Never Let Me Down Again

1.05

Куинн спал чутко и настороженно, как кот, прислушивающийся к каждому шороху и готовый в любой момент вскочить, только ощутит опасность. Порой Хайнеку казалось, что даже во сне капитан продолжает пристально наблюдать за ним, и он не мог избавиться от навязчивой мысли, что если слегка приподнимет надвинутую на глаза шляпу напарника, то увидит, как сквозь приоткрытые ресницы на него посмотрят мутные, точно запотевшее стекло, затянутые третьим веком зрачки. За четыре часа он даже ни разу не пошевелился, хотя Хайнек готов был поклясться, что когда остановил автомобиль у заправки и посмотрел на Куинна, раздумывая, стоит ли его разбудить, плечи капитана вдруг приподнялись, и крылья носа расширились, будто принюхиваясь к новой местности. Но спустя пару секунд, он снова расслабился, и Аллен смог выбраться из машины, постаравшись как можно тише прикрыть за собой дверь. Ближе к рассвету его и самого против воли стало клонить в сон. Встречных и попуток на трассе почти не было, а когда Хайнек свернул с федеральной автомагистрали, то они и вовсе пропали, оставив Шевроле капитана броского цвета переспевшей вишни пробираться в одиночестве через застоявшийся заплесневелый туман. От долгого сидения за рулем начало ломить колени, мысли рассеивались, перед глазами все плыло, и былой энтузиазм, заставивший Аллена отправиться в дорогу, стал понемногу иссякать. Его мучили сомнения, и даже не о том, что он действительно видел в заброшенном парке аттракционов, а о том, стоит ли это показывать Куинну? Мог ли он ему доверять настолько, насколько хотелось? Достаточно ли он хорошо его знал, чтобы предугадать правильную реакцию? Хайнек невольно вспомнил разговор, произошедший после одного из их первых дел. Аллен тогда с непривычки был жутко взволнован тем, с какой строгостью их руководство отреагировало на довольно посредственную ситуацию, и, не находя себе места в кабинете, ляпнул что-то вроде того, что считает всю эту историю преувеличенной и не стоящей беспокойства, тем более что ни одна из вражеских держав тут точно ни при чем. Капитан ничего ему не ответил, как будто даже не услышав, только смерил его нечитаемым взглядом, но через пару минут, когда Аллен и думать забыл об этом, Куинн вдруг спросил: — Что вы знаете о воздушных атаках? Хайнек замешкался с ответом и почувствовал нарастающую неловкость, пока капитан нетерпеливо перетирал между пальцев сигарету. — Должно быть вам известно, почему на данный момент это самое эффективное оружие массового уничтожения? — закусив фильтр, капитан щелкнул зажигалкой и с вызовом вскинул подбородок. Хайнек отступил вглубь кабинета и присел на ближайший стул, пытаясь хотя бы немного отстраниться. — Конечно. Я знаю о последствиях бомбардировок, — избегая смотреть капитану в глаза, он суетливо поправил очки. — Я занимался разработками радиоуправляемых снарядов и... — Не имеет значения. Зенитная артиллерия, управляемая с Земли, — бесцеремонно перебил капитан. Повисла пауза. Хайнек тихо хмыкнул. — И все-таки я вам расскажу, — выждав, произнес капитан. Аллен скрестил пальцы, подозревая, что новый коллега пытается выставить его тут несмышленым ребенком. Как правило, это было свойственно всем военным по отношению к гражданским. Но единственное, что мог сделать в данной ситуации Хайнек, только позволить ему высказаться, чтобы потешить его самолюбие и сохранить при этом собственное самообладание. ― Будьте так любезны. Куинн внимательно прищурился, посмотрев на Хайнека, и откинулся на спинку кресла. — Когда на город нападает пехота, — начал будничным тоном рассуждать он, — у обычного жителя есть шанс спастись. Он может спрятаться или убежать. Может быть подстрелен и истечь кровью, а может выжить после ранения. Он может защищаться. Может быть взят в плен и надеяться, что потом будет освобожден. Может посмотреть в глаза нападающего и, если тот посчитает, что он не представляет угрозы, то может иметь шанс быть помилованным. Но когда над городом появляется бомбардировочная эскадрилья ― надежды нет. Хайнек крепче сжал пальцы, заметив, как под плотными стенками защитного кокона напарника что-то зашевелилось, нечто живое и дикое. Доктор не был уверен, что хочет столкнуться с ним лично, когда оно выберется наружу, но любопытство, чисто натуралистический интерес, от этого никуда не делся. — Когда на город падают зажигательные бомбы, нет смысла ни прятаться, ни бежать, ни пытаться защититься. Огонь перепрыгивает со здания на здание. Фосфор проникает сквозь перекрытия, затекает во все щели... — капитан глубоко затянулся и, резко подавшись вперед, облокотился о стол. — Пятнадцать минут, две тысячи тонн бомб, — заговорил он более четко, и его взгляд заплыл мутной поволокой, — и внизу вспыхивает огненный смерч. Пожар достигает нескольких сотен градусов по Цельсию. А холодный воздух снизу, встречаясь с этим чудовищным жаром, создает такой поток ветра в эпицентре пожара, что выдирает с корнями деревья и буквально засасывает в эту огненную воронку любого, кто окажется по близости, как тряпичную куклу. Тушить огонь бессмысленно. Вода вспыхивает от фосфора. В подвалах и бомбоубежищах люди задыхаются от углекислого газа. Пламя сжирает заживо до обугленных костей. Огонь, обрушившийся с неба, не разбирает, кто ты, с оружием или без, ребенок или старик. Огню плевать... И через два часа, когда ветер утихнет, жар будет все таким же нестерпимым. И даже через десять часов к этому району будет невозможно приблизиться, так как он будет горячей, чем все круги ада. Через пару же дней, когда рассеются облака черного дыма, и спасатели все-таки смогут подойти к остывшим улицам, то они найдут десятки тысяч обугленных изувеченных трупов и мягкий слой пепла с вкраплениями расплавленного металла в пустых бункерах, замурованных изнутри... И это даже не взрыв атомной бомбы. Так что, когда в небе над городом появляется любой неопознанный летающий объект, я ожидаю от него угрозы, потому что я не просто знаю, что такое воздушный налет, я был среди тех, кто его совершал. Понимаете? Капитан вдавил окурок в дно пепельницы и, сглотнув, продолжил: — Кто бы ни был за штурвалом, если ему отдадут приказ, он атакует. Это его работа... В независимости от того, хочет он этого или нет, армейский штаб внизу или мирное население. И это не просто обязанность, это обязанность перед собой и перед тем, чему ты служишь, чему ты безоговорочно веришь. Тем же, кто снизу остается только догадываться, какое оружие против них могут применить. Хайнек пристально посмотрел в глаза напарника. Чтобы доказать, что не боишься, не стоило отводить взгляд, но он все равно слишком быстро сдался, отвернувшись и сделав вид, что ищет что-то позади себя на столе. Ему было некомфортно, и если Куинн добивался именно этого, у него отлично получилось. Хайнек ощутил себя не в своей тарелке и вдруг отчетливо осознал, что ему не место в этом кабинете и в этом отделе. Он не был испуган или удивлен, скорее, подавлен нахлынувшим на него осознанием, что отныне ему придется постоянно сталкиваться с этим грязным чужеродным незнакомым чувством, от которого хочется поскорее отмыть руки и распахнуть все окна в комнате, чтобы наполнить ее свежим незадымленным воздухом. Лучше бы он просто собирал приборы, писал статьи, читал лекции и не лез в дела ВВС. Хайнек вдруг вспомнил, как вообще не хотел связываться с этим ведомством, а ведь было время, когда он и на дух не переносил военных… Едва не пропустив за воспоминаниями знакомый съезд, Хайнек оживился и заметил, как у него вспотели ладони, крепко вцепившиеся в руль. К горлу подкатило волнение. Что ж, он опасался этой работы не зря. Теперь ему кажется, что в любой момент кто-нибудь может вломиться в его дом, в его сны, в его частную жизнь, наставить пистолет на его сына и жену, или же приложить дуло к его собственному виску. Словно это в порядке вещей. Теперь Хайнек боится доверять даже себе самому, ставя под сомнение все, что видит... Краем глаза Аллен заметил, что напарник наконец-то пошевелился и, выпрямившись в кресле, расправил плечи. — Как спалось? ― заговорил он первым. Капитан раздраженно зашипел, разминая шею, и, сняв шляпу, потер оставшийся от тульи след на лбу. — Долго еще? — после сна голос его был более глубоким и низким, чем обычно, заставив Хайнека нервно вздрогнуть. Доктор подумал, сколько еще потребуется времени, чтобы к нему окончательно привыкнуть? ― Минут пять. Почти приехали, если я правильно помню дорогу. В этом тумане ничего не разобрать… ― Господи, заткнитесь, ― пробормотал капитан, отворачиваясь к окну. ― И так голова болит... ― Все еще злитесь? ― Злюсь? ― меланхолично отозвался Куинн, вытряхивая сигарету из пачки. Хайнек не стал продолжать разговор, заметив знакомый съезд к заброшенному парку. ― Надеюсь, сегодня мы ни во что не вляпаемся, ― пробормотал напарник, обеспокоенно всматриваясь в окружающий их туман. ― У вас плохое предчувствие? Капитан брезгливо дернул верхней губой. ― Если бы я знал…