Хорошая еда

— М... Кед пила, а это что? Капитан отвлеклась от кружки ароматного чая капа и окинула взглядом стол, на котором уже теснились две порции акульего супа, миска лепешек таар и целый кувшин кокосовой воды. Подавальщица, молоденькая уана, блюда не назвала, просто поставила на самый край еще две глиняные тарелки и упорхнула прочь. — Ну... Тонкие пальчики капитана обвели полукругом буро-зеленые кульки из каких-то листьев. — Это — рулеты мохора. Запеченное мясо мохора с мякотью коики, вареное в листьях капа. — Капа — как твой чай, — Рекке кивнул. — Верно, — капитан подвинула к себе тарелку и откинула назад волосы, чтобы не мешались. Длинные пшеничного цвета пряди рассыпались по ее плечам, едва не заставив Рекке позабыть о предмете разговора. — Коики ты уже запомнил? — А? О, та. Сладкий плод. Колет руки и сильно пахнет. Мягкая улыбка тронула ее бледно-розовые губы, и Рекке лишний раз посетовал на свою кожу, не способную скрыть даже самый легкий румянец. — Хорошо. Ну, мохор... это кит. А кит... — она отставила кружку и широко развела руки в стороны, — это большая рыба. — Большая рыба кит, — повторил Рекке. — Кит мы встретили... Нет, не так. Кита мы встретили два дня назад, та? Грамматику он постарался выучить в первую очередь — так было проще ориентироваться в словах. Его успехи впечатляли и радовали капитана, а от ее похвалы на душе, тоскующей по Йецухе, всегда становилось теплее. Капитан кивнула и опустила ложку в акулий суп, помешивая его. Из-под ярко-красной поверхности, припорошенной разнообразными травами, всплыло несколько жирных светлых кусочков. В Липасалисе суп из акулы тоже варили, но и стоил он гораздо дороже, и мяса туда клали заметно меньше. — Рулеты мохора, — Рекке прищелкнул языком и, решив, что этого достаточно, переключился на последнее блюдо. Выглядело оно причудливо. — А это... тоже рулет? — Ага. Ну, не совсем. Это вайлианское блюдо, здесь его не готовили, пока на Архипелаг не прибыли первые торговцы. Или Принчипи. Капитан скривила носик, так что вокруг глаз собрались очаровательные морщинки, и зачерпнула суп. — Не знаю, если честно, кто из них был первый. Рекке невольно улыбнулся. Поесть капитан явно любила больше, чем читать книжки и слушать лекции по истории. Может, потому что на родине было голодно, а лишние знания выживанию не способствовали. Зато о букетах вин и искусстве приготовления тюленьего мяса она могла говорить часами. К сожалению, пока большей части сказанного Рекке не понимал. И ему до сих пор было интересно увидеть этого самого тюленя. Животное по описанию получалось каким-то... нежизнеспособным, а Движущаяся Белизна, где на этих самых тюленей охотились, — очень... суровым местом. — Называется «мари крудия», — продолжила капитан после того, как проглотила первую ложку супа. — Икра, завернутая в сырое мясо серебрянки, завернутое в сушеную огненную водоросль. Немного запутавшись, что во что завернуто, Рекке потер пальцами лоб, но голодный блеск в льдисто-голубых глазах капитана непрозрачно намекнул: есть ей сейчас хотелось больше, чем давать уроки аэдирского, пусть даже гастрономического. — Маи... мари кьу... Мх. — Это вайлианский. После обеда спросим у Паледжины, как переводится. Паледжина сидела тут же — в гордом одиночестве, заняв столик в дальнем углу таверны. За барной стойкой, потрясая полупустыми кружками, громко спорили Майя и Серафен. Зоти вертелась рядом, изредка откусывая от чего-то, похожего на завернутый в лепешку овощной салат. Эдер делил стол с Алотом и Константином, но все молчали: первый курил, остальные ели, глядя себе в тарелки, разве что Константин нет-нет да стрелял глазами в сторону чинно трапезничающей Фессины. Та в свою очередь что-то сдержанно, но увлеченно доказывала Текеху. Уточнить, правильно ли он понял значение слова «икра», Рекке решил потом. Местный акулий суп обжигал язык и будто бы обволакивал горло, наполняя нос ароматом пряностей. Но мясо — мясо было просто великолепным! Как если бы на Архипелаге готовили из здоровых и молодых акул, а в Йецухе — из их старых больных сородичей. Лепешки таар оказались не хуже — поджаристые, но не крошащиеся, с легким привкусом морской соли. Рулеты напомнили Рекке блюдо из птицы со сладкими фруктами, которое часто готовили в доме его отца, но вкус был гораздо ярче, не говоря уже об отчетливом рыбном запахе. А из вайлианской диковинки получилась бы отличная закуска к рисовому вину. Но какой бы хорошей ни была еда, она не могла поглотить внимание Рекке полностью. Капитан была маленькая, худая, с фигуркой как у девчачьей куклы — и ухитрялась не набирать при том, что ела за троих с заразительным аппетитом. Это зрелище Рекке почему-то находил милым. И длинные заостренные ушки — тоже. И почти белые, словно припорошенные снегом ресницы. Вся она была какая-то... белая, светлая, как путеводная звезда в ночном небе, по которой моряки ищут путь домой. Рекке моряком не был, но мог надеяться, что капитан в самом деле поможет ему вернуться. А может быть, сама станет для него домом. — А? — А? Рекке часто заморгал, прогоняя нелепый морок. Капитан смотрела на него с легким недоумением, последняя ложка супа — один бульон — застыла на полпути. — Ты сказал... Эм. Что-то на своем. Он что-то сказал?.. — Кажется, вроде... «келап тамуку»? Я не расслышала. Чувствуя, что заливается краской, Рекке поспешно наклонил голову, пряча лицо за густыми рыжими волосами. Это всегда спасало его от неудобных вопросов. Нет, не мог он такого сказать. Или мог? Рекке не верил в глупости вроде любви с первого взгляда и давно уже не был мальчишкой, опрометью бросающимся навстречу чувствам, но... Почему тогда он смотрел на крошки с левой стороны ее рта и красноватые пятна бульона — с правой, и думал, что это мило? Более того — переводя взгляд в центр, осознавал, что хотел бы поцеловать ее. Ну да, капитан спасла его из воды, но не могло ведь дело быть только в этом? — Я сказал... — наконец отмер Рекке, — «ке лап тамуту». Означает... э-э, «я люблю...» На гениальную мысль его навела остывающая тарелка супа прямо перед глазами. — «...эту еду»! То есть «мне нравится эта еда». — «Мне нравится эта еда»? — с сомнением протянула капитан, а затем неожиданно оживилась и закинула в себя вайлианский рыбный рулет. — Ке лап тамуту! Мне тоже нравится эта еда. Рекке бесшумно выдохнул и убрал растрепанную прядь за ухо. В какой-то момент ему показалось, что его маленький обман провалился, и... И что? Он не задумался бы о том, что чувствует? Не услышал бы трех заветных слов, пусть даже они пока ничего не значили? Капитан вернулась к обеду, а Рекке снова принялся ковырять свой суп. Аппетит то ли улетучился, то ли его и не было. Ни румянец, ни рассеянная улыбка не торопились сходить с лица. Неясное беспокойство возникло в затылке, как если бы туда врезался большой жук. Рекке положил ладонь на зудящее место, приглаживая волосы, и обернулся, выискивая причину. Долго искать не пришлось: в уютном полумраке таверны ярко горели два огромных желто-зеленых глаза. — Ешь, — напомнила капитан. — Нам скоро возвращаться на «Непокорный». — Та-та, — согласился Рекке, наливая себе в кружку кокосового молока и нервно поглядывая на Серафена. И что он такого сделал?..