— Прощай, — сказал Лис. — Вот мой секрет, он очень прост: зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь. (Антуан де Сент-Экзюпери «Маленький принц»)
На рассвете 20 марта в порту было тихо и безлюдно. Накуролесившись, Валенсия погрузилась в сон, чтобы с честью встретить «Cremà» — последнюю ночь Фальяса, когда наконец заполыхают украсившие улицы гигантские куклы, а люди бросят в огонь все старые, несчастливые вещи, прося взамен удачи на следующий год. Лишь несколько рыбацких лодок мерно качались за линией прибоя, да дюжина смурных от недосыпа матросов сновали с трапа на причал, завершая подготовку корабля к отплытию. В стороне от их суеты, с края соседнего причала Ван Хельсинг смотрел, как в янтарном круге восходящего солнца полощет парус другого недавно отплывшего судна. Он даже не стал оборачиваться на звук шагов, издали узнав запыхавшееся бормотание. — Прости, задержался, — проговорил Карл и, чуть переведя дыхание, сбросил с плеча объемный мешок, — Решил э-э… экспроприировать кое-какие записи из штаба инквизиции. — То есть стащить, — фыркнул Ван Хельсинг. — Они все равно там пылью покрывались! — возмущенно вспыхнул послушник, — А нам, после встречи с этой… Камиллой будет не лишним разузнать о здешних ведьмах. Если я правильно слышал ее прощальные слова, ты нажил себе опасного врага. — Одним больше, одним меньше, — пожал плечами охотник. — Ну, тебе-то виднее, — буркнул Карл и оглянулся, — А нашу… гм, спутницу не видать? Ван Хельсинг покачал головой, по-прежнему не отрывая взгляда от уплывающего корабля, однако Карл еще раз осмотрелся и обеспокоенно зашептал. — Я конечно рад, что она согласилась идти с нами по своей воле, но, по-моему, ошейник был бы не лишним. Прости, но как представлю себя на корабле посреди моря с тварью, которая одним махом может спалить всё вокруг… — он осекся, вдруг заметив, что Ван Хельсинг не очень-то его слушает, — Эй, а где она? Уже на корабле? — На корабле, — кивнул Гэбриэл и указал на паруса, почти исчезнувшие за горизонтом. Карл вгляделся в морскую даль, перевел растерянный взгляд на Ван Хельсинга, потом снова на далекий корабль, и наконец на лице его отразилось страшное понимание. — ЧТО?!***
Примерно за час до этого Ван Хельсинг и Тея шли вдоль причала, причем последняя так и кипела негодованием. — Я выгляжу по-дурацки! — заявила она, в который раз запутавшись в длиннополом черном одеянии, — Как монахини вообще могут в этом ходить? — Все лучше, чем лохмотья, — ответил охотник, высматривая кого-то у пришвартованных кораблей, — По крайней мере, в этой одежде у тебя меньше шансов нарваться на неприятности. Тея сбавила шаг, увидев на мачтах ближайшего корабля красно-бело-зелёный флаг итальянского королевства. На миг ее охватило жгучее желание развернуться и бежать со всех ног, пока она вновь не окажется там, где цветут сады у маленьких белых деревень, и где незамысловатый мир под сенью виноградных листьев кажется таким беззаботным… Вот только для нее в том мире теперь не было безопасного места. Ван Хельсинг обернулся, и она поспешила нагнать его, скрыв смятение досадой. — И почему это по пути в Рим у меня могут быть неприятности? Смятение стало еще сильнее, когда они прошли мимо итальянского корабля к следующей, весьма потрепанной торговой шхуне под британским флагом. — Потому что ты отправляешься не в Рим. Ван Хельсинг вскинул руку, и от шхуны к ним враскачку подошел седой как лунь капитан. Охотник быстро заговорил с ним по-английски, то и дело кивая на кумихо, пока та с подозрением вдыхала исходящий от моряка резкий запах табака, застарелого пота и пеньки. Старик косо поглядел на женщину, что-то буркнул в усы и протянул руку. Охотник передал ему небольшой кошель с оттиском креста, после чего моряк побрел обратно к кораблю. — Я сказал ему, что ты миссионерка, едешь нести слово Божье заблудшим жителям Сиама, — сообщил Ван Хельсинг и направился к корабельному трапу, — Так что постарайся хоть немного соответствовать. И сдерживай… лисьи повадки. — Что? — только и смогла выдавить Тея, переводя взгляд с охотника, на корабль. Ван Хельсинг бросил взгляд на штопанные паруса и заросший ракушкой борт. — Не первый класс, но это единственное судно, которое отплывает сегодня в Ост-Индию. Они почти без остановок идут до самой Бирмы. Оттуда придется самой добираться через Китай, но те края тебе уже более знакомы. Если повезет, через месяц вернешься на свой полуостров. — Я… я не понимаю, — пробормотала кумихо и даже на всякий случай отпрянула. — Неужели? — Ван Хельсинг посмотрел на нее с насмешкой, которая тут же заставила кумихо опомниться и устыдиться своей оторопи. Теперь она смотрела только на охотника. Никто из них не смог бы сказать, как долго длилось молчание, нарушаемое лишь тихим плеском и вскриками чаек. — Почему? — наконец произнесла лиса так тихо, что это можно было принять за вздох. Мужчина пожал плечами, попытался отвести взгляд, но спустя мгновение снова смотрел в ее зеленые глаза. — Твои силы вернулась. Ты можешь просто прочесть мои мысли, разве нет? — Могу, — кивнула Тея, не отпуская его взгляд, — Но не хочу. И вновь меж ними повисло молчание, словно хрупкий верёвочный мост, который оборвал пронзительный посвист с палубы шхуны. — Они скоро отплывут. Поспеши.***
— Я не понимаю! — Карл выкрикивал одно и то же уже несколько минут, вышагивая кругами по причалу и периодически посылая в сторону Ван Хельсинга красноречивые жесты, — Потратить столько сил на поиски, поймать, привезти… едва не умереть — дважды! Чтобы просто отпустить?! Он наконец-то замер, бессильно опустив сжатые кулаки, и устало добавил. — Она ведь сама согласилась… — Потому что ей не осталось ничего другого, — ответил Ван Хельсинг, все это время рассеянно наблюдавший за метаниями друга, — И она не знала, что ждало бы ее в Ордене. А мы знаем… Ты был там и видел своими глазами. — Из реки обзор был не очень-то… — Она спасла меня, — взгляд охотника сделался жестким, — Ты видел, на что она способна. И ты знаешь политику Ордена. Чудеса угодны церкви, только если укрепляют ее, а не создают угрозу. А сила кумихо — угроза. Что бы мы ни сказали, для Ордена она будет монстром, слишком сильным и опасным, чтобы дать ей когда-либо выйти на волю. Даже на поводке. Карл хмуро уставился на охотника и буркнул под нос что-то о непредвзятости и отношении нормальных людей к людоедству. Ван Хельсинг проигнорировал его ворчание. — Так уже было. Помнишь создание Франкенштейна? — Такое не забыть, — Карл вздрогнул, — Ты не вспоминал о нём больше года. Как и об Анне. И о Дракуле… и об всем, что случилось в Трансильвании. Но в эту минуту Ван Хельсинг почувствовал, что давняя неизжитая боль наконец отпускает, и он может оглянуться назад без тоски. — Она… Тея такая же. Огромная сила, которой не нашлось места в нашем мире. Я хотел дать ей шанс найти место, где ей не придется быть чудовищем. Ван Хельсинг бросил последний взгляд на восток — солнечный диск оторваться от кромки горизонта, за которой уже невозможно было разглядеть паруса одинокой шхуны. — Если я ошибся…что ж, рано или поздно придется снова отправиться на охоту. — Одобряю твой оптимизм, но как ты объяснишь это Ордену? — поинтересовался Карл. — Что объяснить? — Гэбриэл усмехнулся краем рта, глядя на растерянную физиономию друга, — Что тварь оказалась слишком злобной, чтобы взять ее живьем? — Думаешь, тебе поверят? — вздохнул Карл, уже смиряясь с неизбежным. — Почему бы и нет, с таким-то доказательством, — Ван Хельсинг открыл заплечную сумку и показал кончик золотого лисьего хвоста. — А я-то думал, куда он пропал, — пробормотал Карл. — Ордену тоже будет, о чем подумать. Например, как можно было веками не замечать настолько сильную ведьму у себя под носом. И каким образом к ней в руки могло попасть это, — Гэбриэл протянул Карлу обсидиановый клинок. — Чтоб меня, — послушник поспешно прикусил язык, разглядывая ребристое матовое лезвие, а затем чуть ли не с благоговением спрятал его в мешок. — И это, не считая оборотней, — Ван Хельсинг зажмурился от рассветных лучей, надвинул шляпу на глаза и направился к кораблю, — Полагаю, задание можно считать удачным. Карл догнал его уже на трапе и с подозрением вгляделся в лицо охотника. — Ты как-то изменился. Эта лиса тебя точно не околдовала? Ван Хельсинг улыбнулся и хлопнул товарища по плечу. — Наоборот.***
— Поспеши. — Да, — кумихо расправила свое новое черное одеяние, зацепившись за четки на поясе. Ван Хельсинг первый сделал шаг назад, но женщина тут же качнулась к нему, ухватилась за ворот плаща. — Постой. Помнишь, я говорила о даре проницательности? О том, что кумихо могут разглядеть судьбу? — Лисье ясновиденье? — Ван Хельсинг попытался улыбнуться. — Считай это прощальным даром, — Тея прикрыла глаза и протянула руку к его лицу. Подол ее рясы затрепетал, словно от ветра. Кумихо почувствовала, как охотник вздрогнул, когда показались хвосты. — Не доверяешь мне? — Я мало кому доверяю, — Ван Хельсинг замер, наблюдая за танцем хвостов, но даже сейчас, против воли восхищаясь их струящимися переливами. — Это верно, — улыбнулась Тея, — В другой раз не жди, пока лиса покажет хвост. Но сейчас… Он сам протянул руку, лишь через мгновение осознав, что давно хотел сделать это. Ее мех казался сотканным из тончайшей золотой проволоки, а на ощупь был мягким, но не как бархат или шелк, и упругим, но не как лебяжий пух или девичьи кудри. Он словно тек сквозь пальцы, непохожий ни на что, чего ему доводилось касаться, и в тоже время знакомый! И вся она была будто из мерцающего миража, но оставалась реальнее земли под ногами и воздуха, которым он дышал. Тонкие пальцы легко коснулись его лба, скользнули по вискам и скулам, словно запечатлевая тактильный образ, пока сияние хвостов пронизывало теплом все тело. Это было похоже на полет в летнем мареве, и Гэбриэл даже не задумался, что будет, если сейчас их увидят с корабля. Он слышал лишь ее голос: Ты страдаешь, гонишь воспоминания. Но пришло время перестать жалеть о прошлом. Загляни в него, чтобы снова идти вперед. Твоя судьба еще ждет тебя… вместе с той, что пройдет этот путь с тобой рядом. И тогда ты вспомнишь, кто ты на самом деле. Прикосновение губ было быстрым и обжигающим. Охотник открыл глаза, и увидел, что кумихо уже поднимается по трапу, утренний бриз вздымает тяжелые складки черной рясы, облекающего тонкую фигуру. — Желаю и тебе… вспомнить себя настоящую! — произнёс Ван Хельсинг, и ветер подхватил его слова, — Прощай, лиса. Она улыбнулась, прежде чем исчезнуть за фальшбортом. — Прощай, охотник.