Сдавайся

Кажется, очередную порцию самбуки он залил мне в глотку, не поджигая, холодной. Мой рот онемел, и было все равно. Половину даже не смог проглотить. Он опять облизнул мои губы и, как бы не отходя от кассы, поцеловал. Я уже и не отпихивался, слишком опьянел. Чувствовал себя безразличным наблюдателем. — Кажется, Карина пришла. Надо тебя подготовить. — Чего?.. Эй. — Не бойся, так тебе просто будет спокойней. Помнишь, я говорил: я позабочусь, чтобы у тебя стоял. А это так, чтобы ты не стеснялся… — и завязал мне глаза каким-то платком. Вопреки его обещаниям, я начинал нервничать все больше. Никита сел сзади, развязал пояс на халате и погладил по груди. — Ей просто очень нравится смотреть. Но я не сделаю тебе больно или неприятно, честно! Если что не понравится, по первому слову остановлюсь, — пообещал Никита мне на ухо. Его полушепот сладко щекотал висок, но не успокаивал. Моя грудь ходила ходуном под его руками. Он опять меня целовал, и в этот раз я покорно стерпел, хоть и не понимал зачем. Никита залез ко мне в трусы, и даже вусмерть пьяному мне стало стыдно. Он умело сжимал, наглаживал и ласкал мой член, но тот не реагировал. — Да… Так не пойдет. — Я вроде как услышал смешок и сдвинул коленки. Спиной ощутил, что он куда-то отошел, затем я услышал его перед собой. Я закрыл рот руками, когда почувствовал нечто влажное и горячее касающееся моей головки. Я боялся проронить звук, я не хотел смотреть и в какой-то степени был благодарен, что ничего не вижу. — Расслабься… — выдохнул он, толкая, и я оперся на спинку дивана. С влажными чмокающими движениями он насасывал мой член, пальцами массировал яйца. Я дышал так часто, что кружилась голова. Поверить не мог, что это происходит, и уже думал о том, как потом я вообще смогу все забыть?! Игриво выпуская из губ мой торчащий член, Никита дожидался, когда он шлепнется о живот, и снова вбирал его в рот. Его пальцы поползли куда-то глубже под меня, и я пугливо дернулся назад. Поцелуи стали ощущаться все выше и выше… — Не бойся, попробуй расслабиться. Я кое-что об этом знаю, тебе будет офигительно приятно… — Его голос был хриплым и тихим. Я вцепился в Никитины запястья: — Зачем? — Карина смотрит и прямо слюной вся истекает. Показывает, чтобы я продолжал… Запрыгивать на твой ствол будет уже мокрая, как сочный персик. Ты ведь хочешь так? — все это он говорил мне на ухо, а я лишь мелко дрожал в ответ. Кое-как договорился со своими окаменевшими руками, но держал их наготове. Я зажмурился сильней, когда пара скользких пальцев проникла в мой зад. Мой разум все это отторгал, а вместе с ним и тело; мышцы непроизвольно сжимались, причиняя боль. — Ложись, да, вот так. — Почему она не присоединяется? — подал я слабый голос. — Я ведь говорил, обожает смотреть. Она маленькая извращенка, да, детка? — хмыкнул куда-то в сторону Никита, и я, любопытно повернув голову туда же, столкнулся с губами. Языком он уже смело шарил у меня во рту, а я все старался примириться с мыслью, что целую мужика. Нет, ну а на что я рассчитывал, соглашаясь на секс втроем? Что мы с ним не будем контактировать? Наивный идиот. Я вдруг с ужасом понял, что мой зад привык к вторжению; почти не болело. Никита ласкал языком мое ухо и скользнул кончиком в его нутро — единственное, что мне было приятно. И он это понял по дыханию. Замер. Я почувствовал щекой его улыбку и старательно делал вид, что ничего этого не замечаю. Слава яйцам, я пьяный в дрова. Лишь бы меня не стошнило. Лишь бы не прямо сейчас! Никита прикусил зубами мочку. Его пальцы толкнулись глубже и решительней; я весь подобрался. — Нет, наоборот, Кирилл… расслабь бедра. И опять принялся за мое ухо. Щелчок; я такой уже слышал. Его пальцы пропали на несколько секунд, а вернувшись, опять были прохладными и мокрыми. — Ты… ты что?! — задохнулся я. — Не парься… это просто… секс… — пропыхтел Никита, сражаясь с моими руками. Больше мы не разговаривали, я порычал немного, сопротивляясь. Он повалил меня животом на диван и стал проталкивать в зад что-то несоизмеримо здоровое. От режущей, разрывающей боли мне закладывало уши. Было страшно. Особенно страшным было осознание — это уже происходит, и я не могу это остановить. Только смириться и перетерпеть. Мои руки затекали, Никита крепко их держал. Это закончится, это вот-вот закончится! Я расслабил руки; он долбил меня с небольшой амплитудой, но твердо и бескомпромиссно. Будто не членом, а острым камнем. Я непроизвольно скулил от боли и, когда все прекратилось, задержал дыхание. Чем-то горячим окропило спину, я брезгливо дернулся. — Фу-ух, — произнес он, садясь рядом на диван. Мне не нужно было снимать повязку, чтобы понять — в комнате нас только двое. Полежав еще пару минут, я аккуратно поднялся. Не глядя на ублюдка насильника, я неторопливо побрел в душевую. Спешить уже было некуда, как и незачем размахивать кулаками или выяснять что-то. Меня развели, как лоха. Будто я и сам хотел, чтобы меня развели, но это было не так… Просто… видимо, я и правда лох. А чувствовал себя почему-то проституткой. Глупой проституткой. Было не отмыться; задницу саднило нещадно. Щипало даже просто от воды, аж слезы выступали. Я максимально осторожно оделся, отправился на кухню, взял бокс с недоеденными запеченными роллами и пошел к входной двери. Уже спускаясь с кряканьем по ступенькам, услышал сзади растерянное: «Эй!» — и, не раздумывая, швырнул туда роллом из коробки. Никита опешил и вылупился на меня, стряхивая с футболки майонез. — Блядь. Больше он вслед ничего не кричал. Стемнело. По дороге я ел роллы из коробки руками и перед метро ее выкинул. Приехал в общагу. Торчал в душе долго. Пытался смыть долбаный мандариновый запах. Пытался уснуть. Пытался разбудить Серегу. Нашел у Сереги в шкафу початую бутылку водки. Догнался и заснул.