Вы когда-нибудь жили так, что каждый день казался вам одинаковым? Эта рутина давила на вас и заставляла из раза в раз приходить к мысли, что вы сходите с ума? Так хочется в такие моменты, чтобы всё поменялось… Но сил изменить нет, да и руки уже опустились от неудач. Иногда лишь слёзы напоминают нам, что мы ещё живы, что ещё эта чёртова жизнь продолжается. А психика, как зеркало, лишь всё сильнее трещит, разбивается, и погружаемся мы во мрак. Наши крики о помощи не слышат, мы закрываемся в себе и теряем самообладание. Лишь кровавые порезы, боль становятся единственным выходом из ситуации.
Сначала порезы слегка видны, почти как царапины, но с временем они всё глубже и глубже… Это как наркотик, личное наваждение, что превращается в привычку, от которой так просто не избавиться. Боль отрезвляет, позволяет прояснить мысли и в который раз понять, что ты жив, ещё, мать твою, жив! И лишь желание смерти с каждой новой неудачей и каждым новым порезом становится всё ближе.
И выбора нет. Только смерть. Боялся ли я смерти? Нет. Я хотел умереть. Я думал, что всем станет легче от моей смерти, я перестану быть обузой для своего брата и его жены. В школе про меня забудут… И что я лишен родственной души. Я просто хотел сбежать от проблем, ведь мои руки были опущены, я не смог справиться с давлением общества и просто… сломался. Сломался и хотел умереть. Ведь мой выход был во тьме, я не оглядывался на свет. Не осознавал, что это просто чёрная полоса в моей жизни, что это пройдет, стоит мне взять себя в руки…
Знаете, я был очень близок к смерти, я пытался покончить с собой, вскрыл себе вены в ванной братского дома. Но… Если бы не он, Пеинт, меня бы не было в живых… Я до сих пор помню ту пустоту, где не было ничего. Ни боли, ни страданий, лишь одиночество… Мне казалось, я шёл очень долго, и только нежный голос моей матери позволил мне выйти к свету… Подарил надежду снова жить. Время, которое я провел в больнице, многое изменило, заставило задуматься о своём поступке и понять одно. Я не одинок. Да, умерших не вернуть к жизни, как бы ни хотелось, но они ушли. А мне оставалось только смириться с их смертью, чего я сделать просто не мог. Мне не хватило смелости признать, что любимые мама и папа больше никогда не войдут в дом, не обнимут, не поддержат в трудную минуту…
Осторожным росчерком ручки, всё новые и новые слова появлялись на бумаге личного дневника, иногда смешиваясь со слезами, всё чаще заставляя её пропитываться влагой и темнеть. Парнишка вытер ладонью слёзы с глаз, перевёл взгляд гетерохромных глаз в сторону окна, за которым была уже ночь. Только луна ярко светила на небе, но даже звёзд не было видно. Снова эта комната, снова эта картина некогда счастливой полной семьи, кисти и краски на столе и висящее в стороне зеркало. Снова он в своем доме, первая ночь после выписки… После той больницы, после встречи с мужчиной… который был предначертан ему судьбой. А ведь у них целых 10-11 лет разницы! Смущало ли Инка это? Нет. Он понимал, что это просто связь, она не обязывает их быть вместе. Взгляд упал на забинтованную руку, всё ещё не зажило напоминание о таком поступке….
Я до сих пор жалею, что попытался покончить с собой. Ведь я был настоящим эгоистом, думал лишь о том, какой я несчастный и бедный. Моя жизнь полностью состоит из чёрной краски… Почему же я жалею? Потому что тот подонок, что подставил меня, и хулиганы, что отыгрывались — они просто недостойны того, чтобы я из-за них кончал жизнь самоубийством и ставил крест.
Я каждый день слышал, какой я уродец, и я стал ненавидеть себя и свою особенность внешности, я стал презирать свои белые волосы и светлую кожу, свои цветные глаза, и просто хотел быть обычным! Не выделяться из толпы. Чем сильнее люди давят и унижают, тем невольно сам начинаешь искать в себе косяки и уродство, забывая самую элементарную вещь. Мы не можем нравиться всем. Это самая простая истина… Но подростковый максимализм просто не позволяет думать по-другому. Подростки импульсивны и нуждаются во внимании. Но я не хотел этого внимания…
Самым большим потрясением для меня стало то, что я оказался совсем не белой вороной, которой себя считал, у меня есть соулмейт, и я очень благодарен ему за поддержку, он мне как отец. Чуткий, строгий и достаточно приятный мужчина. Иногда судьба совсем странные сочетания придумывает… И мне очень жаль, что я оставил ему на всю жизнь шрам на руке. Это моё бремя, и я не хотел его с кем-то делить. Но моя метка соулмейта… она оставляет отпечаток не только на мне, но и на моей родственной душе. И столько шрамов на наших руках… Лишь из-за меня и моей депрессии, по-другому это никак не назвать. Я уже пару недель, а именно с момента моего «самоубийства», совсем не прикасался к лезвию, хотя иногда руки сводит дрожью от желания порезать себя. Это чёртова привычка! Особенно когда я один… всё сильнее меня накрывает истерика. Я действительно стал бояться одиночества.
Хах, Дневник, ты думал, это всё? Я бы тоже хотел так думать, но к сожалению, только начинаю свой путь к свету, начинаю решать проблемы, что раньше казались мне просто камнем на моей спине, они были для меня без возможности решить… Но почему я смог открыть глаза только сейчас? Только сейчас я наконец взял себя в руки. Я продолжу двигаться вперёд, к свету, не оглядываясь больше во мрак. Я стану сильнее морально, я больше не упаду в пучину своих проблем! Я обещаю тебе, дневник. Ради мамы и папы, ради брата, ради Эррора! И больше никогда не прикоснусь к лезвию, чтобы причинить себе увечья. Я буду сильнее этого.
***
Лишь звон будильника прервал сон юноши, который не очень охотно взял телефон в руки и отключил звук. Некоторое время он пролежал на кровати и смотрел в потолок. Снова в школу… Больничный закончен, хоть и швы ещё не сняты. Но некоторые вещи нужно было решить сейчас. В этот день.
Художник неспешно-таки встал с кровати, скидывая с себя тяжёлое, такое притягательное в этот момент одеяло, встал с кровати и направился к шкафу, доставая свою одежду, серая и чёрная одежда была убрана в дальний угол, а яркие вещи были взяты юношей. Он спешно оделся и глянул на себя в зеркало.
Лохматые белые волосы без пигмента, светлая кожа, клякса чернил на щеке и яркие глаза цвета неба и солнца. Ничего не поменялось во внешности, но что-то точно изменилось. Парень видел не урода, а вполне привлекательного юношу, с яркой улыбкой на лице. Это он? Правда ведь?.. Да, всё ещё он. Тёмные мешки под глазами никуда не исчезли, не исчезли худоба и шрамы на руках… Инк подправил рукава, скрывая бинт и старые увечья. Снова стыдно, стыдно за порезы… но не на своих руках, а на чужих. Юноша снова вспомнил темнокожего доктора, что так заботился о нём, поддерживал в больнице и стал единственным другом. Не зря говорят, что родственная душа всегда найдет способ стать кем-то дорогим. Даже несмотря на то, как ведёт себя человек. Это не обязательно любовь, но… Кто знает, как будет в будущем?
— Мы сами строим своё будущее, — тихо прошептал Инк и вышел из комнаты, прихватив рюкзак. Спустился на кухню и глянул на брата.
— Инк, ты точно уверен, что хочешь сегодня идти в школу? — напрямую спросил Пеинт, с сомнением глядя на брата. Вся эта произошедшая ситуация достаточно смутила старшего. Он совсем не замечал, как брат всё сильнее погружался в пучину проблем, как начал резаться, и только попытка самоубийства открыла ему глаза. Чёрт возьми, Пеинт должен был понять всё намного раньше и помочь, но вместо этого он был слеп к проблемам братишки, совсем не старался как-то подействовать и что-то поменять. Не спрашивал, как дела в школе, не знал об избиениях… Он совсем ничего не знал! И как после этого зваться старшим братом? Опекуном?!
— Да, братец, — отвёл взгляд Инк и сжал руками свой свитер, сглатывая. — Мне нужна твоя помощь! Пожалуйста, Пеинт, сходи со мной к директору, я хочу добиться справедливости, хочу, чтобы прекратились побои или… хочу перевестись в другую школу… Но я не хочу, чтобы остаток моей школьной жизни был адом!
— Я не собирался отправлять тебя одного в школу, Инки, эти чёртовы дети должны быть наказаны за склонение к суициду и буллингу! Они недостойны жить в обществе нормальных людей, раз находят слабого и издеваются! — Пеинт ударил кулаком по столу, уже не скрывая своего раздражения. — Закон на нашей стороне! Я обещаю, Инк, все те, кто издевался, будут наказаны.
— С-спасибо! — тут же крикнул Инк и крепко обнял брата, ощущая, как слёзы потекли с глаз. Именно этого Инку не хватало… И почему он сразу не обратился с проблемами к брату? Думал, что его он засмеёт? Юноше просто казалось, что брату нет дела до него, до его проблем, что он не поможет… Но, может, последние события так повлияли?
Нет! Последние события просто подтолкнули его к тому, что родные люди ему не враги, что не надо молчать и биться в сомнениях. Никогда не надо думать, что попытка суицида что-то изменит!
— Ох, Инк… Только не плачь…
— Прости, Пеинт, я просто счастлив тому, что ты мне поможешь… Я думал, что тебе нет дела до меня…
— Эх ты, дурак. Ты мой единственный младший брат, конечно же, я хочу, чтобы ты был счастлив, чтобы тебе было ради чего жить!
— Ну… я уже нашел ради чего жить… Я не хочу больше причинять кому-либо физическую боль и не хочу огорчать… — скулы Инка слабо окрасились в красный, вспомнив янтарные глаза, которые с такой нежностью смотрели на него в некоторые моменты.
— Доктора Афтера? — усмехнулся Пеинт.
— Что?! Нет!
— Пеинт, не смущай брата и давайте уже завтракать, у вас сегодня будет очень тяжелый день, так что надо набраться сил, — тут же отозвалась молчавшая до этого девушка, она поставила две тарелки с глазуньей на стол и подмигнула младшему, поцеловав мужа в щеку.
— Ладно-ладно, только не злись, дорогая, — улыбнулся Пеинт.
Улыбка снова появилась на смущенном лице юноши. Отношения брата с этой девушкой были такими милыми и наполняли
решимостью двигаться дальше, больше не думать о смерти. Это лишь начало. Мрак уходит назад, пустота перестаёт поедать.
— Спасибо, Кор, приятного аппетита, — проговорил Инк, вытирая слёзы.
Маленькие шажки уже сделаны к свету.
