The game of Truth (Год с героями FMA)

Когда мы пришли, на часах уже было около трёх. Луна, наверное, уже начала рассказывать звёздам свои истории, чтобы те через несколько часов были готовы ко сну. А мы тем временем медленно умирали. Земля умирала. Люди не вечны, жизнь не вечна. Всё то время пока мы шли, я рассматривала незваных гостей. Парней, как оказалось, звали Эдвард и Альфонс Элрики, братья по крови, и, хоть им я до конца не доверяла, всё же их присутствие мне нравилось больше, чем того монстра, что шёл прямо за мной, приглядывая, не наделаем ли мы глупостей. — Да расслабьтесь вы! — выдохнул Энви и издевательски улыбнулся. — Мы с вами братья по несчастью. Оказались непонятно где, непонятно зачем. А я погляжу, братишка уже с телом, видимо получилось тогда у тебя. — Оставшиеся метры до дома мы дошли в тишине. — Ты сказал, что я убил множество людей... Что ты имел ввиду? — грустно спросил Эдвард. — Тогда над нами находились несколько заключённых. Их-то ты и использовал для создания философского камня, чтобы вернуть тело брату. Скажи, куда ты пропал на четыре года? И как, если не секрет, оказался здесь? — После того, что случилось, мы прошли через врата Истины, что провела нас в этот мир. Думаю, это была плата за его тело. Мы жили в Лондоне до тех пор, пока в нас не ударила странная молния. Потом снова оказались перед вратами, а дальше ты всё знаешь. Сидя на полу, Эдвард обхватил лицо руками, Ал замер, устроившись рядом с ним. Мы с Алёной сидели на моей кровати, будучи третьими лицами. Вольнослушателями, так сказать, хотя ни хрена это было не по нашей воле. Я сжала руки в кулаки, уже готовая вмазать кому-нибудь, но, почувствовав это, Алёна помотала головой, мысленно умоляя, чтобы я сидела и не рыпалась. Всё, что они говорили, было чуждо нам и больше походило на бред собачий. Другие миры, возвращения тел, философские камни... Энви встал с пола и, подойдя к кровати, на которой сидели мы с Алёной, принялся разглядывать ночное небо, потом повернулся, будто сзади произошло что-то интересное, и заговорил. — Да ладно тебе, ну умерли они, и что с того? Они были преступниками, отбросами общества. Ты вернул тело своему брату и продолжаешь ныть. Какой же ты мерзкий. — Это ты мерзкий! Они были людьми! — не в силах сдержаться, выкрикнула я. — А тебе, малявка, я сказал сидеть и молчать! — грозно сказал Энви, после того ударил меня по лицу в районе челюсти. Удар был не сильным, но его было достаточно, чтобы я повернула голову в противоположную сторону. Эдвард обнажил руку, но вместо руки под плащом оказался автопротез. Меня это испугало не меньше, чем удивило. Парень каким-то магическим способом превратил его в меч и рубанул Энви по руке, но рана на ней зажила критически быстро. Алёна отдёрнула раненую руку с опаской, что он вновь ударит меня и тем самым разозлила его ещё сильнее. В его глазах вновь проскользнула искра, что разжигает в сердце ярость. Всё происходило настолько быстро, что я и моргнуть не успела, как Энви уже сбросил меня с кровати, а Алёну, схватив за шею, приставил к стене рядом с ней. Чуть коснувшись пола, я почувствовала, что меня кто-то держит; Альфонс. «Как мило» — подумала я с кружащейся от кувырка головой. Снова переключив внимание на Алёну и Энви, я ужаснулась. Одной рукой он держал её за шею, а другой боролся с Эдвардом. Несколько секунд, и Эдвард подобно мне отлетает в сторону. Я попыталась встать, но мне мешали дрожь в коленях и Ал, держащий под руки и шептавший: «Не суйся к нему, я сделаю всё, что смогу!». — Не трогай её, тварь! — крикнула я, не обращая внимания на слова Альфонса. — Заткнись. — даже не посмотрев в мою сторону, ответил Энви, — Или тебе мало? Альфонс ослабил хватку и попытался поднять меня на ноги, но они дрожали и не были способны выдержать моё тело. — А теперь разберёмся с тобой. — Энви сильнее сжал горло Алёны; она уже задыхалась, — Долго ты ещё будешь у меня под ногами мешаться? — Стой! — голос сорвался на крик. — Если скажешь молчать, я буду молчать! Я сделаю всё, что захочешь, только отпусти её! Отпусти! Отпусти! Отпусти! Теперь я осознала, что не могу ничего сделать. Глаза наполнились слезами, мне было страшно, страшно даже не от того, что я боялась Энви, а от того, что он вот-вот убьёт мою подругу. Он сжимал её шею всё сильнее и сильнее, Алёна задыхалась. Он был равнодушен. Застыл, будто обдумывая моё предложение. В комнате повисла практически полая тишина, полной ей не давали быть кряхтения Алёны. Садист посмотрел мне в глаза, ожидая услышать это ещё раз. — Пожалуйста, чего ты хочешь? Я сделаю всё, только отпусти её. — Эти слова я уже практически прошептала. Он ослабил хватку, а затем, подумав, всё же отпустил Алёну, добавив при этом: —Ещё хоть слово в мой адрес, и ты труп! Алёна с грохотом упала на пол и, жадно глотнув воздуха, потеряла сознание. Энви подошёл ко мне и оттолкнул Альфонса. — Будешь мне должна — прошептал он мне на ухо и, встав на подоконник, выпрыгнул из окна. — Что это? — закричала я, не переставая рыдать. — Что он такое, мать вашу? — Прости, — промямлил Альфонс, — это наша… — Нет, не наша! — возразил Эдвард, укладывая Алёну в кровать. И уже спокойнее продолжил. — Если он оставил их в живых, значит они ему нужны... Не мы их спасли. — Я расскажу тебе всё от начала до конца. — Сказал он, обращаясь уже ко мне. — Хочешь — верь, хочешь — нет, но, по-моему, это существо, — Эдвард махнул рукой в сторону окна, — отличное доказательство всех моих слов. Может, тогда мы поймём, что он от вас хочет. — Наш мир не во многом отличается от вашего, но всё же различия между ними есть. Десять лет назад умерла наша мать, это подтолкнуло нас к изучению Алхимии, пожалуй, я не буду тебе расписывать весь процесс. Алхимия, как и всё в этом мире, подчиняется закону равноценного обмена. Нельзя создать что-то из ничего. Будучи маленькими, мы верили, что она всемогущая. Одним из основных запретов алхимии является запрет на трансмутацию человека, то есть воскрешение мёртвых. Мы преступили через этот закон, наплевав на него, как когда-то на нас наплевал наш отец, и попытались вернуть к жизни нашу маму. Её звали Триша Элрик. Она была очень красивой и умной женщиной, я до сих пор помню запах её духов и смех, что она дарила нам каждый день нашей жизни. — Да, я тоже это помню, — перебил его Альфонс и обнял брата, как старого друга, с котором не виделся несколько лет. — При неудачной трансмутации получаются вот такие типы как Энви. Гомункулы. Существа без души. Монстры в человеческом облике. Я не знаю, что сейчас с тем существом, что создали мы с Алом, но, думаю, оно не выжило. Только на это и надеюсь последние четыре года. Как бы наша ошибка не стала причиной чьих-нибудь страданий. В обмен на это чудовище, Ал потерял тело, а я — ногу. Взамен руки мне удалось прикрепить его душу к доспехам, в которых он был заперт несколько лет. Тогда-то мы и начали поиски философского камня. Многие люди гибли и страдали из-за нас. Все кто мог, помогали нам с братом, не требуя ничего взамен. Это было грустно и не правильно. Гомункулы хотели стать людьми с помощью красных камней. Они заставляли людей плясать под свою дудку, чтобы осуществить задуманное... Тогда они захотели, чтобы мы создали философский камень. Скажу сразу — они не умели пользоваться алхимией, поэтому мы для них были сладким кусочком. Ласт, одна из гомункулов, угрожала убить моего брата, стерев печать, что прикрепляла душу Ала к доспехам, а Энви тем временем уговаривал меня помогать им, избивая. Они пытались показать своё преимущество перед нами, людьми, но, как-никак, те, у кого есть душа, стремятся к большему. Я воспользовался их советами по созданию философского камня и смог вернуть тело брату. К сожалению или к счастью, Истина закинула нас в этот мир. Года два мы восстанавливали атрофировавшееся тело брата. Хорошо, что у вас такие продвинутые технологии. Мне создали отличный автопротез и для руки, и для ноги, но я всё грущу о старом, сделанном моим механиком. Мы с братом часто входили в свет, работали в научном центре, где нас прозвали молодыми профессорами и жили достаточно хорошо для людей из другого мира. Прошлой ночью, мы как обычно наблюдали за молниями на крыше одного из зданий, вспоминая прошлое. Одна из них была какой-то неестественной. Она попала в нас, и мы оказались перед вратами. — Эд взглянул на брата, — Думая, что они перенесут нас домой, мы без опаски прошли сквозь них, а потом… — А дальше я всё сама знаю, — закончила я. — Значит, у Энви нет души, но он хочет стать человеком? Странное несовпадение, с моей точки зрения. Он бессмертен, у него регенерация, и он умеет превращаться во что угодно. Зачем ему становится человеком? — я нервно вскинула руками и развела их в стороны, поджимая плечи к шее. — Это ты у него спроси, — улыбнулся Эд, — Так что ты думаешь, зачем вы могли ему понадобиться? Я вновь сделала тот же жест. — Ладно, другой вопрос, как вы понимаете наш язык? Эдвард с Альфонсом пожали плечами. — Не знаем, вот понимаем и всё, причём без разницы какой именно язык. Будь он русский или английский, мы без труда говорим на всех. — Ответил Альфонс. — Да, здорово нами Истина играет, — усмехнулся Эд. — А что такое «Истина»? — Придёт время — сама узнаешь. А сейчас уже поздно, мы с Алом хотели бы отдохнуть. — Да, конечно, весь пол в вашем распоряжении, — улыбнулась я, — Если Алёна, конечно, не против. Мы посмотрели на неё. Она спала сладким сном младенца, получается, она не против! Конечно, я задумалась о том, что от нехватки кислорода у неё мог отказать мозг или ещё что, но сейчас мне было очень страшно это проверять, ведь если бы это было так, думаю, рассказ Эдварда был бы последним рассказом в моей жизни. Я лишь нежно провела тыльной стороной ладони по её щеке и подставила руку к носу. Дышит — и слава богу. Я ещё долго не могла заснуть, думая обо всём, что случилось. В половине пятого мне всё-таки удалось заснуть. Во сне я видела двух маленьких светловолосых мальчиков, что стояли у надгробной плиты с надписью «Триша Элрик». Двух одиноких, задавленных жизнью парнишек. «Готова ли я к таким приключениям?» — думала я во сне. Проснувшись через несколько часов, я задумалась обо всей это дрянной жизни. Вот смотрю я сейчас на Эдварда Элрика, а он с голым пузом спит почти под кроватью моей подруги, а милый Альфонс, свернувшийся в маленький клубочек, тихонько посапывает. Сейчас они не выглядели такими убитыми и подавленными как в моём сне. Повзрослев, они, наверняка, вынесли для себя пару жизненных уроков, но при этом остались людьми, не смотря на то, как жизнь их поимела. Их выдержке можно лишь позавидовать. Мои раздумья прервало неожиданно взявшееся откуда-то насвистывание. Обернувшись на звук, я увидела Энви, который, как ни в чём не бывало, сидел на окне. Он с любопытством рассматривал меня, а я тем временем таращилась на него. Интересно, а когда он успел сюда пробраться? Ведь только две минуты назад я была единственным бодрствующим человеком в комнате. Я обратила внимание на настенные часы, висевшие над окном. Стрелки показывали пол одиннадцатого и я, здраво рассудив, что оставаться наедине с этим садистом особым желанием не горю, решила сыграть роль старого-доброго будильника. — Подъём! Живо! — крикнула я, но обращать внимание на это никто не собирался. Энви перестал издавать подобие насвистывания и посмотрел на меня взглядом, спрашивающим: «Ну и чего ты этим добилась?». Он будто читал мои мысли. Сведя брови, он так и проскальзывал по мне глазами сверху вниз и наоборот. Мои нервы уже были на пределе. Я перевела взгляд на Альфонса, схватила подушку и косо кинула в него. — Кто напал?! — сейчас Ал выглядел просто потрясающе. Взъерошенные волосы. Верхние пуговицы рубашки расстёгнуты. Прищуренные из-за света глаза. Кавай да и только! Вечно бы на него смотрела, да вот только не до этого сейчас было. — Вставай и начинай будить брата со Сколопендрией! — Брата? Сколопендру? — задумался Ал, всё ещё с трудом продирая глаза, которые так и слипались, не давая бедняжке посмотреть на мир. Эд сказал, что его душа была заключена в доспехи. Наверняка, он не мог ни есть, ни спать, и сейчас наслаждался этими прекрасными моментами. Для многих людей сон и еда — самые главные вещи в жизни. Думаю, не встреть я их, через пару лет у меня были бы такие же приоритеты. — Угадай с трёх раз! — Хорошо, попробую, — Альфонс, зевая, потянулся и принялся будить Эда. К сожалению, вытащить из сна мою подругу у него не получилось. Есть такие люди, которые не соображают, что творят и что говорят спросонья. Алёна как раз принадлежала к их типу. — Может, она коньки откинула? — внес свою лепту Энви. Если бы взглядом можно было убить, на месте Энви уже давно бы лежала довольно не скромная кучка пепла, которая, конечно, потом восстала бы и тогда кучка осталась бы от меня. В ответ я получила лишь его садистскую улыбочку. После вчерашнего мне хотелось отомстить ему, разрезать на мелкие кусочки и закопать на соседнем участке, но, к моему большому сожалению, это невозможно. Ведь нельзя убить тварь со стопроцентной регенерацией. Вообще, я девчонка боевая, всегда до последнего отстаивающая свою точку зрения и иногда готовая выйти одна против всего мира. Правда, моя готовность мне ни разу не помогала... Больше всего на свете я боюсь не монстров с полтергейстами, а смерти родных и близких. Наверное, это и стало причиной моих вчерашних действий, а точнее, бездействия. Я поистине была испугана тем, что вот-вот моя подруга, человек, которого я знаю столько лет, погибнет. Его не станет и всё. Честно говоря, я бы хотела сыграть в ящик быстрей всех своих родных и близких, чтобы не видеть их смерть. — Ну и что с ней делать? — спросил Эд. — Только не целуй её, а то она обратно в жабу превратится, — предупредила я. — Так к справке, я и не хотел. Я взяла со стола плеер и включила на всю громкость «Ранеток». Нет, я не любитель этой, так называемой, группы. Просто вот на такие моменты приходится иметь пару-тройку песен. Конечно, всем было понятно, что Склоп уже давно покинула царство Морфея и просто конючится, не хотя отрывать жопу от кровати, но, как я уже говорила, она просто не понимала, что происходит. — Выключите это, живо! — закричала Склопи, вскочив с постели так, будто мы ей туда горячего уголька подсыпали или тарантула в трусы пустили. Хотя, по-моему, и то и то было бы процентов эдак на пять гуманнее. — Ну, нет уж, сама возьми и выключи, — ответила я, вынуждая подругу поднять с кровати свою очаровательную тушку. Гнев и злость читались в её глазах, когда она их наконец-таки открыла. Что не сделаешь ради любимого человека? Алёна спрыгнула с кровати и накинулась на мой плеер. Музыка (если это можно было так назвать) в мгновение ока была выключена, а плеер полетел прямо в меня. — Снежан, вот скажи мне, зачем? Если ещё раз так сделаешь, я просто сломаю его! Благо, опыт у меня большой. — Алёночка, ну подумай сама, это же так приятно — просыпаться под любимую музыку! — Ты в порядке? — с явным волнением спросил Эд Алёну. Девушка посмотрела на себя в зеркало. — Ну-у-у, вроде да, а не должна быть? Кстати, почему у меня на шее синяки? — она провела рукой по своей шее. — Ты ничего не помнишь? — спросил Ал. — Хочешь, напомню? — поинтересовался Зависть, разглядывая свою руку, которой вчера душил Алёну. Девушка вздрогнула от его голоса, и он был этим крайне удовлетворён. — Повезло тебе, что у меня хорошее настроение, — оскалился он. Я с облегчением вздохнула, хотя рука дёрнулась к ножнам. Братья же пытались не обращать на него внимания. — Нет, спасибо, — отказалась Алена, прищурив глаза, повернулась к алхимикам и продолжила, — я помню лишь как мы, возвращаясь домой…, а потом… — Временная потеря краткосрочной памяти. В этом нет ничего страшного, — успокоил нас Эдвард. — Ну что же, всё хорошо, что хорошо кончается! Кстати, а почему тебя Снежана Сколопендрией называла? — спросил Альфонс. Алёна посмотрела на меня испепеляющим взглядом. Он был настолько тяжёлым, что захотелось куда-нибудь присесть, чтобы не свалиться под его тяжестью. Алёна никогда не любила, когда я её так называла, прежде чем она сама успевала представиться. Странная она тётка была. — Просто Сугробик страх потеряла. Это очень и очень долгая история. Как-нибудь у костра возьмёмся за руки и устроим вечер откровений, — сказала Алёна, хватая стакан воды с тумбочки, стоявшей рядом с кроватью. Я, между прочим, жажду услышать всё о вас. — Боюсь, это тоже слишком долгая история, думаю, расскажем, как будут время и силы. Я понимала Эдварда. Сложно было рассказывать что-то по нескольку раз, тем более, если это что-то плохое, что причиняло боль. Это как отвечать на вопрос «что случилось?», когда у тебя умер кто-то из родных. Особенно, когда об этом спрашивают люди, которые и так прекрасно знают, что случилось. Я вновь посмотрела на Энви. По его взгляду можно было подумать, что сейчас что-то случится, но он лишь улыбался, будто бы ждал чего-то. — Кстати, насчёт жилья, простите, но вы не сможете вечно спать на полу. Однако у меня есть отличная идея, — сказала я, выходя из комнаты.