Василиса сидела в своей комнате в Черноводе. Где-то внизу играла музыка и слышались радостные голоса – все веселились в новогоднюю ночь. Все, кроме Королевы Времени.
Звучало парадоксально, но, тем не менее, было печальной правдой. У девушки совершенно не было настроения радоваться чему-либо. Ее не прельщала перспектива в полночь вместе с Фэшем пялится в нуль-зеркало, как президент перед курантами на Остале. А начиналось же все так хорошо! Два года подряд она чувствовала себя полностью комфортно в окружающей ее обстановке. Ей нравилось обитать в Расколотом замке, заниматься высшим часодейством, приветствовать людей в новогоднюю ночь. Ей нравилось жить.
А теперь этого всего нет. Расколотый Замок излазан вдоль и поперек, занятия почти прекратились, так как учителя решили, что ребята достаточно опытны, чтобы заниматься самообразованием, а главное, Фэш начал ее раздражать. Детская влюбленность куда-то улетучилась, уступая место холодности и безразличности. Василиса больше не чувствовала приятный комок в животе, когда смотрела Драгоцию в глаза, не замирала при мысли о перспективе провести с парнем романтичную ночь, сидя на крыше замка и любуясь на Временной Разрыв.
Огнева в целом не понимала, что с ней происходит. В один день она жаждала общения с друзьями, и даже колкости Фэша, ставшие регулярными, не так задевали ее, а в другой дулась на всех и не хотела контактировать с внешним миром. И даже на подростковую колючесть это нельзя было списать – Василисе в этом июле исполнилось 17.
Девушка откинулась на подушки и закрыла глаза. Сколько часов провела она, вот так лежа и пытаясь понять, что не так с миром! Или с ней?
Все не так. Фэш достал, роль Времени достала, жизнь достала. Можно хоть сейчас исполнить давнишнее желание старшего брата и выпасть из окна. Может, никто и не заметит, по крайней мере, до 12.
В чем причина? Чего ей не хватает?
В дверь постучали. Няня Фиала, очень состарившаяся за последние пару лет, показалась в дверном проеме. Увидев девушку в таком расклеенном виде, она схватилась за голову.
– Василиса, ты что лежишь?! Сейчас без пятнадцати полночь, все тебя ждут, а ты тут валяешься! И платье помяла! А ну живо вставай, дай я приведу тебя в порядок.
В другой раз девушка бы разозлилась или повиновалась, но сейчас просто никак не отреагировала. Ей было плевать, что о ней подумают другие. Даже отец, с которым у нее наконец наладились отношения, бережно ею хранимые.
Тогда госпожа Фиала попробовала поднять Василису силой. Но не тут-то было. Огневу необычайно вывело из себя такое отношение, и она, недолго думая, вспрыгнула на подоконник и сиганула вниз с Восточной башни, на лету раскрывая крылья. Няня только ахнуть успела.
Василиса неслась прочь от замка. От быстрого полета и очень холодного зимнего воздуха на глаза наворачивались слезы. Вдалеке пробили куранты на Часовой башне Черновода. Где-то по касательной промелькнула мысль о том, что подумают люди, увидев Фэша одного в нуль-зеркале. То, что он сжил ее со свету? Что ж, частично это так.
Девушка не знала, сколько она летела. Но, когда внизу промелькнули очертания ЗолМеха, Василиса поняла, что пора остановиться на отдых. Она спикировала на один из островков неподалеку, вернее, на утес, одиноко торчавший посреди моря.
Волны ударялись о камни, обдавая Василису ледяными каплями. И без того замерзшая на пятиградусном морозе девушка совсем окоченела и еле смогла выпустить часовую стрелу, чтобы наложить согревающий эфер. На нее тут же накатили теплые воспоминания о том, как Миракл учил ее этому полезному знанию.
Сердце тут же болезненно сжалось при воспоминании о любимом учителе. Он исчез из виду чуть больше года назад, отправившись «налаживать дела» то ли в другую параллель, то ли на Осталу. В любом случае, вестей о нем не было уже давно, а любая попытка узнать что-нибудь у отца или Черной Королевы увенчивалась неудачей: те либо отмалчивались, либо переводили разговор на другую тему.
Хотя она себе в этом не признавалась, девушка очень беспокоилась за своего учителя, который за 4 года стал ей очень близким другом. Она всегда очень любила его уроки, и это его исчезновение не на шутку беспокоило Василису. Может, это было причиной ее печали? Может, именно нехватка верных и хороших друзей так изводило ее? Ведь сейчас рядом с девушкой и правда не было никого по-настоящему близкого. Бывший Орден Дружбы распался – Ник все свое время проводит в Астрограде и почти не навещает ее, Диана стала одной из первых советниц Жемчужной Королевы, у нее редко находится время поболтать с подругой. Маар заменил недавно умершего деда в мастерской Чернолюта и не вылезает из клокеров вообще. О Даниле и Грозе ничего не слышно, ровно как и о Николь. Одна Захарра до поры до времени поддерживала дружеские связи, но как только узнала, что у Василисы с Фэшем не ладится, тут же охладела к девушке. А ведь обещали всегда быть вместе, да… Зачем она вообще согласилась приехать на новогодние праздники в Черновод? Потому что думала, что смена обстановки поможет ей развеяться? Как же наивно! В Черноводе призраков прошлого было больше, чем во всем Временном Разрыве вместе взятом. Даже налаженные отношения с отцом и пожизненная «отлучка» Елены не радовали ее. Скорее наоборот, из-за отсутствия многих привычных составляющих жизни Василиса чувствовала себя чужой в окружающем ее мире.
Зазвенел часовой браслет – пришло сообщение на часолист. Сама не зная зачем, Василиса очертила в воздухе круг и открыла книгу. Письмо незамедлительно вылетело из нее:
«Василиса, не дуйся, возвращайся в замок. Тебя тут с нетерпеньем ждут.
К. Лазарев»
Огнева даже фыркнула. Неужто они такие наивные? Думают, что одних слов хватит, чтобы приманить ее обратно в мышеловку. И сыр подложили дешевый – тот, кого она по-настоящему ждет, не может вот так просто оказаться в Черноводе.
Откуда в ней проснулась это детское упрямство из серии «я обиделась и ушла из дому?» Непонятно. В любом случае, просто так она уже не сдастся. Это походило на глупую игру, но Василисе даже нравилось. Нравилось вот так сидеть на утесе и мерзнуть от ледяных капель. Добродетельных капель – они скрывали самую позорную девичью слабость. Нет, она не плачет. Просто у нее ностальгия по лучшим временам.
Девушка нащупала мамин медальон под одеждой и извлекла из него бумажную птичку – красивый и замысловатый эфер, которому научил ее опять же зодчий. Он говорил, что это его собственное изобретение. Правда это была, или нет, но Василиса ему верила. Она вообще всегда верила этому своему наставнику. За все свое знакомство с ним, это всегда был человек, которому можно было довериться. Девушка признала, что Миракл стал для нее отцом, настоящим, тем, кто воспитал ее в часодейном мире, к которому она тянулась и на кого ровнялась. Ей было неизвестно, сколько ему лет на самом деле. Не знала его фамилии, и это тоже привлекало – порой Василисе очень хотелось не знать, к какой семье она, как поводком, привязана.
Девушка покрутила в руках птичку. В голове всплыли слова: “Это будет наш с тобой маленький секрет, Василиса. Я зачасовал эту голубку так, что, где бы я не находился, она всегда прилетит ко мне. Это очень удобно, когда не хочешь лишних свидетелей переписки – просто нашепчи фигурке сообщение и пошли ее ввысь. Если Черная Королева будет тебя мучить домашними заданиями – обращайся, и я всегда отвечу.” Она так и не спросила, работает ли это с другими параллелями и Осталой. А потом не попробовала. Потому что боялась получить в ответ пустоту и незнание.
Она спрятала голубку обратно в медальон и, свернувшись калачиком, уснула под шум волн прямо на холодном камне.
***
Проснулась она, когда солнце еще не взошло над горизонтом. Ночью шел снег, и Василису засыпало полностью. В том, что она подхватит воспаление легких, или еще что похлеще, можно было не сомневаться.
Еле разогнув задеревенелые ноги и с трудом расправив крылья, девушка устремилась обратно в замок.
Часы на главной башне показывали без пяти шесть. Был шанс, что после ночной гулянки никто, даже отец, привыкший вставать рано, не заметит ее прибытия.
С помощью эфера открыть окно, залететь в спальню – проще простого. Но каждое обыденное действие вызывало тоску и боль. Все уже не может быть так, как раньше. Все уже не так, как раньше.
Василиса все-таки уступила место слезам. Тонкими ручейками они прокладывали борозды на бледных щеках. Хочется кричать, но из горла вырывается лишь глухой шепот. “Почему?.. Почему никого нет? Почему единственный…. Близок… далеко… несправедливо!..” Медальон открывается, и маленькая белая тень мелькает в воздухе. Но сквозь пелену этого не видно.
Надо утереть слезы. Стыдно 17-летней девке плакать. Чтобы сказал бы на это отец? Плевать на отца. Но это твои принципы, не плакать. К черту принципы, они принадлежат другой девочке, которой уже нет.
***
Дверь отворяется, кто-то зовет по имени. Голос знакомый, но в это не верится. Этого просто не может происходить в этой реальности.
- Человек сам создает параллели и вероятности и сам выбирает, в какой ему жить.
Глаза открывать не хочется – уж слишком хороша и неправдоподобна иллюзия.
- Где бы я не находился, она всегда прилетит ко мне. Это очень удобно, когда не хочешь лишних свидетелей, обращайся, и я обязательно отвечу…
Она открывает глаза и устремляет свой взгляд в глаза напротив – темно-серые, всегда улыбающиеся. Той улыбкой, которой так долго не хватало.
Броситься на шею, обнять, уткнуться в плечо дорогому сердцу человеку – так просто бывает только в романах. В жизни же вовсе нет. Сложно вот так взять и встретиться после разлуки, простить, поговорить. Это кажется правдоподобным только в книжках, на самом деле все не так.
До того не так, что Василиса просто сдается. Разрывает зрительный контакт и уходит. Из комнаты, но легче уж из жизни. Она устремляется в Западную башню – прочь от иллюзий, прочь от рутины. Запереться бы в ней и не выходить до самого конца.
Просто нельзя подчиняться мечтам. Плод больного воображения, не больше, от которого хорошо спасает холодный ветер.
Сзади шаги – аккуратные, ненастойчивые, дающие шанс передумать. Но обманываться напрасно – теперь уже не в ее стиле.
Ноги скользят по мокрым ступенькам. Ржавая дверь пронзительно скрипит, сопротивляется, но все же открывается, оставляя на руках противный след. Светлеющее небо едва видно сквозь малюсенькое окно.
Она стоит неподвижно. Нет сил даже дышать. Испачканные руки окутывает приятное тепло от очищающего эфера, которому она так и не научилась.
- Ты упражнялась в тиккеровке?
- Не было сил.
- Понимаю.
- Нет, не понимаете! – она со злостью оборачивается, хочет уйти, но крепкая рука хватает ее хрупкую ладонь.
- Не понимаете… Иначе не заставили бы страдать.
Он молча смотрит на нее. Неужели впервые в жизни у великого архитектора не нашлось, что ответить? Да и, по правде, что тут сказать?
- Иногда, - наконец говорит, – самое сложная задача кроется в простом решении.
У Василисы брови взлетают вверх – это тут причем? Сейчас не время для философских рассуждений.
- В том, чтобы просто прожить, заточить в янтарию и больше никогда не вспоминать. Я тебе не рассказывал про такой способ избавления от груза прошлого? У меня, кстати, где-то завалялся лишний камешек.
Кусочек часодейства ярко переливается в лучах восходящего солнца. Василиса берет его и, взмахнув часовой стрелой, направляет всю свою пустоту туда.
Черный туман застывает в неподвижном состоянии в центре камешка, замурованный, как Астрагор, в облачении солнечных лучей.
Что делать дальше – понятно. Подойдя к окну, девушка выбрасывает опороченное дитя солнца в море, чтобы навсегда забыть об этом грехе. Замуровать, выбросить и забыть.
***
Солнце встало, обозначив первый день нового года. Оно осветило и Одинокую башню, выходящую, как ни странно, окнами на восток. В Одинокой башне, на ее крыше стояло два человека. На лице одного так и не исчезла улыбка, а на лице другой она вновь появилась.
