги это вряд ли удалось бы. Плутать по незнакомым улицам одной, да ещё и с моим топографическим кретинизмом не самая удачная затея. Потеряюсь, помру с голода, и найдут моё бренное тело только через неделю, когда мой труп будет облеплен мухами и птицами-стервятниками. Что ж, картина неплохая, но воплощать её в действительность не желательно, я всё-таки обещала родителям приехать чёрной, а не в чёрном катафалке. Идя по широким улицам, я оглядывала здешние дома. За небольшой промежуток времени мы уже выбрали домики на далёкое будущее, прекрасно осознавая, что простым смертным, как мы, такое чудо не светит. Если только банк ограбить, да и то, в лучшем случае, нам тех денег хватит только на гараж со всем содержимым. В руке был телефон, который проигрывал любимую и родную для сердца и души музыку. Рок, милый рок. Спасибо, что ты есть. Я и не заметила, как мы прошли все дома и вышли на основную дорогу. Вцепилась глазами в видневшийся кусок моря и улыбнулась. «Неужели пришли?» Алёна торжественно выставила руку вперед, и, со словами: «К-У-З-К-О, Кузко, Кузко, вперёд!», эта окаянная схватила меня за руку и потащила за собой. Вообще я часто удивляюсь таким людям как она. Таким энергичным, весёлым, когда, казалось бы, ничего весёлого и нет, даже когда всё плохо. Хотя, если подумать, раньше она такой не была. Класса до пятого я не обращала на неё внимания, как, собственно, и она на меня, но потом всё изменилось. На тот момент я почти со всеми в классе поддерживала хорошие отношения. «Ха — враги в пятом классе» — звучит так же смешно, как и первоклассник, осиливший программу одиннадцатого класса. Конечно, во всём бывают исключения, и тут как раз тот случай. Не сказать, что Алёна отличалась закрытостью, скорее даже наоборот, как мы тогда говорили — много выпендривалась — и была такая не одна, да проблема была в том, что она, в отличие от них, была одинока. В случае чего, за неё никто не мог постоять, а, навалившиеся целой толпой одноклассники то подножку подставят, то пнут, а иной раз и плюнуть в лицо могут. Жестокость детей никогда не знала границ, непонимающие, они творили, что хотели, совершенно не обращая внимания на чувства других. Так она и жила в плоть до пятого класса, и никому не было дела до того, как по ночам она молилась, чтобы всё это поскорее прекратилось. На тот момент у меня уже была лучшая подруга, и я не замечала чужих отношений. Нас не трогали, да и чёрт с ними. Пока родители учили меня правилам и морали, бабушка вживляла в меня основы этой жизни: «Ты должна заступаться за слабых!» — говорила она мне, — «Кем бы они небыли, друзьями или же наоборот. Но и не забудь главного: никогда, ни перед кем не унижайся». До пятого класса я не видела, может, просто не хотела видеть, как мои любимые одноклассницы издеваются над Алёной. Хотя может и видела, но не придавала этому особого значения, когда смотрела, например, из школьного окна, как они дружно закидывают её снежками, или же, когда она летела носом к моим ногам. Мне всё это казалось обычным делом. Просто на тот момент я не знала правды. Настал момент истины. С пятого класса на урок физической культуры мы начали переодеваться в раздевалках, а не как обычно — дома. Была зима, и между одноклассниками образовалась дискуссия, что же лучше — лыжи или коньки? Моя подруга Лиза встала на сторону лыж, так как коньки ей были чужды; я же знала противоположную сторону. Для нас с подругой это был обычный опрос, который, независимо от расхождения мнений, не делал нас врагами. — Коньки лучше, ведь катаясь на них, ты имеешь массу возможностей развлечься, ибо как-то страшно на лыжах гонять в салочки по полю. Дополнительный плюс — легко в переноске. — Выразила тогда своё мнение Алёна. В свои одиннадцать я даже прониклась данной фразой, представляя, как эти лыжные стервы дают дёру с двумя вёслами на ногах, но мои представления продолжались не больше секунды. — Да кто с тобой в салки играть будет, придурошная? Раздевалка залилась смехом. Мне стало больно, как будто это меня высмеивают. Именно в тот момент я впервые задумалась о том, почему Алёна всегда ходит одна. У неё нет друзей! — Я согласна на кого угодно, кроме тебя. «А у девчонки колкий язычок» — подметила тогда я. — Я бы сыграла, — поднялась я со скамейки, пытаясь втиснуться меж двух огней. — Только если из жалости, - подметила Вероника и плюнула в Алёну шелуху от семечки, которую только что проглотила. Я заметила подступающие к её глазам слёзы. «Ты должна защищать слабых» — вдруг вспомнилось мне поучение бабули, и хоть Алёна отнюдь не была слабой, и при желании могла бы вырвать девчонкам пару клоков волос, но она не могла рисковать, боялась исключения из школы. Тогда-то у меня и случился первый «приступ ярости». Как мне потом рассказывали, я накинулась на Веронику и начала бить её кулаками. Когда меня оттащили от неё, я почувствовала жгучую боль на костяшках. К моему счастью, из-за хорошего отношения ко мне большинство девочек солгали, что Ника первая полезла в драку, а я всего лишь отбивалась. Хорошо так отбилась... Я цела, здорова, а Вероника с фонариками под глазами и на многих других участках тела. После этого Алёну никто не трогал. Ника перевелась в другую школу и жизнь девушки наладилась. Сейчас она хорошо общается с каждым, даже с теми, кто над ней издевался. Она простила и забыла, и теперь предоставляет им свою руку помощи, когда нужно что-то списать или помочь с проектом. С тех пор Алёна расцвела. Подобно раскрывшемуся бутону цветка, что так долго не мог зацвести. Ему мешали тени огромных растений, и теперь, когда их не стало, цветок смог распуститься. Мои глаза загорелись при виде огромного синего моря. Ноги сразу же понесли нас на противоположенную сторону дороги. На сигналившие машины мы старались не обращать внимания и, наплевав на все правила дорожного движения, устраивали на дороге слабое подобие аварии. Некоторые водители высовывали свои головы и кричали что-то оскорбительное нам в путь. «Русские наверно», — услышала я краем уха, и мои губы расплылись в счастливой улыбке. Наконец-то кто-то заметил наш потенциал. Алёна привела нас к какому-то лестничному спуску. Глаза быстро забегали по ступенькам и стали расширяться от ужаса. Я в глубине души искренне надеялась, что это не то, о чем я думаю. Но на моё огромное разочарование подруга указала вниз кивком головы. Губы её расплылись в довольной улыбке. Думаю, она рассчитывала именно на такую реакцию. Хоть я и прекрасно знаю, что до меня девушка жила в Одессе с бабушкой, которая каждое утро рвалась к морю, не обращая внимания ни на какие препятствия, мне не стало жалко это создание. Кажется она говорила что-то про то, что покарает того человека, который учредил положить тут лестницу после землетрясения. Тогда получился крутой склон, и люди никак не могли попасть на пляж. — Склоп, мы же, вроде, на пляж собирались, — протянула я. — Это чудо и есть прямая дорога к «Ривьере». Может, пару килограмм скинем. — А может, и ласты откинем, — моё сердце упало вниз и приземлилось где-то в районе пяток. — Чего стоишь? Потопали уже! — я подтолкнула подругу к лестнице, так и не дав ей закончить. В процессе спуска я попыталась сосчитать количество ступенек, но где-то на двести двадцать четвертой забросила это занятие. Наконец мы спустились на первый уровень. Солнце уже сильно припекало, и спасти нас мог только ветерок, ну или парень с зонтиком, от которого мы, правда, отказались. — Ладно, куда теперь? — спросила я, измотанная довольно длинным спуском. — Иди за мной, — эта окаянная снова потащила меня за собой. Мы, в конце концов, всё-таки добрались до злополучного пляжа и стали искать свободные шезлонги. Быстренько распрощавшись с любимой футболкой, я выставила свои груди на обработку солнцу, а Алёна тем временем с криками «Море!» побежала в воду. Мне показалось, что она задавила парочку маленьких детей. Возможно, так оно и было, но моя ненависть к воде не позволила мне зайти в воду и проверить. Детский крик ужасно резал уши. — Ну уж нет, свинячьих визгов я и дома наслушаюсь, — сквозь зубы процедила я и поспешила достать родные наушники. Напялив очки от солнца, дабы не ослепнуть, я включила композицию "Wholl Stop The Rain" группы Creedence Clearwater Revival, и принялась греть на солнышке свой белый перед. Я думала о том лете, когда нас не мучила ужасная жара, и лили дожди. Кто? Кто остановил дождь? Глупо, наверное... Воду не люблю, а вот дождь греет душу лучше любого чая. Такие вот мы люди. До ужаса противоречивые. Не прошло и пары минут с того момента как заиграла третья мелодия, как на меня начало капать что-то мокрое и холодное. Неужели всевышний услышал мои молитвы? На это надежд было мало, так что я уже собиралась увидеть там солёную мокрую дрянь, что непременно полезет обниматься, чем вызовет мурашки на моём теле. Приподняв солнечные очки, я увидела перед собой парня, который пытался мне что-то втереть. — Раки не нужны, — ответила я, не вынимая наушников, но паренек настойчиво продолжал стоять рядом, — мы не едим ваших раков! Раки не нужны! Он присел на корточки и, приподняв мои очки, заглянул под них. Его глаза... Я навсегда запомнила, как впервые заглянула в них. Холодные голубые глаза. Настолько холодные, что мне на мгновение показалось, что всё вокруг заледенело, выдохнув, я увидела, как изо рта вышел пар. Почудилось? — Я говорю привет и предлагаю знакомство, а не раков, — совершенно спокойно сказал он, вытащив наушник. — Да это верх наглости! Отнять у девушки наушники всё равно, что раздеть! — заорала я, отойдя от мимолётного транса и встала напротив парня, готовая врезать ему по самый не балуй. — Так, стой, чтобы ты ничего не подумала, я не хочу проиграть пятихатку тому наглому ублюдку, — он указал мне на симпатичную широкую спину парня, проще говоря, на его зад. — Видишь его? — он коснулся меня ладонью и вновь всё будто замёрзло. Я схватилась за голову, почувствовав пульсирующую в висках боль. — Что за чёрт? — выпалила я. — Этот чёрт — Максим, и он думает, что мне слабо поцеловать первую встречную, — на этих словах парень схватил меня за оголённую талию, и я почувствовала как боль начала распространяться по всему телу. Я хотела вскрикнуть, но парень прикрыл рот ладонью, отчего я издала лишь неприятный мычащий звук и боль усилилась. Он отпустил меня. — Прости, а я и впрямь не могу поцеловать первую встречную. Боль мигом утихла. В голове стоял вопрос: «Что это было?». Присев на шезлонг, я принялась рассматривать парня, с трудом дыша и не веря в только что произошедшее. — Меня зовут Серёжа, и прости, что напугал, я честно не хотел, — но по его тону было понятно, что это не так. — Снежана, — ответила я без особого энтузиазма. — Я знаю. Слова, пронзающие насквозь. Было несколько предположений, откуда он знает моё имя. Во-первых, то, что он просто так ляпнул, лишь бы накалить обстановку, во-вторых, прежде чем познакомиться со мной, он встретил Алёну, и они решили меня разыграть. Меня вдруг отпустило. Наверняка от страха всего надумала себе, всю эту мигрень и спазмы. Не спрашивая моего разрешения, Серёжа присел рядом, и только я порадовалась солнышку, которое минут пять загораживал парень, как на меня налетела Алёна, подозрительно посмотрев на парня. — А ты тут времени даром не теряла. Ну, может, познакомишь? — так неназойливо намекнула мне Алёна, но слишком наиграно. Я посмотрела на Алёну и рассмеялась. — Плохая из тебя актриса. Девушка вопросительно посмотрела на парня, на что тот пожал плечами, и спектакль продолжился. Алёна протянула ему руку со словами: — Можно просто Жадлёна Дюдюля Сколопендрия Бербидонская Вячеславовна. Меня охватил очередной приступ смеха. Не знаю от чего больше: от их не смешной шутки или от мутного состояния. И тогда я подумала, ладно, раз им так хочется, то я сделаю вид, будто ничего не поняла. Было бы хорошо, если бы он просто смог выговорить её полное выдуманное, опять же мною великою, имя. Между ними завелась дружеская беседа. И тогда-то я точно поняла, что они знакомы. Не могут незнакомые люди так свободно и раскованно общаться. Хотя это же была Алёна. У неё всё могло быть. Когда солнце начало заходить за горизонт, мы с Алёной собрали вещи и отправились в нашу скромную обитель. После преодоления сего расстояния снова, во мне практически не осталось сил для других деяний, а вот аппетит здорово разгулялся, казалось, я могу съесть подругу без всякого сожаления. Как только мы пришли, я улеглась на свою мягкую и немного скрипучую кроватку. Через пару чудных мгновений наслаждения тишиной раздался голос. Алёна начала трепать мои уже и без того растрепанные нервы по поводу Серёжи. Всё никак не могла успокоиться со своим розыгрышем. О да, довести меня до галлюцинаций было наилучшей идеей в её жизни. Она уже была готова отрезать палец, чтобы доказать свою непричастность к данному событию, но разве её фаланга может быть доказательством? — Надоела! Всё, поверила, не знакомы, так не знакомы! Только заткнись и не делай так больше! – накричала на неё я и воткнула наушники. — Ах, я тебе надоела? Значит, ноги моей в этом доме больше не будет! — с этими словами подруга вышла за дверь. Истерит, истеричечка моя милая! Куда она пошла, я и близко понятия не имела. «Ну, ничего, есть захочет — сама, как милая, придёт» — подумала я. После её ухода мне не оставалось ничего другого, как просто сидеть и ждать. Когда прошло полтора с лихим часа, я начала серьёзно волноваться, но сделать ничего не могла. Куда она пошла, знать я не могла в принципе, а если позвоню матери, та от нас все две недели не отстанет. Взрослая девка! Семнадцать лет, а ведёт себя как маленький ребёнок! Встав перед зеркалом, я принялась разглядывать себя. «А я ведь тоже ребёнок». В свои шестнадцать, мой рост соответствовал ровно цифре возраста, если приписать ноль. Какие-то поганые сто шестьдесят сантиметров. И куда с такими податься? Ни туда, ни сюда. Маленькую переросла, до среднего роста не доросла, а высоким никогда обладать не смогу. Алёна же отвоевала свои законные сто пятьдесят три в школьном кабинете врача. Как сейчас помню, как та ей сказала, что у неё метр пятьдесят, прям гномик, на что та, не стесняясь, послала медсестру к чертям, обвинила правительство в том, что они не могут купить школе нормальный ростомер и гордой походкой вышла, отвоевав запись в карте сто пятьдесят три сантиметра. Мои детские голубые глаза были пропитаны наивностью и ожиданием чуда, сумевшего бы повлиять на мой рост. Несколько раз я попадала в необычные ситуации, но все они были страшными. В этих ситуациях не было ничего хорошего, лишь порог между жизнью и смертью, который я пару раз чуть не перешагивала. Затем я принялась рассматривать свои пухлые непропорциональные телу руки. Мне всегда хотелось, чтобы они были меньше, но никакие методики иссушивания мышц не давали результатов. В остальном всё со мной было в порядке. Маленькая для моего возраста грудь, но зато неплохая талия; слишком широкие бёдра, но красивый зад. Не сказать, что я была особо собой довольна, но ничего менять тоже не собиралась. Мужское внимание на то время в списке желаемого было где-то ближе к концу, тем более мальчикам нашего возраста нравились девушки с тонной косметики и в шикарных топиках с мини-юбками, что еле-еле скрывают трусы. Конечно, я преувеличиваю, они могли быть просто милы и красивы или просто милы. Сегодня на пляже я даже подумала, что вот оно! Я кому-то понравилась, не смотря на мои полные руки и жжёные от многоразового осветления волосы. Да и все мы знаем, что дело не в красоте, а в «душе», так что же со мной не так? Алёна же была смуглым гномом с грудью третьего размера. Внешность для неё всегда была на последнем месте. «Помылся и достаточно», — говорила она. Девушка никогда не подчёркивала свои карие глаза тушью и не замазывала проблемные места танальником. Возможно, она бы уже давно потеряла девственность, отвечай ей взаимностью наш очень хороший друг, которого она чрезмерно любила и, опьянённая им одним, не видела никого другого. Но проблема была в том, что он её не любил и, зная о её чувствах, даже не дал ей шанса. Что же, бывает. Осмотр себя не дал мне спокойствия, но помог скоротать время ожидания. На часах уже было за полночь, когда в комнату ворвалась Алёна, распластавшись на старинном ковре, который обычно вешают на стену. Сначала я подумала, что она опять решила меня разыграть, и даже подготовилась инсценировать инфаркт, как вдруг увидела испуг на лице подруги. — Я там, на пирсе... видела... не может... быть... — именно такой обрывочной фразой Алёна объяснила мне, почему только что чуть не снесла дверь с грёбанных петель, при этом осев на пол. Девушка была очень взволнована, вдобавок сильно напугана. Её язык заплетался, а глаза были распахнуты так широко, что казалось, будто бы они вот-вот выпрыгнут из орбит и побегут, как говорится, куда глаза глядят, но, к счастью, этого не произошло. Схватив девушку за плечи, я начала её трясти. — Что ты там видела? — Я не знаю! Синее! Большое! А потом что-то упало в воду. Похоже, это были люди! А затем я побежала к тебе. С облегчением вздохнув, я отбросила телефон с наушниками на кровать и помогла Алёне встать. — Пойдём, я посмотрю с тобой, и ты убедишься, что там ничего нет. — Но там есть! — Ну так пойдём, покажешь, — совершенно спокойно ответила я, — коли там что-то необыкновенное, я тоже хочу это увидеть. — Чёрт с тобой, кровопийца, в гроб же сведёшь, если не покажу, — сказав это, Алёна выдернула руку, которую я держала, вернув ей свободу. — Стой, — остановила я её, — я возьму это на всякий случай, — сказала я и достала из чемодана припрятанный для подобных происшествий нож бабочку и ножны с набором метательных ножичков, что всегда были со мной и не раз меня выручали. Мы добежали до пирса за несколько минут и остановились в нескольких метрах от него. Сидя в кустах, я огляделась. Пирс, луна, бескрайнее море и три дерущихся мужика на том самом пирсе. Романтика. — Вовремя ты решила меня разыграть, а то бы в драку ввязалась, ну ничего, я тебе дома устрою, — я погрозила девушке кулаком. — Да смотри же ты! Он светится! Неужели ты не видишь? От усталости и в силу моих растрёпанных в край нерв, я больше не смогла держать себя в руках. — Да что, чёрт возьми, я должна видеть? — закричала я в полную силу. — Они нас услышали, бежим отсюда. — Да с чего ты взяла, что они бегут к нам? — Помогите! — раздался женский голос. Мы с Алёной посмотрели друг на друга, не понимая, что делать. С одной стороны, мы и сами были девушками, и что мы могли сделать против двоих парней? С другой, если девушку завтра найдут мёртвой, мы никогда себе этого не простим, да и вряд ли они дадут нам убежать. Что делать? Своя шкура, безусловно, важна, но зачем она нужна, когда рядом страдают те, кому ты можешь помочь? Зачем жизнь, если в ней нет смысла? — Алён, мы должны ей помочь, — наконец озвучила я. — Да, но у нас лишь твои ножи. — Думаю, нам этого хватит. Мы вылезли из кустов и рванули навстречу бежавшей к нам девушке. Гонящиеся за ней «мужчины» оказались совсем ещё юными парнями. При свете луны, я не смогла тщательно разглядеть их, но кое-что в них удивило: на них была мокрая одежда, больше подходящая для прохладной осени, нежели для тёплого до ужаса лета. «Что-то тут не так» — подсказывал мозг, но ноги продолжали бежать на помощь бедной девушке. Один из парней махал нам и, отрицательно мотав головой, пытался что-то донести до нас, но из-за крика девушки нельзя было разобрать слов парня. Наконец-таки страх за собственную задницу сошёл на нет. Какая разница, что будет там? Через год, через месяц, через день, через пять минут? Главное, прожить достойную жизнь. Защищать слабых! — Алёна, прикрой её! Оставив их позади, я носом к носу столкнулась с парнями. Один из них был чуть выше меня, а другой на головы две точно. Я раскрыла нож и пригрозила одному из них. — Отойди он неё! — крикнул тот, что ниже. — Она опасна! — Вы что, совсем умом тронулись? Вам лет-то сколько? Девятнадцать? Двадцать? Жизнь только начинается, неужели вы готовы испортить её из-за какой-то девки? — Эй, красноволосая, живо отойди от неё, если хочешь остаться в живых. Дай пройти, мы с братом не хотим делать тебе больно. Со спины раздался крик. Обернувшись на него, я увидела как девушка, за чью жизнь мы только что боролись, схватила Алёну и начала её душить захватом предплечья. У ног незнакомки появилось синее свечение, которое со временем пробежалось по всему её телу. Перед нами предстало нечто. — Энви, отпусти её! — Заткнись! Эй, ты, — обратился он ко мне, — да, ты! Положи нож, иначе я сломаю ей шею. Он сильнее прижал к себе Алёну, и мне пришлось бросить нож. Сцена напоминала мне одну из тех, что обычно показывают в вестернах: «Эй, парень, положи пушку, а иначе я проделаю дырку в его башке». Именно так там обычно говорят. — Прекрати! — закричал всё тот же. — Это ты начал, Элрик. С того дня мы сильно настрадались из-за тебя. Знаешь, скольких ты людей убил в тот день? Элрик стоял, не понимая, о чём говорит парень. — Стоп! — прервала я их разборки. — Меня зовут Снежана. Мы с моей подругой живём недалеко отсюда, — показав одной рукой, в какой стороне мы именно живём, другой я полезла в ножны за метательным ножичком, потихоньку подходя к... Энди? Эшли? Как его там? — давайте пойдём домой, мы правда никому ничего не расскажем. Ваши разборки касаются только вас, — на этих словах я подскочила к парню и всадила нож ему в шею, от неожиданности он ослабил хватку, и Алёна смогла высвободиться и отбежать к Элрикам. Я всегда думала, что для людей смертельно перерезание сонной артерии, но этому существу, судя по всему, было на это насрать. — Чёрт! Сучка, у меня и без тебя мало камней осталось, — он схватил меня за запястье и вытащил нож из шеи, — знаешь как больно? Хочешь узнать? Рана на шее парня немедля начала затягиваться. От ужаса пульс участился, а в горле встал ком, не дающий хоть что-то промолвить. — Ну и где же теперь твоя смелость? Ну же, отвечай! Живо! — парень заглянул мне в глаза и застыл на мгновение. — И ты тоже... Он отпустил меня и толкнул к парням. От страха ноги подкосились, и я упала к Алёниным ногам. Она помогла мне подняться, и мы вчетвером начали наблюдать за странным парнем в юбке и топике. Вообще странная одежда для парня. Отбросив с лица прядь длинных зелёных волос, он начал пристально разглядывать нас с подругой. — Элрики, скажите мне спасибо, я нашёл вам дом. Давайте, показывайте нам дорогу. — Что? — нервно переспросила Алёна. — Если ты против, то я отниму ваше жильё грубой силой. — Что ты тут делаешь, Зависть? — спросил один из Элриков. — Пляж не лучшее место разъясняться, — перебил его парень с медовыми глазами. — Но, Эд... — Заткнись, Ал, у нас нет выбора, сейчас мы точно проиграем.