Путь Лисы

Дон Лис, привыкший свет морочить, Не зная, как конец отсрочить, Хоть огрызается зверью, Но видит близко смерть свою: Сейчас, как никогда, потребны Ему друзья, а все враждебны. На этот счет давным-давно Присловьем так изречено: Пожить в условиях суровых, В плененье тяжком и в оковах Полезно, чтоб узнать в беде, Где верный друг, заступник где. («Роман о Лисе»)

Несмотря на боль, Тея поспешила встать, незаметно прихватив с пола осколок бутылки. — Камилла, что ты наделала! — прорычала она, — Пустила в свой город эту… этого… — Я знаю, кто он, — Камилла сложила руки на груди, и в этом безобидном жесте внезапно проявилась скрытая грозная сила, — Мы с Лобо не очень добрые, но зато давние знакомые. — Как ты могла! — Тея начала двигаться так, чтобы Камилла оказалась между ней и Лобо. На оборотня она не смотрела и жалела, что не может отвернуться заодно и от запаха — мерзкой вони псарни, гноя и застарелой гари… — А как ты могла объединиться с врагом?! — вскричала Камилла, и по воздуху прошла рябь, от которой мельчайшие бутылочные осколки взвились в воздух икрящейся дымкой. — Это он тебе сказал? — Тея все-таки бросила взгляд на Лобо и едва подавила подступивший к горлу спазм. Голова и верхняя часть его туловища теперь больше походили на оплавленную свечу — шерсть, кожа и плоть слиплись в серо-розовое месиво, вспухшее белыми волдырями и сочащееся сукровицей. Лобо наверняка испытывал страшную боль, но дикая ярость и оборотничья живучесть заставляли искалеченное тело двигаться. Его лицо уже не было человеческим, как и не было волчьей мордой — из мешанины связок и мышц выделялись лишь огромные, похожие на капкан челюсти и налитые кровью глаза. — Лобо шел за вами, пока не потерял след во время грозы. Но он понял, что вы идете на восток, — с нежданной горечью ответила Камилла, — Стая отринула его, и тогда он пришел ко мне. И ведь я поначалу тоже не хотела верить, что ты могла снюхаться с охотником и вместе с ним заманить оборотней — сородичей — в ловушку… — Все было не так! — крикнула Тея, отчаянно ища выход, но Лобо по-прежнему загораживал дверь, а единственное окно на крыше было слишком высоко, — Этот… бледный шакал преследовал меня много лет. Он убил бы меня, если бы смог. — И ты сдалась на милость самому Ван Хельсингу! — Камилла усмехнулась, заметив, как Тея вздрогнула, — Да, Лобо мне и это рассказал. — Я использовала его, чтобы выжить, как ты не понимаешь! Камилла рассмеялась. Раньше Тее нравился этот смех, глубокий, обволакивающий. Но сейчас он словно затянул петлю на ее шее. — Даже без сил ты зубами должна была перегрызть ему горло! — сплюнула Камилла, и Тея услышала в этих словах свой приговор. Лобо нетерпеливо переминался, с искалеченной пасти тянулись нити слюны. Камилла уже хотела отвернуться, но в последний миг замешкалась. — Признайся — охотник подослал тебя ко мне? — Нет! — прошептала Тея, не отводя взгляда от синего квадрата окна, в котором мерцали такие прекрасные звезды, — Я сбежала, рискуя жизнью и пришла к тебе, как к другу… Ее слова заглушил жуткий булькающий хрип — Тея не сразу поняла, что этот звук, видимо, теперь заменяет Лобо смех. — Чую… его запах… на тебе, — просипел оборотень, еле двигая искореженной челюстью, — Ты смердишь им! И Лобо прыгнул. Тея даже не попыталась заслониться — лишь крепче стиснула в пальцах осколок бутылки. Но вдруг сверху раздался звон, за которым последовал короткий свист. Что-то упало ей под ноги и затрещало, как шутиха. Тея отпрянула, закрыв глаза и зажимая нос — а спустя секунду на том самом месте уже очутился Лобо. И взревел, заметавшись посреди едкого облака. Его можно было понять — если два дня назад, в открытом поле вонь дымовых шашек казалось Тее невыносимой, то в помещении она была просто убийственной! Рядом завопила Камилла, и Тея метнулась в другую сторону. Но тут ее ступню пронзила острая боль. Скуля сквозь зубы, лиса выдернула распоровший ботинок и впившийся в стопу осколок, попыталась бежать дальше, но с ужасом поняла, что теряет равновесие. Уже падая на усеянный осколками пол, она увидела силуэт, ринувшийся откуда-то сверху. Из разбитого окна! — успела сообразить Тея, а в следующий миг ее подхватили знакомые жесткие руки. — Ван Хель… — лиса охнула и тут же закашляла от разъедающей горло вони, — Кх-х…как… — Случайно был неподалеку, — голос охотника звучал глухо сквозь платок, но Тея все равно расслышала в нем усмешку, — Вижу, у тебя тут весело. — Ты!!! Это был не рев — свистящий сип, будто раскаленный воздух вырвался из рваных мехов. — Привет, симпатяга! — присвистнул Ван Хельсинг и вскинул пистолет, но оборотень оказался быстрее. Тею отшвырнуло, и уже с земли она видела, как оборотень изо всех сил тянет к охотнику клацающую пасть, пока Ван Хельсинг пытается удержать его лапы. В какой-то момент Тее показалось, что Лобо все-таки достал охотника, но тот уперся ногой в живот оборотня и рывком швырнул его через голову. — Держи! — крикнула Тея, подхватывая с пола оброненный охотником пистолет. — Так ты и впрямь его шавка! Лиса замерла, так и не успев бросить оружие — все тело вдруг свело мучительной судорогой. Чужая рука вынула пистолет из онемевших пальцев, и перед лицом Теи возникли красные от дыма и ярости глаза Камиллы. От приветливой хозяйки трактира не осталось и следа — каштановые кудри взвились рассерженными змеями, лицо потемнело и заострилось, придав ведьме сходство с птицей, готовой выклевать глаза. В руке она сжимала окровавленный осколок стекла. Осколок, которым Тея поранила ногу! — Носи свой собачий ошейник до смерти, — протянула ведьма, явно наслаждаясь искаженным от боли лицом бывшей подруги, — Ждать тебе все равно недолго… Внезапно воздух прорезал какой-то харкающий взвой, Камилла отвела взгляд, и Тея увидела, как Ван Хельсинг выбирается из-под навалившегося на него оборотня. Из спины Лобо, аккурат между лопаток торчало острие. Серебро блестело даже в темноте. — Бесполезная псина, — обронила Камилла, глядя как оборотень содрогается в посмертной трансформации. Охотник пошатнулся, а затем быстро утер с лица кровь зверя. — Вот ты какой, Ван Хельсинг, — пропела Камилла, будто бы ничуть не встревоженная тем, что лишилась единственного союзника, — Я думала, ты больше похож, хм… на мясника. Мужчина окинул ведьму оценивающим взглядом. — Пусти ее, — потребовал он, даже не взглянув на Тею. — Или что? — поинтересовалась Камилла, а лиса всхлипнула, ощутив, что не может дышать. Ответить, что будет «или» Ван Хельсинг уже не успел — двери амбара за его спиной содрогнулись и с оглушительным треском разлетелись в щепки в фонтане бело-жёлтого огня, будто в них разом врезались все петарды и шутихи Фальяса. Тея не знала, сколько пролежала, оглушённая и ослепшая, пока чья-то рука не выдернула ее из груды обломков и не потащила сквозь облака горячей пыли и опилок. — …опять переборщил, — сквозь звон в ушах донесся до нее чей-то голос, а спустя мгновение из дыма возник худощавый человечек с закопченным лицом и в слегка дымящейся рясе. — Да нет, в самый раз, — возразил Ван Хельсинг, протаскивая Тею через пылающие остатки амбарной стены. Позади что-то грохнуло, а потом упругая волна вынесла их на улицу. — Ч-что… как… — простонала Тея, отплевываясь от грязи, забившей в рот и нос, когда они с разлету пропахали двор перед амбаром. — Винные пары весьма взрывоопасны, — с готовностью объяснил человек в рясе, завороженно глядя на полыхающий ангар. Затем, словно опомнившись, он обернулся к Ван Хельсингу. — Мог бы предупредить, прежде чем просить у меня маленький отвлекающий трюк! Тут не Будапешт, вокруг полно живых людей! — Но обошлось ведь, — ответил охотник, и от этой раздражающей невозмутимости Тее захотелось толи укусить его, толи поцеловать. — По крайней мере о ведьме можно не волнова… — Ван Хельсинг умолк, услышав вопль — не напуганный или предсмертный, а полный целенаправленной ярости. — Ведьма…не боится огня?! — пролепетал монах, и Гэбриэл едва успел оттолкнуть товарища — кусок горящего бревна вдруг вылетел из огня, рассыпая искры, и чуть не снес ему голову. А в следующую секунду уже сам охотник бросился наземь, уклоняясь от летящей головни. Тея же просто стояла, завороженная тем, как из пламени пылающего амбара возникает фигура в шлейфе развевающихся волос и обгорелых лохмотьев красного платья. — Что творишь! — Ван Хельсинг чуть ли не силой заставил ее двинуться с места и поволок прочь. Весь двор окружала высокая стена, а ворота были на замке. Должны были быть, но, очевидно, человечек в рясе умел открывать двери не только посредством взрыва. — Теперь понимаю, для чего ты удрала! — прорычал Ван Хельсинг, когда они выскочили на улицу и тут же окунулись во взбудораженную толпу зевак. — Хочешь обсудить это сейчас? — взвизгнула Тея и шарахнулась прочь от пронзительного звона пролетевшей мимо пожарной телеги. Ну разумеется, в ночь Фальяса жители Валенсии должны быть вдвойне бдительны, чтобы случайный фейерверк не спалил весь город! — Если не огнем, то как одолеть ведьму?! — все не мог прийти в себя сподручный охотника. — Никак! — с досады рявкнула на него Тея, — Камилла живет в Валенсии уже много веков и берет силу от её земли и людей! — Кстати, познакомься, Карл — это Тея, — представил Ван Хельсинг. — Я догадался, — пропыхтел монашек, окинув женщину взглядом, — Понимаю, ради неё стоило поднять на уши целый город… Ван Хельсинг бросил яростный взгляд сперва на него, потому на лису. — Может и не стоило. Извилистый переулок вывел их на набережную Турии неподалеку от Королевского моста. Nit de Foc была в самом своем неистовом разгаре, гладь реки рябила всполохами, отражая огненную феерию на небе, воздух звенел, наполненный эхом взрывов, обрывками музыки и смехом. На набережной открывался один из лучших видов на фейерверк, но почему-то сейчас здесь было на удивление пусто, не считая парочки кукол-нинотов, изображавших рыцаря и дракона с крыльями из тряпок и папиросной бумаги. Извечный инстинкт тут же кольнул тревогой, но сейчас Ван Хельсингу и так было, о чем беспокоиться. Если Тея сказала правду, Камилла не захочет, чтобы горожане увидели ее подлинную суть, а значит, не станет использовать силу на глазах у горожан. Но глупо надеяться, что она так просто их отпустит… Охотник скосил взгляд на лису. Та шагала рядом, закусив губу и заметно прихрамывая, но явно не собираясь просить помощи. Ван Хельсинг тоже не стал сбавлять шаг. Однажды он уже проявил к ней доброту — и теперь вынужден разбираться с разъяренной ведьмой! — Огонь может помочь, — вдруг буркнула лиса. — Что? — Карл, перебиравший на ходу содержимое мешка с арсеналом, чуть не споткнулся, — Ты же сказала… — Не просто огонь. Священный, жертвенный или колдовской — таким можно победить даже сильную ведьму. — Откуда ты знаешь? — спросил Ван Хельсинг, едва удержавшись, чтобы не добавить «и почему я должен верить?». Он ожидал, что кумихо скривит губы, но та лишь обхватила себя руками, затравленно озираясь. — Камилла сама сказала, когда мы еще…гм, ладили, — Тея понизила голос, будто боясь, что их услышат куклы, — Я училась управлять своей силой, и она сказала, что лисий огонь опасен даже для нее. Может поэтому она мне и помогала — иметь меня в союзниках ей выгоднее… было. Ван Хельсинг устремил на женщину пристальный взгляд, пытаясь разгадать, говорит ли она на сей раз правду, или это очередная лисья хитрость. — Эй, — внезапно осипшим голосом позвал Карл, — Вы видите то же, что и я? Тея обернулась и нервно хихикнула. — Да, — ответил Ван Хельсинг почему-то уже нисколько не удивленный тем, что гигантский бутафорский дракон разинул пасть и, треща всеми сочленениями, двинулся с места, а рыцарь следом за ним нацелил на них жестяную пику. — Слава богу, — вздохнул Карл, — А то я подумал, что снова реагентов надышался. Куклы, каждая с осадную башню размером, надвигались неуклюже, но целеустремленно. Это казалось до абсурда нелепым, если бы не было столь же реальным. — Как такое возможно? — выдавила Тея, пятясь вдоль края набережной. Тебе ли не знать, что этой ночью возможно все. Ван Хельсинг так и не понял, откуда раздался голос. Возможно, его донесло эхом или отзвуки голосов странно исказились… Эти куклы созданы Валенсией. Они — мои глаза, руки и уши. Вам не скрыться. Дракон вытянул шею, намереваясь подцепить его зубами из ржавых серпов и кирок. Ван Хельсинг отскочил, но едва не угодил под удар пики рыцаря. Движения кукол вдруг стали проворнее, хотя из них во все стороны посыпались щепки и части крепежа. Охотник машинально потянулся к пистолету, но тут же отбросил дурацкую идею. Как пуля остановит гигантское пугало? Позади Тея по-лисьи взвыла, уворачиваясь от драконьего хвоста. — Ложись! — отрывисто крикнул Карл. Оглянувшись, Ван Хельсинг увидел, как он тяжело поднимает к плечу какое-то подобие ружья с толстым и коротким стволом. Охотник успел припасть к земле, когда орудие изрыгнуло раскаленный шар, а Карла страшной отдачей отшвырнуло за край набережной, в реку. Жужжа как гигантский злобный шмель, снаряд раскололся в воздухе, и искрящиеся осколки в один миг изрешетили разом и дракона, и рыцаря. Обе куклы мгновенно загорелись — собственно для этого они и были созданы. Вот только двигаться при этом они тоже не перестали. Тея металась, словно кролик на горящем лугу, уворачиваясь от дракона, который разевал теперь уже на самом деле огнедышащую пасть. Но при этом она не видела, как позади рыцарь на пылающих ногах начал угрожающе заваливаться… прямо на нее! Ван Хельсинг не помнил, как бросился к ней, помнил лишь, как ухватил женщину поперек талии, и как она закричала что-то изумленно и яростно — но он так и не услышал, что именно, сосредоточив все силы в броске. В нос ударил запах паленого волоса и кожи, а по спине и ребрам словно прошлись тяжелым раскаленным утюгом. Удар о мостовую выбил весь воздух из легких, и они покатились кувырком, сбивая с себя остатки искр и пепла. Первым, что услышал охотник, когда звон в ушах немного стих, был невнятный всхлип. Опаленное лицо все еще пекло, и глаза щипало от дыма, но он все же разглядел перед собой бледное перемазанное сажей лицо и блестящие невозможно яркие глаза. — Ты, — выдавила Тея и запнулась, устремив взгляд туда, где теперь пылала гора мусора. — Не за что, — откликнулся Ван Хельсинг и попытался подняться. Тут же напомнил о себе след давнишней пули, и вдобавок спину странно засаднило. Охотник почувствовал, как по коже на боку струится горячее и потянувшись рукой, нащупал рваную, липкую от крови дыру на плаще. Должно быть рыцарь все-таки задел его своей дурацкой пикой. Кровь бежала щедро, и он зажал рану рукой. Тея шумно втянула носом воздух, в ее глазах отразилось странное смятение. — Все в порядке, — охотник поморщился и встал. — Я тоже в порядке! Спасибо что спросили, — донесся из-за края набережной язвительный голос Карла, перемежающийся бульканьем и плеском. — Подожди, я помогу выбраться. Ван Хельсинг уже шагнул к реке, но что-то заставило его обернуться. Из облака дыма от горящих кукол возник темный силуэт. Воздух над ним странно рябил, словно в нем двигались еще какие-то невидимые фигуры. Он должен был догадаться, что набережная неспроста оказалась безлюдной в этот час. И что нелепые истуканы должны были лишь задержать их здесь на необходимое время. Все звуки, даже грохот фейерверков отдалились, противоположный берег реки затянул взявшийся откуда ни возьмись туман. — Любишь огонь, охотник? — спросила Камилла. Каждый ее шаг по мостовой отдавался гулким эхом, — Уверена, что да. Ведь он так… очищает. Ван Хельсинг выхватил пистолет, но даже грохот выстрелов почти сразу заглох. Ведьма протянула руку и сгусток пламени оторвался от догорающих кукол и устремился навстречу пулям. Спустя мгновение расплавленное серебро зашипело на камнях мостовой. — Знаешь ли ты, на какой земле стоишь? Скольких моих сестер такие как ты предали огню? — Камилла зажмурилась, а нечеткие силуэты за ее спиной заволновались, словно пытаясь продавить незримую грань между мирами. — Теперь твой черед — гореть, как горели они, — с этими словами Камилла вынула из обрывков платья кожаный мешочек и вытряхнула наземь что-то серое. Прах! За спиной охотника Тея зажала руками уши. В отличие от людей, она слышала пронзительный скрип, словно сотни ногтей скребут по стеклу, процарапывая себе путь из небытия. Но даже сквозь этот невыносимый скрежет она услышала: — Охотник ваш. Лисой я займусь сама. Пыль у ног ведьмы взвилась пламенем. Пламенем краснее и злее всех костров и огней Фальяса, пламенем проклятых. — Нет! — Тея и сама не знала, зачем рванулась к охотнику, ведь она лучше кого-либо понимала, что теперь уже не спастись. Огонь мгновенно заполонил всё, пожирая воздух, обжигая легкие и подступая ближе и ближе. — Можешь удержать огонь? — крикнул Ван Хельсинг, — Как тогда, на площади? — Что?! Нет, я не смогу… — Тея охнула, когда пламя изогнулось, норовя дотянуться до них раскаленным щупальцем. Ван Хельсинг толкнул ее на мостовую и сам упал следом. Его одежда и волосы уже дымились, но охотник из последних схватил Тею за плечо. — Сможешь! — он вдруг вытянул руку, и сквозь горячую рябь Тея увидела на ладони кровь, в блеске пламени показавшуюся ей черной.  — Sanguis enim sanguinem deus, — проговорил Ван Хельсинг, и прежде чем лиса успела что-то понять, его пальцы сжались на ее ошейнике. И что-то произошло. Тея услышала лишь щелчок. А потом была лишь невероятная легкость… И сила! Она вырвалась из своего смертного тела, взмыла, ликуя и чувствуя, как страх отступает! Глянув вниз, кумихо словно со стороны увидела лежащего на мостовой человека. Пришлось приложить усилие, что вспомнить, кто это человек и почему он сжимает ошейник, с которого сходили замысловатые письмена, омытые его кровью. …снять ошейник может лишь тот, кто надел… Так вот что это значило! Заговор на крови — тот, кто пленил сам и был ключом к свободе! Кумихо с наслаждением выгнула грациозное лисье тело, любуюсь длинными золотыми хвостами. Ее новой сияющей шкуре нипочем было даже самое лютое пламя. Она вольна делать что хочет. И какое теперь ей дело до охотника и старой ведьмы с ее огненным заклятием? Он ее освободил… Нет, он поймал ее! …и спас… Она ничего не должна!!! …но ведьма должна поплатиться! Человек, окруженный пламенем, глухо вскрикнул, отчаянно пытаясь встать. Кумихо невольно поразилась силе его ги. Но еще немного, и его тело расплавится, как свечной огарок, и вся его неистовая энергия жизни обратится в горстку праха… Какая страшная, несправедливая расточительность! Кумихо извернулась, ловко скользя меж языков пламени и опустилась прямо на человека, припала к нему, заслонив собой. Жадное пламя взревело, протянуло к ним тысячи раскаленных рук и ощерилось сотнями пылающих лиц. Дай нам его, отдай!!! Кумихо угрожающе зарычала и щелкнула хвостами по земле, высекая свой, лисий огонь. Подобное побеждается подобным. Два потока пламени схлестнулись, опали и сшиблись вновь — словно два косматых чудовища, норовящих спихнуть друг друга с узкой площадки. От напряжения Кумихо лязгнула клыками — она давно не применяла эту магию, вдобавок еще нельзя было подпускать жар к человеку, который снова пробовал подняться. — Тея! — хрипло выдохнул Ван Хельсинг и закашлялся. В глубине души он не принимал всерьез все те инфернальные картины об огненных реках и адских котлах, но сейчас более чем проникся образами великого Данте. Захлебываясь в волнах удушливого жара, Гэбриэл не понимал, почему до сих пор жив, пока не увидел нависшее над собой создание. Он уже видел Тею в истинном обличии в Аркос-де-ла-Фронтера, но сейчас она была другой — не просто чудовищной лисицей с пятью хвостами, а существом, сплошь сотканным из пламени. Смотреть на нее было даже больнее, чем на огонь вокруг. И все же ее пламя не обжигало, а окутывал его. И защищало. Она была похожа на серафима, ослепительного ангела, воспламеняющего все вокруг себя священным жаром! — Не вмеш-ш-шивайся! — прошипела лиса. Ее яркий белый и багровый адский огонь свились и рванулись ввысь, гудящим штопором вспоров небеса. В этом рёве Ван Хельсинг услышал хор разъяренных голосов, но их почти сразу заглушил ликующий клич кумихо. Но охотник внезапно ощутил тревогу. От угарного газа в висках стучало и тянуло в сон, но все равно его не отпускало чувство, что это еще не конец… И потом он не увидел, но почувствовал, как что-то скользнуло, прячась за языками огня. Он хотел крикнуть, но не смог сделать вдох, словно грудь сдавило обручем боли. В горячем воздухе что-то свистнуло и победный рев кумихо резко сорвался на визг. Не переставая кричать, лиса взвилась в воздух, но тут же упала и завертелась волчком, как собака, пытающаяся поймать собственный хвост. В этом мельтешении Ван Хельсинг не сразу разглядел причину — на месте одного из золотых хвостов остался лишь кровоточащий обрубок. Сам хвост извивался в луже крови, словно издыхающая змея. А над ним стояла Камилла. — Жаль, что такая сила досталась такой бестолковой твари, — промолвила она, — Лучше я ее заберу. Отрежу от тебя по кусочку. Кумихо взревела и бросилась на ведьму. Но та легко прянула прочь, невесомая, будто зола в горячем воздухе. В руке ее сверкнуло, отражая пламя короткое черное лезвие. Ван Хельсинг узнал этот матовый блеск. Обсидиан. Покорив Америку, конкистадоры принесли в дар папскому престолу эти ритуальные ножи жрецов майя, как символ победы святой церкви над язычеством. Парочка таких клинков до сих пор хранилась в Ордене. Охотнику некогда было гадать, как подобная редкость попала в руки ведьме, но в одном он не сомневался — нож, веками пивший кровь жертвоприношений, теперь легко сможет убить любого монстра. Тея в беде. Камилла сделала резкий выпад, и кумихо снова отпрянула, будто утратив всю силу. Ее огонь уже не полыхал, а бледно тлел. — Столько усилий, и ради чего? — ведьма перевела взгляд на Ван Хельсинга, и тот замер, надеясь, что под слоем копоти она примет его за мертвого. — Тебе никого не спасти, это не в твоей природе, — продолжила ведьма. Кумихо зарычала, но ее шкура вдруг пошла складками, а вместо лисьей морды проступило женское лицо, перекошенное в беззвучном крике боли. Она застряла меж двух обличий! А Камилла уже заносила над ней нож. — Пожалуй, не буду тебя убивать. Отрежу все хвосты и посажу на цепь сторожить, как собаку. Должна же ты возместить ущерб за мой амбар. Рука с ножом взмыла над головой ведьмы. Вся она — воля, сила и взгляд были устремлены на одну лишь Тею. И тогда Ван Хельсинг вскочил, заводя спрятанный в рукаве пружинный механизм. Одно отточенное движение — и циркулярный нож вспорол воздух изогнутыми лезвиями, пролетел по дуге… и аккурат в занесенную руку ведьмы! В первую секунду Камилла не поняла, что произошло — и с изумлением опустила взгляд, когда ее собственная кисть глухо шлепнулась на мостовую, все еще сжимая нож побелевшими пальцами. Потом ее глаза метнулись к культе, из которой по запястью хлынула кровь. И лишь после этого обратились на охотника. Она не закричала, по крайней мере Ван Хельсинг не услышал крика — но уши его вдруг заложило, и на мгновение он окунулся в темноту… …а когда вынырнул, кумихо… то есть Тея висела на ведьме, шипя, как разъяренная рысь: — Я тебя и голыми руками разорву!  Кумихо и ведьма сцепились, грызя и пиная друг друга — все уловки и чары позабыты, осталась лишь животное бешенство и желание выцарапать друг другу глаза. Звякнув, по камням проскользил задетый чьей-то ногой нож. Ван Хельсинг машинально подхватил его, а затем достал пистолет. Под грохот выстрела обе женщины прянули в стороны, словно кошки, облитые холодной водой. Камилла схватилась за окровавленное плечо, но Ван Хельсинг уже прицелился снова. Но тут ведьма вскинула на него темные агатовые глаза. — Убьешь меня — и весь город канет в ад. — Стреляй! — вскричала Тея, неловко шевеля окровавленными губами. — Нет, — голос ведьмы был на удивление спокойным, а взгляд по-прежнему устремлен на охотника, — Уж тебе должно быть известно, что такое посмертное проклятье ведьмы. Камилла улыбнулась и распростерла руки, словно не замечая крови, струящейся с культи. Ее шелковое платье было уничтожено, из алых лохмотьев выглядывала высокая грудь. — Этой ночью в Валенсии столько огня — много ли надо, чтобы она заполыхала? Дворцы и хижины, взрослые и дети — целый город за жизнь одной ведьмы. Как тебе, охотник? Ван Хельсинг бросил быстрый взгляд на реку и дома на другом берегу. Туманная дымка стала рассеиваться, а над крышами по-прежнему распускались разноцветные искристые цветы — столь прекрасные, сколь и обманчиво безобидные. Ведьма сделала едва уловимый шаг назад. — Я уйду, оставлю в покое город и вас. Уверена, однажды мы встретимся вновь и завершим этот разговор, — Камилла красноречиво прижала к сердцу обрубок руки, — Я буду ждать. Она начала пятиться, но Ван Хельсинг не отводил прицела. — Ведьмы лгут. — Что ж, рискни, — Камилла улыбнулась, но в глазах ее собралась чернота, — В любом случае это будет незабываемое зрелище. — НЕТ! — взревела Тея и швырнула горсть оставшегося пламени. Однако ведьма успела отпрянуть. Облако дыма тут же окутало ее, но голос продолжал звучать над улицей. — Тебе же, лиса, я клянусь, что каждая ведьма, оборотень и иная тварь в этой стране узнают о твоем предательстве. Куда бы ты ни шла, в какую дыру бы ни забилась — тебя везде будут ждать. И ты не найдешь покоя, пока не сдохнешь. Как собака. С реки густо повеяло сыростью, ветер разметал дым — но никого уже не было. Ван Хельсинг краем глаза уловил движение на крыше дальнего дома — слишком далеко для выстрела. Он опустил револьвер и провел рукой по лицу — на пальцах остались кровь и копоть. Тея беззвучно опустилась на мостовую и закуталась в оставшиеся четыре хвоста. Исцарапанная, оборванная, она была похожа сразу на раненного звереныша и на помятый цветочный бутон. — Тея, — проговорил мужчина и то ли звук его голоса, то ли собственное имя заставило ее вздрогнуть. Ван Хельсинг видел, как в ней боролось звериное и человеческое. Человеческая часть победила, женщина подняла изумрудные глаза, и несколько бесконечных мгновений они просто смотрели друг на друга, вновь поневоле связанные незримыми нитями рока. Лишь донесшийся со стороны реки донесся шум заставил охотника отвернуться. — Кха… м да, — откашлялся Карл, взбираясь по краю набережной, — Жарковато было. Он стер с лица речной ил и виновато глянул на Ван Хельсинга. — Ты в порядке? Гэбриэл лишь рассеянно кивнул, отвлеченный золотисто-белым пятном на мостовой. Отрезанный лисий хвост, даже окровавленный и покрытый грязью сиял в темноте. Охотник снова повернулся к женщине. — Я могу помочь? Лисьи глаза обратились к отрезанному хвосту. — Это ни к чему, — она улыбнулась обычной хищной ухмылкой, — Через сто лет заново отрастет. Тея передернула черными от копоти плечами и тут же принялась поправлять волосы. А затем как бы невзначай заметила: — Что ж, охотник. Похоже ты все-таки победил. Я поеду в Рим, и тебе даже не понадобится клетка и ошейник. Ван Хельсинг смотрел на нее до тех пор, пока она не бросила спутывать волосы и не процедила с тихой яростью. — Что?! Здесь мне все равно нет места. Камилла не успокоиться, пока не сживет меня со света. Я четыре века выживала как монстр среди людей. Но скрываться и от людей, и от других монстров — не по силам даже мне. Я устала. И не хочу больше бежать. — Ну, еще разок пробежаться придется, — заметил Карл, бросив выжимать свою рясу и прислушавшись, — Чары ведьмы рассеялись, скоро здесь будут люди, и нам к тому времени лучше исчезнуть. Кстати, корабль в Рим отходит уже на рассвете. Ван Хельсинг оглянулся на восток, где русло Турии изгибалось прежде чем смешать свои воды с солеными волнами океана. И хотя из центра города еще доносилось трескучее эхо фейерверков, небо над побережьем уже подернулось серой предрассветной зыбью. — И хорошо бы перед отплытием привести себя в относительно божеский вид, — Карл деликатно кашлянул, бросив взгляд на изорванное платье кумихо. Тея в ответ вызывающе ощерилась. — А что, чистой и пригожей у меня будет больше шансов на милость ваших судий? Ван Хельсинг стиснул зубы и молча протянул ей руку. Кумихо поморщилась, словно взвешивая лисью гордость на одной чаше весов и человеческую усталость на другой. И ухватилась за его руку.